Вампиры поплыли к двери, по крайней мере некоторые из них. Другие еле плелись, не в силах поднять ноги, будто на самом деле были больны. Насколько мне известно, вампиры подхватить болезнь не могут. Но у этих вид был нездоровый.

Один споткнулся и рухнул возле меня, тяжело плюхнувшись на четвереньки. И так и остался лежать, низко склонив голову. Кожа у него была грязно-белая, как снег, слишком долго пролежавший возле оживленного шоссе. Другие вампиры его просто обходили, как пень на дороге. Костлявые, как у скелета, руки едва обтягивались кожей. Светлые, почти белые волосы свисали, обрамляя лицо. Оно напоминало череп. Глаза ушли так глубоко в орбиты, что казались огоньками в конце длинных черных туннелей. Этому я не боялась смотреть в глаза. Ему явно не под силу было подчинить меня глазами. Скулы у вампира выпирали так, что казалось, вот-вот пробьют кожу.

Между едва заметными губами высунулся бледный язык. Бледно-бледно-зеленые глаза смахивали на больные изумруды. Тонкие крылья носа раздулись, будто он принюхивался к воздуху. Наверное, так оно и было. Вампиры не полагаются на обоняние, как оборотни, но оно у них куда лучше, чем у людей. Вампир стал втягивать в себя воздух, закрыв глаза, задрожал, будто собирался упасть в обморок. Никогда не видела такого у вампиров. Это застало меня врасплох – тут я и оплошала.

Я увидела, как он напрягся, и рука моя метнулась к браунингу, но времени не хватило – он уже был всего в футе от меня. Даже не успела я взяться за рукоять, как он налетел на меня так, что дыхание у меня сперло. Рука вампира схватила меня за лицо, отворачивая голову в сторону, обнажая шею, прежде чем я успела хотя бы вздохнуть. Вампира я уже не видела, но ощутила движение и поняла, что он выпустил клыки для удара. Руки он мне не блокировал, и я продолжала тянуться к пистолету, хотя знала, что не успею его вытащить и навести. Он сейчас всадит клыки мне в шею, и я не могу ему помешать – эта мысль только мелькнула в голове, и я даже испугаться толком не успела.

Что-то дернуло вампира назад. Рука его вцепилась мне в пиджак и не выпускала. Эта отчаянная хватка чуть не сбила меня с ног, но пистолет вытащить я успела, а удержаться на ногах – уже дело десятое.

Отощавшего вампира сгреб в охапку здоровенный ацтекского телосложения вампир, который упустил и оставил на свободе только его костлявую руку.

Эдуард уже держал вампиров под прицелом. Он первый вытащил пистолет, но ведь его не вдавил в стену вампир и не ухватил за лицо.

Большой вампир дернул тощего так сильно, что тот чуть не свалил меня, ухватившись за мой пиджак и за блузку. Мой браунинг уже смотрел ему в грудь, хотя я и не была уверена, что патроном «хорнади» можно безопасно стрелять на расстоянии вытянутой руки по цели, которую прижимает к груди кто-то другой. Понятия не имела, пробьет ли пуля вампира насквозь, не поразив при этом второго. Очень было бы некрасиво делать дыру тому, кто меня спас.

Остальные вампиры торопливо покидали комнату, проходя мимо нас вверх по лестнице, от греха подальше. Трусы они. Зато их становилось меньше, что окажется очень на руку. Я потом буду радоваться, что чертовых вампиров в комнате поубавилось, а пока мир сузился до того вампира, который за меня цеплялся. Надо придерживаться приоритетов.

Большой вампир стал отступать, пытаясь заставить тощего выпустить меня. Мы отходили в глубь комнаты. Эдуард шел за нами, обеими руками наведя пистолет на голову вампира. Я наконец сумела сунуть ствол вампиру в подбородок. Сейчас можно вышибить ему мозги, не задев второго.

Как плеть, резанул по комнате голос Обсидиановой Бабочки. Я даже вздрогнула, и плечи напряглись, словно от удара.

– Это мои гости. Как посмел ты на них напасть!

Скелет заплакал, и слезы его были прозрачными, человеческими. Обычно у вампиров слезы красноватые, они плачут кровью.

– Пожалуйста, позволь мне поесть, пожалуйста!

– Ты будешь есть, как едим все мы, как приличествует богу.

– Пожалуйста, госпожа, молю, пожалуйста!

– Ты позоришь меня перед нашими гостями.

И тут она заговорила тихо и быстро, похоже, по-испански. Сама я по-испански не говорю, но слышала достаточно часто, поэтому разобрала, что это был все-таки другой язык. Но о чем бы она ни говорила, это расстроило обоих вампиров.

Большой дернул с такой силой, что все же свалил меня с ног, поскольку тощий меня так и не выпустил. Я упала на колени, пиджак и блузка повисли у вампира на руке, которая неловко поднялась вверх. Пистолет оказался на уровне живота вампира, и снова я заколебалась, а не убьет ли выстрел в упор обоих вампиров? Было вообще чудом, что я до сих пор случайно не отстрелила ему голову. Эдуард все еще держал пистолет у головы вампира. И тут произошло новое осложнение, потому что появилось тусклое сияние. Оно тут же разгорелось до лучистой белизны. Это мой крест выпал из-под блузки.

Вампир меня не выпустил, но стал вопить высоким и жалобным голосом. Крест разгорался все сильнее, так что мне пришлось отвернуться и прикрыть глаза рукой. Будто магний горел вокруг всей шеи. Так ярко крест разгорается, лишь если рядом с тобой что-то очень плохое. Я и не думала, что вцепившийся в меня скелет так рьяно пышет злобой. Нет, я готова была спорить, что крест светится из-за нее. Убить меня в этой комнате могли многие, но вряд ли кто их них сумел бы вызвать такую световую феерию.

– Да постигнет этого несчастного его судьба, – произнесла она.

Я почувствовала, как обмякла отчаянная хватка скелета. Почувствовала, как он встал на колени, ощутила это прижатым к нему стволом.

– Анита? – Это спрашивал Эдуард, но мне пока еще нечего было ответить.

Я заморгала, пытаясь разглядеть что-то в ослепительном свете. Вампир положил руки мне на плечи, зажмурился от света, лицо его исказилось болью. Белый свет заиграл на клыках, когда он двинулся вперед.

– Остановись или погибнешь, – сказала я.

Вряд ли он меня вообще услышал. Его рука гладила мне щеку, и это было как прикосновение обтянутых кожей палочек. Пальцы даже не казались настоящими.

– Я его убью! – крикнула я.

– Убей. Это его выбор.

Голос Обсидиановой Бабочки был таким деловым, спокойным, таким нестрашным, что мне расхотелось это делать.

Его рука схватила меня за волосы, попыталась отвернуть голову в сторону. Он занес голову для удара, но не мог пробиться сквозь сияние креста. Однако он сможет справиться. Такой слабый – он должен был бы с воплем убежать от такого количества священного света.

– Анита!

Сейчас в голосе Эдуарда звучал не вопрос, а предупреждение.

Вампир испустил такой вопль, что я ахнула. Он закинул голову вверх, обрушил ее вниз, и лицо его метнулось ко мне. Пистолет выстрелил раньше, чем я сообразила, что спустила курок рефлекторно. Второй пистолет рявкнул в ответ так близко, что выстрелы слились в один. Вампир дернулся, и голова его взорвалась. Кровь и что-то еще погуще плеснули мне в лицо.

Я осталась стоять на коленях в оглушительной тишине. Ни звука, только тонкий далекий звон в ушах, как оловянные колокольчики. Я повернулась, как в замедленной съемке, и увидела лежащее на боку тело вампира. Тогда я поднялась на ноги, все еще ничего не слыша. Иногда это бывает от шока, иногда – от пистолетного выстрела над ухом.

Когда я стала стирать с лица кровь и сгустки, Эдуард протянул мне платок, наверное, такой, какой полагается носить с собой Теду, но я его взяла и стала дальше стирать с себя грязь.

Крест все еще горел, как пленная звезда. Я все еще была глуха. Если бы я не щурилась на свет, то была бы еще и слепа.

Я огляделась. Почти все вампиры уже сбежали по лестнице от сияния креста, но оставшиеся столпились подле своей богини, прикрывая ее – от нас, я думаю. Проморгавшись, я вроде бы как заметила на некоторых лицах страх. Это выражение нечасто бывает на лице вампира, возраст которого насчитывает несколько сотен лет. Может, это из-за креста, но я так не думала. Я его засунула обратно под блузку – он по-прежнему был холодным серебром. Чтобы он раскалился, его должна коснуться плоть вампира. Тогда он действительно воспламеняется и обжигает вампира и любого человека, который в это время к нему притронется. Обычно вампир отдергивается раньше, чем ожоги перейдут вторую степень, так что шрамов от собственных крестов у меня нет.