Коапповцы склонились над чертежом. Изображенная на нем машина и в самом деле напоминала птицу с очень длинным и острым клювом. Все взоры с надеждой обратились к Сове, а Стрекоза, выражая общее убеждение, пропищала своим тоненьким голоском:

— Милая Совушка, вы лучше всех нас знаете птиц. Кто из них, по вашему мнению, смог бы помочь нам в создании подобной машины?

— Естественно, эта птица должна быть первоклассным специалистом по разведке и добыче полезных ископаемых, — подчеркнул Удильщик.

— Ну, по ископаемым-то знамо дело, кто больше всех разумеет, — сказала Сова, — те, кто из земли червяков да личинок разных вытаскивает.

— Безусловно, дорогая Сова, — согласился Гепард, — с точки зрения птиц это весьма полезные ископаемые. Так кто же они?

— Сей момент сообразим, — Сове и в самом деле понадобилось для этого лишь мгновение.

— Вот кого позвать надо, — объявила она, когда это мгновение прошло, — куликов!

— Куликов? — переспросил Кашалот.

— Их, родимых.

— Но ведь куликов чуть ли не две сотни видов, — растерянно пробормотала Стрекоза. — Всех и позовем?

— Всех-то ни к чему, Стрекоза. Оно, конечно, всяк кулик  свое болото хвалит, да не всякий для нашего дела пригоден, а только тот, что клюв свой в землю втыкает и живность разную оттедова вытаскивает вроде как пинцетом: Бекас, Вальдшнеп, Дупель лесной… Клюв у них длинный, тонкий и прочный — аккурат как у этой машины должон быть.

Кашалот поинтересовался, кто из перечисленных Совой птиц самый крупный специалист.

— Вальдшнеп, — был ответ, — граммов триста тянет, а то и более.

Председатель КОАППа тут же отдал распоряжение птице-Секретарю послать телеграфный вызов Вальдшнепу.

— Да, а куда послать? — спохватился он.

Сова задумалась.

— В том-то и загвоздка, — произнесла она наконец и сокрушенно покачала головой, — в лесу он гнездится, в дремучем. Ни в жисть его там не найти! Ходит да летает в сумерки, а днем так спрячется, что рядом пройдешь — не увидишь. И Дупель лесной такой же скрытный, и Бекас…

Эта черта характера объяснялась, по словам Совы, отнюдь не трусостью. Она поведала, что в свое время упомянутая троица в числе прочих куликов подверглась жестокому раскуличиванию. Вальдшнепов, бекасов, дупелей расстреливали самым подлым образом — во время весеннего сватовства, когда они теряют осторожность. Английское слово «снайп» означает и «бекас», и «стрелять бекасов», а снайпером первоначально называли охотника, сумевшего подстрелить бекаса во время его зигзагообразного брачного полета…

— Значит, необходимо срочно убедить всех троих, — нетерпеливо перебил Кашалот, — что на территории КОАППа им будет обеспечена полнейшая, стопроцентная безопасность. Я готов хоть сейчас подписать гарантийное письмо!

— Сейчас-то ни к чему, — охладила его пыл Сова. — Успеешь еще, не к спеху. Потому как на зимовке они.

Из дальнейших ее слов вырисовывалась неутешительная картина. Наши вальдшнепы (а они, как и многие другие существа, причем не только пернатые, делятся на «наших» и «не наших») зимуют кто в Англии, кто в более теплых краях — на берегах Средиземного моря, в Индонезии, на Новой Гвинее… Зимние квартиры наших бекасов расположились в Западной Европе, Африке, Южной Азии и даже на островах Тихого океана. А наши дупели облюбовали на зимний сезон Юго-Восточную и Южную Африку…

— И что им на родине не сидится? — проворчал Рак с осуждением. — Кто их отсюда гонит?

— Не «кто», а «что», — поправила Стрекоза. — Их гонит холод!

— Не говори чего не знаешь, — осадила ее Сова. — Не от холода вовсе птицы на зиму улетают — от бескормицы. Печка в птичьем теле надежная, кому хошь градусник поставь: у крупной птицы градусов сорок набежит, у мелкой и того больше — сорок два, сорок три, а то и все сорок пять. Тут не то что сам от холода не закоченеешь — птенцов высиживать можно! Вон Клест аж в к феврале, в самую стужу, детишек выводит — лишь бы шишек было вдоволь еловых да сосновых. А Королёк? Уж на что махонький, северным колибри величают, шесть граммов весит — в чем душа держится… Мороз, деревья от стужи трещат, а Корольку хоть бы что только бы корм был!

— Мда-а, — протянул Гепард, — тем, кто добывает корм из-под земли, зимой это делать несколько затруднительно: в мерзлый грунт клюв не воткнешь.

— Что ж, не спорю, трудно, — сказал Удильщик. — А кому сейчас легко? Вот и получается, что Вальдшнеп, Дупель, Бекас и прочие перелетные птицы оставляют Родину в трудную минуту в поисках легкой жизни.

— Я с вами решительно не согласен! — твердо заявил Кашалот. — Ведь насколько я понял, речь идет не о том, чтобы легче жить, а о том, чтобы элементарно выжить…

— То-то и оно, — поддержала Сова. — Сам смекни, Удильщик: кому будет польза, ежели они, сердешные, с голодухи ноги протянут?

— Так что же, — риторически вопросил Рак, — мы должны спокойно взирать, как ценные специалисты стаями улетают в дальние края?

— Но они же каждую весну возвращаются, — вступилась за пернатых странников Стрекоза, однако Рак поставил точку в споре всего одной краткой, но веской репликой:

— Пока возвращаются… — он как-то особо многозначительно выделил слово «пока».

Председатель КОАППа глубоко задумался, бормоча:

— Действительно, кто поручится, что им не надоест мотаться каждый год туда и обратно за тысячи километров… Надо что-то предпринять!

Его размышления были прерваны громким голосом Мартышки, которая была очень возбуждена и тараторила, отчаянно жестикулируя руками и хвостом:

— Представляете, коллеги, проводила я Осла, повернула назад, смотрю — к нам на полянку направляется птица, и какая! Сплошная экзотика! Я кинулась обратно, чтобы вас предупредить, а то вы решите, что это коллективная галлюцинация: ни хвоста, ни крыльев — шарик на ножках, покрытый рыжими волосами! И клюв как шило, а у основания клюва усы торчат, такие смешные — как у котенка!

В этот момент описанное Мартышкой существо вступило на поляну. Увидев его, Сова стала креститься, приговаривая:

— Свят-свят! Отродясь эдакой птицы не видывала: усатая, волосатая, без крыльев и хвоста — уж не мерещится ли мне?

— Нет, не мерещится, — объявил, приближаясь, шарик на ножках. — Киви меня зовут. Живу в Новой Зеландии. А раз есть Новая Зеландия, то где-то, наверное, была и Старая, а может, и сейчас есть, я правильно рассуждаю? Только зря говорят, что новое — это хорошо забытое старое. Вряд ли в этой самой Старой Зеландии жили-были волосатые птицы. Хотя, по правде говоря, это не волосы, а волосовидные перья. Другие перья, для полета предназначенные, мне не нужны, раз не летаю. А у меня правило такое: если чем не пользуешься — откажись, а не отказался — пользуйся.

Кашалоту упомянутое правило понравилось до чрезвычайности, о чем он тут же поставил в известность гостя, Киви принял это как должное и доверительно сообщил:

— А то вот страусы крылья сохранили и не пользуются — это я не уважаю.

Стрекоза робко заметила, что крыльями не пользуются и пингвины.

— Нет, уж это вы зря, — запротестовал Киви. — У нас, в Новой Зеландии, пингвины живут, так что я про них все знаю. Не летают они, не спорю, однако гребут крыльями в воде, когда ныряют, — значит, пользуются. Вот это я уважаю.