– Я могу задать вопрос, детектив?

Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

– Да, конечно.

И отошел, освобождая мне место у кровати.

Я посмотрела на Ники. Кто-то приковал его за руку к спинке кровати. Я не думала, что это необходимо, когда есть вытяжение, но этот наручник можно будет использовать.

– Что сделает Супруг Красной Жены, если узнает, что ты выдал его тайное убежище?

Он уставился на меня, и даже сквозь темные очки была видна ненависть в его глазах. И еще было заметно, как быстро стала подниматься и опускаться у него грудь, как забился пульс на шее. Он перепугался.

– Ответь, Ники.

– Он меня убьет.

– Как?

Он нахмурился:

– В каком смысле – как?

– Я имею в виду – каким способом? Как он будет тебя убивать?

Ники поерзал в кровати, пытаясь найти удобное положение. Нога держала его крепко, и он дергал прикованную руку, дребезжа браслетом наручника вдоль прута спинки. Сегодня ему не суждено поудобнее устроиться.

– Он, наверное, пошлет своего монстра. Разрежет меня и выпотрошит, как всех прочих.

– Его прислужник крошил всех ведунов или экстрасенсов, а с обычных людей сдирал кожу. Так?

– Если ты такая умная, можешь меня не спрашивать. Ты уже сама знаешь все ответы.

– Не все. – Я тронула прут кровати, к которому он был прикован, взялась руками с обеих сторон, так что наручник не сдвинуть. – Я видела эти тела, Ники. Очень неприятный способ уходить, но есть вещи и похуже.

Он сухо засмеялся:

– Выпотрошить заживо – хуже трудно что-нибудь придумать.

Я сняла очки и дала ему увидеть мои глаза.

У него пресеклось дыхание. Он уставился на меня, глаза у него полезли из орбит, горло перехватило.

Я тронула его за руку, и он завопил:

– Не трогай меня! Черт побери, не трогай!

Он дергал и дергал наручник, будто это могло ему помочь.

Рамирес подошел с другой стороны кровати и поглядел на меня.

– Я ему ничего плохого не делаю, Эрнандо.

– Уберите ее от меня на хрен!

– Скажи нам, где этот монстр, и я ее вышлю из палаты.

Ники глядел на меня, на него, и теперь я видела у него на лице страх. Тут даже вампирское зрение не нужно было.

– Вы этого не сделаете. Вы ведь копы.

– Мы ничего и не делаем, – сказал Рамирес.

Ники снова таращился на меня.

– Вы копы. Вы меня можете казнить, но не пытать. Это закон.

– Ты прав, Ники. Полиции запрещено пытать арестованных. – Я наклонилась поближе и шепнула: – Но я же не из полиции?

Он снова начал дергать цепь, греметь ею по пруту во все стороны.

– Немедленно уберите ее от меня! Я требую адвоката. Немедленно адвоката!

Рамирес обернулся к двум патрульным у двери:

– Пойдите вызовите адвоката для мистера Бако.

Копы переглянулись.

– Оба? – спросил один.

– Оба, – кивнул Рамирес.

Они снова переглянулись и направились к двери. Тот, что повыше, спросил:

– И сколько времени должен занять телефонный разговор?

– Сколько-то. И когда вернетесь, постучите.

Патрульные вышли, остались только Эдуард, Рамирес, Ники и я. Ники уставился на Рамиреса:

– Рамирес, вы же отличный коп. Я про вас никакой грязи не слыхивал. Вы ей не дадите меня пытать. Вы же нормальный мужик, Рамирес! Не давайте ей меня пытать!

Он говорил быстро и высоко, но с каждым повторением он был все больше уверен в себе, уверен, что добропорядочность Рамиреса будет ему щитом.

В одном он, наверное, был прав. Рамирес не даст мне его тронуть, но я хотела, чтобы Рамирес дал мне его напугать.

Я потянулась, будто погладить его по щеке. Он отдернулся.

– Рамирес, мать твою, забери ее от меня, будь человеком!

– Я буду поблизости, Анита, нужен буду – позовешь.

Он отошел от кровати и сел в дальнем углу палаты рядом с Эдуардом.

– Рамирес!! – отчаянно крикнул ему вслед Ники.

Я тронула его губы пальцами, и он под этим ласковым прикосновением застыл. Медленно двинулись его глаза, очень медленно заглянули в мои.

– Ш-ш-ш, – прошептала я, наклоняясь к нему губами, будто поцеловать в лоб.

Он открыл рот, резко набрал воздуху и завопил. Я взяла его лицо в ладони, как делал Пинотль, но я знала, что руки мне не нужны. Я могла высосать его поцелуем.

– Молчи, Ники, молчи.

Он заплакал.

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо!

– И вервольфы тоже так тебя умоляли? А, Ники?

Я свела ладони, сделав ему губки бантиком.

– Да, – произнес он сдавленными губами. Мне пришлось заставить себя отпустить его, иначе остались бы следы. Нет, отметин оставлять нельзя. Нельзя давать Марксу повода прицепиться к Рамиресу.

Я оперлась руками на прут кровати, к которому Ники был пристегнут. Он отодвинул руку на длину всей цепи, но не дергался. Только смотрел на меня, как мышь на кошку, когда знает, что бежать некуда. Я наклонилась к нему. Это было небрежное, очень естественное движение, но мое лицо приблизилось к нему настолько, что он теперь видел лишь его.

– Сам видишь, Ники, бывают вещи и похуже.

– Я тебе нужен, чтобы вернуть тех. Мы с тобой можем вернуть их к жизни.

– Сам видишь, ты мне больше не нужен. Я теперь знаю, как все это проделать. – Я перегнулась, приподнявшись на цыпочки, руки на перилах кровати, подалась к нему, будто хотела шепнуть в ухо: – В ваших услугах более не нуждаются.

– Умоляю, – шепнул он.

Я заговорила, так близко придвинув к нему лицо, что ощущала теплую волну собственного дыхания.

– Врачи удостоверят твою смерть, Ники. Тебя где-нибудь закопают в ящике, и ты будешь слышать каждую лопату земли, упавшую на крышку гроба. Ты будешь лежать в темноте и вопить безмолвно, и никто тебя не услышит. Может, придется нефритовую бусинку зашить тебе в рот, чтобы ты лежал тихо.

Слезы текли у него по щекам, но лицо его было пусто, будто он не знал, что плачет.

– Говори, где твой хозяин, Ники, или, клянусь, тебе придется хуже смерти.

Я очень нежно поцеловала его в лоб.

Он заскулил.

Я поцеловала его в кончик носа, как ребенка. Нависла над его ртом.

– Рассказывай, Ники.

Я опустила губы ниже, они соприкоснулись с его губами, и Ники резко отвернулся.

– Я расскажу. Я все расскажу!

Я отодвинулась от кровати, пропуская Рамиреса.

Зазвонил телефон. Эдуард вытащил из заднего кармана оживший сотовый и вышел разговаривать в холл.

Голос у Рамиреса был не очень довольный:

– Что значит – не можете рассказать, как туда добраться?

Блокнот у него был раскрыт, перо наставлено, но ничего не записано.

Ники выставил руку, будто отгораживаясь от меня.

– Я вам клянусь, что могу вас туда отвести, но объяснить, как проехать, да еще как найти, – не могу. Я же не хочу вас посылать наобум, чтобы вы его не нашли. Вы тогда все свалите на меня, а я не виноват.

Рамирес посмотрел на меня. Я кивнула. Он был слишком перепуган, чтобы врать, и слишком глупая была бы причина, чтобы ее сочинить.

– Я вас могу к нему отвести. Если мы туда попадем, я вас к нему отведу.

– Конечно. Если ты там будешь, сможешь предупредить своего хозяина.

– Я и не думал!

Но цвет кожи у него изменился, чаще стало дыхание, глаза чуть забегали.

– Врешь.

– Ладно, вру. Но дурак я был бы, если бы не попробовал сбежать. Меня же хотят убить, Анита. Чего же мне не попытаться?

Да, здесь он был прав.

– Вызовите Леонору Эванс. Она колдунья. Пусть она его отгородит, чтобы он со своим хозяином мог связаться только воплем.

– А вопль куда девать? – спросил Рамирес.

– Заткните ему рот кляпом, когда надо будет.

– Ты доверяешь эту работу Леоноре Эванс?

– Она мне жизнь спасла. Так что да.

Рамирес кивнул:

– О’кей, я ей позвоню. – Он посмотрел на шнуры вытяжения. – Врачи не захотят его сегодня никуда отпускать.

– А ты с ними поговори, Эрнандо. Объясни, что поставлено на карту. И вообще что толку его лечить, если его тут же казнят?

Рамирес посмотрел на меня: