– Собирайся, Анита.

Я закрыла дверь. Кое в чем я лучше понимала Эдуарда, чем любого из мужчин, с которыми встречалась. Зато в других вещах он был для меня самой большой загадкой. Я помотала головой, в буквальном смысле стряхивая эти мысли, и оглядела комнату. Если мы сюда придем на рассвете, я буду усталая, а значит, буду беспечная и расслабившаяся. Поэтому лучше кое-что поменять сейчас, на свежую голову.

Единственное кресло в комнате пойдет под дверную ручку, но лишь тогда, когда я приду ночевать. Миниатюрных куколок я переставила с комода на подоконник. Если кто-нибудь откроет окно, они упадут на пол. На стене висело небольшое зеркальце в обрамлении оленьих рогов – его я положила на пол под окно на случай, если ни одна куколка не упадет. Чемодан я поставила рядом с дверью на случай, если кто-то сумеет открыть дверь, не перевернув кресло, – тогда Олаф споткнется о чемодан. Конечно, с тем же успехом об него могла споткнуться я, выходя из туалета. Стоило только подумать, как мне туда понадобилось. Ладно, при выходе зайду. Эдуард пока постоит у двери, чтобы Олаф не помешал.

Я покопалась в чемодане. Носить снаряжение для охоты на вампиров было бы противозаконно, не имея ордера суда на ликвидацию, – это приравнивалось к предумышленному убийству. Но некоторые дополнительные штучки никаким законом не запрещались. У меня были с собой два тоненьких флакона святой воды с резиновыми пробочками. Пробку поддеваешь большим пальцем, и она выскакивает – вроде ручной гранаты, но опасной только для вампиров. Она куда более «дружественна к пользователю», чем обычная граната.

Святую воду я рассовала по задним карманам, и на темной материи брюк флаконы были почти незаметны. Крест у меня уже был на шее, но случалось, что с меня кресты срывали, так что я взяла запасные. Простой серебряный крест с цепочкой я сунула в передний карман джинсов, а второй такой же – в карман черного пиджака. Потом открыла коробку с новыми патронами.

Мне почти два года назад пришлось съехать с квартиры. Когда я там жила, то заряжала пистолеты безопасными глейзеровскими патронами, чтобы шальная пуля не угодила в соседа. Глейзеры не пробивают стен, но, как сообщил мне Эдуард и кое-кто из моих друзей в полиции, мне везло. Они дробят кость, но не пробивают ее – примерно такая разница, как между выстрелом из винтовки и из дробовика. Эдуард даже приехал в город, чтобы свозить меня в тир и испытать боеприпасы. Он меня свозил в тир, расспросил о конкретных перестрелках, где я участвовала, и от него я узнала, что глейзеры делали то, что я от них хотела, поскольку почти каждый раз я стреляла почти в упор и на поражение. А нужно было как-то подстраховаться во время стрельбы с более безопасной дистанции, чем на расстоянии вытянутой руки. Это также объясняет, почему мне случалось попадать в старых вампов издали, а они не останавливались. А может, и не объясняет. Может, они просто были достаточно старыми, но… Эдуард был очень убедителен. Требуется что-то с большей пробивной способностью и убойной силой – патрон, предназначенный убивать, а не ранить. Посмотрим правде в глаза: когда я последний раз стреляла в противника, чтобы ранить? Намерение было – убить, а случайно получались ранения.

В общем, я остановилась на пистолетных патронах «Хорндей Кастом XTP». Точнее говоря – 9 мм, «Люгер», 147 JHP/XTP, естественно, с серебряной оболочкой. Есть и другие виды пуль со срезанной головкой, расширяющиеся при ударе, но они вовсе не уходят так глубоко в массу тела. При работе с вампиром надо точно попадать в жизненно важные органы, а не делать просто большую дыру. Есть и пули с большей проникающей способностью, которые надежно пробивают тело навылет. Но все боеприпасы «Хорндей XTP» рассчитаны на поражение цели, но не навылет, чтобы «не создавать риска». Последняя фраза – цитата из какого-то материала «Хорндей Мэнюфэкчеринг». Эти патроны отвечают требованиям ФБР к пробивной силе. Федералы даже больше чем я, лапушка, волнуются о том, что будет, когда пуля вылезет с той стороны плохого парня и полетит дальше. Вдруг она попадет в ребенка, в беременную женщину, в прогуливающуюся монахиню? Когда пуля попала в цель и вышла навылет, уже непонятно, где она остановится. Поэтому надо сделать так, чтобы она не вылетела из мишени, но чтобы и мишень уже не встала.

Конечно, у Эдуарда был свой рецепт, как убивать. Он брал серебряные пули со срезанной головкой и заполнял кончик святой водой и ртутью, а потом заделывал воском. Я боялась было, что из-за воска пистолет может заклинить, но пули шли гладко, как сквозь шелк, – ровные и надежные, как сам Эдуард. Такая пуля устраивала чертовски впечатляющий спектакль – так говорил мне Эдуард. Я все же относилась к ним с опаской – не надо было Эдуарду говорить мне, что они – теоретически – могут заклинить ствол. А может, я бы все равно нервничала. Этой пулей, даже если попасть не в смертельную зону, не в голову, не в сердце, повреждения все равно будут. Святая вода и ртуть с серебром разлетаются по телу вампира, вызывая страшные ожоги. Святая вода проедает тело, как кислота. Этой дрянью можно ранить вампира в руку или в ногу, и он сразу потеряет всякое желание тебя убивать и будет хотеть только одного – прекратить боль.

Я долго смотрела на две коробки патронов и наконец зарядила «хорнади XTP», оставив специальные боеприпасы Эдуарда в коробке. Если мне сегодня придется стрелять в вампиров, то это будет без ордера, а самодельные патроны свидетельствуют о преднамеренности действий. А умысел определяет разницу между убийством первой степени и убийством второй степени и даже непредумышленным убийством, если попадется хороший адвокат и сочувственные присяжные. Где-то сейчас в какой-нибудь тюрьме сидят люди за убийство вампира, и я не хочу пополнять их компанию. И вообще мы хотим только задать несколько вопросов, ничего больше. Так я сказала себе и закрыла чемодан, оставив дома патроны Эдуарда.

Но я лучше многих знала, что простое всегда становится сложным, если среди слагаемых есть вампир. А если это Принц города, любого города, то тогда ты просто не знаешь, во что лезешь. Я убила трех Принцев города: одну мечом, другую огнем, третьего – убив его слугу. Но чтобы так прямо стрелять, такого не было. Вообще-то я сегодня ни в кого стрелять не собиралась, но… Я зарядила патронами еще одну обойму. Они пойдут в ход, если я потрачу первую. Но если я разряжу тринадцать патронов XTP, а тот, в кого я стреляю, не свалится, то дальше ловить нечего. Насчет обвинений в убийстве я подумаю потом, когда останусь в живых. Выжить – в первую очередь, не попасть за решетку – во вторую.

Разобравшись с приоритетами, я засунула запасную обойму в правый карман пиджака и вышла искать Эдуарда. В конце концов, это он научил меня отличать главное от второстепенного.

Я ждала в гостиной, когда из дальних комнат вышли Бернардо и Олаф. Они оба переоделись.

Бернардо оделся в белые брюки с отутюженной складкой и с отворотами. Мускулистые темные руки торчали из пройм белого жилета. Бицепсы посередине были охвачены серебряными браслетами, и точно такие же украшали каждое из запястий. На смуглой груди блестел серебряный медальон. Волосы, словно черный сон, спадали на эту белизну, но только с одной стороны они были собраны в косу, довольно толстую, потому что волос у Бернардо было много. А вплетенные в шевелюру серебряные цепочки с колокольчиками мелодичным звоном сопровождали передвижения Бернардо по комнате. Он глядел на меня сквозь упавшую на лицо черную вуаль. Зрелище, мягко говоря, привлекало внимание.

С некоторым трудом оторвав взгляд от Бернардо, я посмотрела на Олафа. На нем была черная рубашка без всяких выкрутасов. Чтобы спрятать наплечную кобуру, он надел кожаный пиджак, в котором было, пожалуй, слишком жарко. Хотя надо признать, что при его наголо бритой голове, черных джинсах и черных сапогах с серебряными подковками кожаный пиджак смотрелся как влитой.

– Чего так шикарно оделись, ребята? – спросила я.