– А тут, значит, нет отделения для пистолета?

Я приподняла голову так, чтобы видеть, как он вываливает все из сумочки, и мы смогли переглянуться, пока он держал меня под прицелом и осматривал предметы.

– Нет, нету.

Он для верности встал на сумочку, расплющив ее. Хорошо, что сумочка на самом деле не моя.

– Кажется, оружия нет, – сказал он.

– Я же тебе говорила.

Он отступил на три шага, чтобы до него нельзя было дотянуться. Черт побери, он все еще считал меня опасной. Иногда я рассчитываю сойти за безобидную, но сейчас, когда я была упакована таким количеством оружия, меня иначе как за опасную счесть было нельзя.

– Можете встать.

Я встала. Он бросил мне очки, я поймала их. Сейчас у меня глаза были освещены огнями дома, но стражник не вздрогнул. Очевидно, их сияние исчезло. Стволом охранник мне показал, что можно подобрать содержимое сумочки. Я вложила все обратно и чуть не сунула туда же очки, но решила их надеть. По двум причинам: во-первых, когда ночь станет настолько темной, что ничего не разглядеть, я буду знать, что вампирское зрение оставило меня полностью. Во-вторых, зная Эдуарда, можно понять, что они наверняка дорогие, и нечего царапать стекла.

Охранник шевельнул стволом:

– Идите медленно, прямо к дому, и все будет хорошо.

– И почему я тебе не верю? – удивилась я вслух.

Он посмотрел на меня мертвыми и пустыми, как у куклы, глазами.

– Не люблю, кто умничает.

– Все равно, пока я не наложу заклинание, тебе в меня стрелять нельзя.

– Мне это говорили. Вперед.

Тощий очкарик, который держал под прицелом Эдуарда, ждал, пока мускулистый поведет меня. Когда я двинулась, очкарик повел вперед Эдуарда. Они заставили нас идти рядом, велев не расходиться в стороны. Так они смогут убить нас одной очередью, если начнется стрельба. Настоящие профессионалы. Я только надеялась, что Олаф и Бернардо знают свое дело не хуже, чем я думаю. Если нет, то мы в глубокой заднице.

У дома была современная планировка – такие строятся архитекторами для заказчиков, у которых денег больше, чем вкуса. Как будто великан вывалил груду бетона и натыкал окна и двери как попало, точно изюм в овсянке. Приятный сюрприз, но они совсем не там, где должны быть. От разнокалиберных окон дом казался деформированным. Дверь не по центру, зато круглая, как раскрытый рот. Окна не только круглые и разные, но вроде бы их число не соответствовало расположению этажей, будто какие-то окна были в пустых стенах, за которыми не могло быть комнат.

Белые ступени вели к круглой двери, как язык в мультфильме, высунутый из круглого рта. Ширины ступеней не хватало, чтобы мы шли рядом, и Эдуард вышел на два шага вперед. Ни один из наших конвоиров не возразил, так что мы двинулись дальше.

Я уже так давно не носила сумочек, что как-то неловко было плечу. Приходилось придерживать сумку рукой, чтобы не болталась. По привычке я повесила ее на левое плечо, оставив правую руку свободной. Мне, конечно, нечего было выхватывать этой правой рукой. Но лучше всегда оставлять ведущую руку готовой к действию, на всякий случай. Так мне говорили Дольф и Эдуард.

Наверху лестницы, в потоках ярко-желтого света, нам приказали остановиться. Конвоиры стали по сторонам и чуть сзади. Я сперва не поняла, что они делают, но потом дверь открылась, и на нас уставился еще один автомат. Мускулистый и очкарик стояли так, чтобы не быть у него на линии огня и чтобы самим тоже не держать его под прицелом. Расставить три автоматических ствола в такой тесноте непросто, но у них это вышло легко, даже почти небрежно. У первых двух было по запасному магазину в кобурах на бедре, а у этого – два на поясе.

Он был чернокожий и высокий, вроде Олафа, – шесть футов с хорошим довеском. И лысый он был полностью, как Олаф. Если их поставить рядом, они будут как негативы друг друга.

– Чего так долго? – спросил новый охранник. Голос был под стать комплекции – низкий и глубокий.

– Железа у них много было, – сказал мускулистый.

Новый ухмыльнулся, глядя на меня.

– Рассел так рассказывал, что я ожидал увидеть Аманду. А ты так, мелкая сучка.

– Аманда – это та амазонка у дома Теда? – спросила я.

Он кивнул.

Я пожала плечами:

– Я бы не особо верила Расселу на твоем месте.

– Он говорит, что ты сломала ему нос, ударила ногой по яйцам и проломила голову деревяшкой.

– Все правда, кроме последнего. Если бы я ему голову проломила, он бы умер.

– А почему задержка, Саймон? – спросил мускулистый.

– Двойка никак не может найти палку.

– Он бы и голову свою никогда не мог найти, если бы она не была на нем закреплена, – буркнул мускулистый.

– Верно, но ждать все равно надо. – Он поглядел на нас, небрежно держа автомат, как игрушку, в своих лапищах. – Слышь, сучка, а зачем тебе темные очки?

Я оставила обращение без внимания. У них у всех автоматы.

– Вид у них классный.

Он засмеялся – весело, тепло. Приятный смех, если бы в руках у него не было автомата.

– А ты, Тед? Я слыхал, что ты крутой пижон?

Эдуард превратился в Теда, как фокусник, который решил, что все-таки надо выступать.

– Я охотник за скальпами. Убиваю монстров.

Саймон глядел на него, и видно было, что Тед его не обманул.

– Ван Клиф узнал твою фотографию, Гробовщик.

Гробовщик?

Тед улыбнулся и покачал головой:

– Я никого не знаю по имени Ван Клиф.

Саймон только глянул на очкарика. Эдуард успел лишь отвернуть голову, так что удар пришелся в плечо. Он покачнулся, шагнув назад, но не упал. Саймон глянул еще раз. Очкарик пнул его в коленную чашечку, и Эдуард свалился на одно колено.

– Нам только девчонка нужна невредимой, – пояснил Саймон. – Так что я тебя спрашиваю последний раз: ты знаешь Ван Клифа?

Я стояла, не зная, что делать. На нас смотрели три ствола, и наша главная задача – вытащить детей. Так что пока – никакого героизма. Если мы погибнем, я не уверена на сто процентов, что Бернардо и Олаф рискнут жизнью, чтобы их спасти. Поэтому я стояла и глядела на Эдуарда, упавшего на колено, и ждала его знака, что мне делать.

Эдуард поднял глаза на Саймона:

– Да.

– Что «да», кретин?

– Да, я знаю Ван Клифа.

Саймон заулыбался, явно довольный собой.

– Ребята, это Гробовщик. У него самый большой счет трупов из всех, кого обучал Ван Клиф.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как эти двое шевельнулись. Эта информация не только о чем-то им говорила, она и напугала их. Они теперь боялись Эдуарда. Что это еще за Ван Клиф, и чему он учил Эдуарда, и для чего? Очень мне хотелось знать, но не настолько, чтобы сейчас спрашивать. Потом, если останемся живы, я спрошу. Может, он даже ответит.

– Я тебя не знаю, – сказал Эдуард.

– Я появился после твоего ухода, – ответил Саймон.

– Саймон? – вопросительно сказал Эдуард, и здоровенный негр, кажется, понял вопрос.

– Помнишь слова: «Если, блин, Саймон чего скажет, ты, блин, сразу на фиг выполняй»?

До чего красочно, подумала я, но вслух не сказала.

– Мне можно встать? – спросил Эдуард.

– Если можешь стоять – то не стесняйся.

Эдуард встал. Если это было больно, он не показал виду. Лицо у него было пустое, глаза – как голубые льдинки. С таким лицом, я видала, он убивал.

Улыбка Саймона слегка пригасла.

– Про тебя известно, что ты злобный тип.

– Ван Клиф никогда такого не говорил, – сказал Эдуард.

Улыбка Саймона исчезла совсем.

– Нет, не говорил. Он говорил, что ты опасен.

– А что Ван Клиф сказал бы о тебе? – спросил Эдуард.

– То же самое.

– Сомневаюсь, – сказал Эдуард.

Они переглянулись, и будто какое-то напряжение, испытание повисло между ними в воздухе. Первыми не выдержали нервы у мускулистого.

– Куда запропастился Двойка с пищалкой?

Саймон моргнул и ледяными карими глазами глянул на человека у меня за спиной:

– Микки, заткнись.

Микки? Вроде бы кличка не из того мешка, что все остальные. Впрочем, и «Саймон» тоже не слишком круто звучало, пока не объяснили.