– Это хорошо.
Какая-то в нем ощущалась отстраненность, больше, чем обычно, будто у него было что еще сказать, а он отмалчивался.
– Эдуард, не юли.
Он прищурился:
– Ты о чем?
– Расскажи, что вас тут всех волнует.
– Я пытался увидеться с Ники Бако без тебя и Бернардо.
– Бернардо тебе сказал о встрече? – спросила я.
– Нет, твой друг детектив Рамирес.
Этого я не ожидала.
– Последний раз, когда я с ним виделась, он рвался пойти к Бако вместе со мной.
– Он продолжал рваться, но Бако никого из нас видеть не захотел. Он требовал тебя и Бернардо или хотя бы тебя.
– И ты расстроился, что Ники отверг твое приглашение на танец? – спросила я. – В этом дело?
– Тебе в самом деле нужен Бако, Анита?
– А что?
– Ответь на вопрос.
Я достаточно знала Эдуарда. Если я не отвечу на его вопрос, он не ответит на мой.
– Да, нужен. Он некромант, Эдуард, а эта тварь, чем бы она ни была, – это какая-то форма некромантии.
– Но ты лучший некромант, чем он, ты сильнее.
– Может быть, но я ничего не знаю о ритуальной некромантии. То, что я делаю, ближе к вудуизму, чем к традиционной некромантии.
Он вяло улыбнулся, качая головой:
– А что именно называется традиционной некромантией и почему ты так уверена, что Бако ею занимается?
– Если бы он был аниматором, я бы о нем слышала. Нас не слишком много. Значит, он не поднимает зомби. Но и ты, и все, кто имеет отношение к метафизике в Санта-Фе и его окрестностях, говорят, что Бако работает с мертвецами.
– Я только знаю, какая у него репутация, Анита, с работой его я не знаком.
– Да, но я его видела. Он не занимается вудуизмом. Я достаточно с ним пообщалась, чтобы это почувствовать. Значит, он не аниматор и не вудуистский жрец, а его все равно называют некромантом. Тогда это может быть только ритуальная некромантия.
– То есть? – спросил Эдуард.
– Насколько я знаю, это значит вызывать духи мертвых для чего-нибудь вроде гадания или ответов на вопросы.
Эдуард покачал головой:
– Что бы ни делал Бако, это что-то похуже, чем вызов призраков. Люди его боятся.
– Очень мило с твоей стороны предупредить об этом уже после того, как я у него побывала.
Эдуард сделал глубокий вдох, держа руки на бедрах и не глядя на меня.
– Я допустил оплошность.
Я посмотрела на него:
– В тебе много разных свойств, Эдуард, но оплошность к их числу не относится.
Он кивнул и поднял на меня глаза:
– А тяга к соперничеству?
Я нахмурилась, но ответила:
– К соперничеству? Это я готова за тобой признать. Но при чем здесь Бако?
– Я знал, что в его баре ошивается шайка местных вервольфов.
Я вытаращилась на него, и когда моя отвисшая челюсть приняла исходное положение, я сказала:
– Засранец ты завистливый. Из-за тебя мы с Бернардо вошли туда неподготовленными. Нас обоих могли из-за тебя убить.
– Я сейчас объясню, зачем это сделал, дай мне шанс.
– Хочешь, угадаю навскидку? Ты хотел видеть, как я или Бернардо справимся с ситуацией или справимся мы оба.
Он кивнул.
– Какого хрена, Эдуард? Это же не игра!
– Я знаю.
– Нет, не знаешь. Ты все время что-то от меня скрываешь, с момента моего приезда. Испытываешь мою храбрость и самообладание, сравниваешь со своими. Это так по-школьнически, так… – Я поискала нужное слово и нашла: – Так по-мужски!
– Прошу прощения, – сказал он тихо.
Извинение меня остановило, слегка охладило праведное негодование.
– Я никогда не слышала, Эдуард, чтобы ты за что-нибудь извинился перед кем бы то ни было.
– Я уже очень давно этого не делал.
– Значит ли это, что с играми покончено и ты перестаешь выяснять, кто из нас круче?
Он кивнул:
– Именно так.
Я выпрямилась на кровати и посмотрела на него.
– Это общение с Донной или что-то другое так тебя преобразило?
– То есть?
– Если ты не прекратишь всю эту сентиментальную тягомотину, я начну считать, что ты такой же простой смертный, как все мы.
– Кстати, о бессмертных, – улыбнулся он.
– Но мы же не о них говорили?
– А это я меняю тему.
– Ладно.
– Так вот, если этот монстр действительно какое-то страшилище ацтекских легенд, тогда чертовски странное совпадение, что Принцесса города, совершенно случайно – ацтекской крови, ничего о нем не знает.
– Мы с ней говорили, Эдуард.
– Как ты думаешь, вампир, пусть даже Мастер, способен натворить все то, что мы видели?
Я задумалась, потом ответила:
– С помощью только вампирской силы – нет, но если она при жизни была ацтекской чародейкой, то могла сохранить свое умение и после смерти. Я слишком мало знаю об ацтекской магии. О ней вообще мало что известно. Эта тетка отличается от всех известных мне вампиров, а это значит, что при жизни она могла быть чародейкой.
– Я думаю, тебе надо бы снова с ней повидаться.
– И что? Спросить ее, не замешана ли она в убийстве, расчленении и обдирании двадцати с лишним человек?
– Что-то вроде, – осклабился он.
Я кивнула:
– О’кей. Когда выйду из больницы, первым делом наведаюсь в штаб вампиров.
Лицо у него стало совершенно пустым.
– Эдуард, в чем дело?
– Тебе действительно нужен Бако?
– Я эту тварь почуяла в первый же день – или ночь – приезда. И она меня ощутила и закрылась. С тех пор я так сильно ее не воспринимала, а мы проезжали мимо того места, где это было. Бако тоже умеет ее ощущать, и он ее боится. Так что да, я бы хотела с ним поговорить.
– Ты не думаешь, что за этим стоит он?
– Я ощущала силу этой твари. Бако силен, но не настолько. Чем бы эта штука ни была, но это не человек.
Он вздохнул:
– Ладно. – И сказал, будто принял решение: – Бако говорит, что ты должна с ним встретиться сегодня до десяти утра, иначе можешь вообще не приходить.
Я поискала взглядом по палате и нашла часы. Было восемь.
– Черт! – сказала я.
– Док говорит, что тебе нужно пробыть здесь еще не меньше суток. Леонора считает, что, если монстр опять на тебя нападет, ты не выдержишь.
– Ты еще что-то хочешь сказать.
– Что мне очень не хотелось тебе это говорить.
Я начинала злиться.
– Меня не надо беречь, Эдуард. Я думала, что уж кто-кто, а ты это понимаешь.
– И ты уверена, что готова это сделать?
Я чуть не сказала «да», но я была очень вымотана. Такая усталость не имеет отношения к недосыпанию. У меня все болело, и не только ушибы и порезы.
– Нет.
Он даже моргнул:
– Тебе должно быть очень хреново, раз ты так говоришь.
– Я бы подождала, но что-то напугало Бако. Если он сказал, что встретиться надо до десяти, то так тому и быть. Может, эта страшная штука собирается съесть его в одиннадцать. Мы же не можем такого пропустить?
– Я принес тебе одежду, она там, в холле. В приемном покое с тебя срезали наплечную кобуру и наспинные ножны.
– Блин! – сказала я. – Ножны ведь были сделаны на заказ!
Он пожал плечами:
– Можешь заказать новые.
Он подошел к двери, высунулся и вернулся с сумкой в руках. Обошел кровать с той стороны, где стоял стул Леоноры. С другой стороны было слишком много всякой аппаратуры, чтобы там мог встать посетитель.
Открыв сумку, Эдуард стал вынимать оттуда вещи. Застегнутая донизу черная рубашка не прилегала к ребрам плотно. Он выложил одежду аккуратными стопками: черные джинсы, черная тенниска, черные носки, даже белье в той же гамме.
– Зачем такой похоронный цвет?
– Темно-синие джинсы и тенниска изорваны в клочья. У тебя осталось только черное, красное и лиловое. Сегодня нам нужно что-то темное, внушительное.
– Поэтому ты тоже в черном? – спросила я, глядя, как шевелится рубашка, когда он движется. Это не пистолет. И вряд ли ножи. Что у него под рубашкой?
– К тому же на белом кровь видна.
– А что у тебя под рубашкой, Эдуард?
Он улыбнулся и расстегнул средние пуговицы. На груди у него было что-то вроде портупеи, но не для пистолета. Это оказались металлические предметы, для патронов великоватые, и с концами странной формы. Похоже на миниатюрные металлические дротики…