«И еще немного», — подсказал внутренний голос. Гарри кивнул ему и достал ключи от входной двери.
Часы на башне городской ратуши, что находилась через два квартала, пробили восемь.
День покатился по накатанной: один клиент сменял другого, отдохнуть и даже немного повеселиться удалось лишь с подростком, сыном тревожной мамочки. Гарри написал, что приглашает на сеанс и ее саму, конечно, подав это как «исключительно ради сына» — ведь мадам и мыслей не допускала, что с ней может быть что-то не так. Да, работы там предстоит немало.
Только во время обеденного перерыва, в кафе на Ратушной площади, Гарри признался себе, что не может дождаться вечера.
* * *
На этот раз миссис Уизли явно была раздражена; это читалось во всем: в том, как резко она распахнула дверь, как скупо поздоровалась с ним, как раздраженно барабанила пальцами по обивке дивана.
— Плохой день?
— Отвратительный! — она возмущенно помотала головой.
— Это связано с вашим супругом?
— Ну естественно! — она бросила сердитый взгляд на Гарри. — Я вообще думаю, что зря вышла замуж!
Гарри мысленно улыбнулся. Если это самые страшные слова, что она может сказать в запале, то, похоже, ему не придется здесь долго работать.
— Почему вы так думаете? — уточнил он, внимательно наблюдая за ее движениями. Тонкие пальцы не останавливались ни на секунду: вот они выбивают дробь на ручке дивана, вот они поправляют волосы, а вот — достают из сумки карандаш и крутят его вдоль оси, как когда-то волшебную палочку...
— Потому что он меня не понимает! Обвиняет во всем подряд. Постоянно! Видите ли, сегодня я не напомнила ему, что иду к терапевту. И он устроил скандал.
— Возможно, у него были какие-то планы, которые пришлось менять на ходу?
— Да какие планы! Если бы у него было нормальное расписание, я бы о нем знала. А он постоянно его меняет. Вчера вообще вернулся домой посреди ночи — утверждал, что ставил эксперимент. Он, конечно, говорил, что вернется поздно, но не под утро же!
— Вам от этого было плохо?
— Да лучше бы он вообще ушел!
— Вы уверены?
— Ну конечно же, я уверена, — миссис Уизли сложила руки на груди, замерев с выражением ярости на лице, словно Медуза Горгона, взглянувшая на соперницу. — В конце концов, он уже однажды уходил. И мне так было лучше.
— Вам было лучше от того, что ваш супруг ушел? Когда это случилось? — Гарри скрыл удивление и постарался задать вопрос как можно мягче, чтобы чуть снизить градус напряженности и дать ей время на раздумья. Это была очень тонкая грань: нельзя было поддержать миссис Уизли в желании расстаться с супругом, как нельзя было и прямо отказать ей в поддержке. О том, что прямо сейчас он не просто работал над разрешением кризиса, а решал проблемы своих друзей — хоть и оставшихся в прошлой жизни — он старался не думать. Получалось плохо. Чесался правый кулак — видимо, хотел дать бывшему приятелю в ухо. Исключительно для вразумления.
— Да нет же! В смысле, он тогда не был моим... даже парнем не был. Мы были слишком молоды. Тогда мы были втроем, на задании. И когда Рон ушел, мне понравилось, что мы остались вдвоем с Гарри. Рон... Он хороший, но о нем нужно было все время заботиться. А Гарри сам заботился обо всех. Понимаете?
— Кажется, да, — кивнул Гарри. — Вам не хватает заботы вашего супруга.
— Да! Он все время думает о своем магазине, работает там и по вечерам, и в выходные. Я сначала старалась приходить к нему, приносила поесть... А у меня строгий рабочий график: я должна быть на работе с восьми до пяти. Иногда и до девяти. С перерывом на обед. А он ни разу не приходил ко мне, не заходил, чтобы вместе пойти домой или пообедать!
— А вы его об этом просили?
— Неужели он не может догадаться, что если я так делаю, то и мне тоже будет приятно?
Мистер Уайт задумался и вдруг спросил, глядя прямо в ее глаза:
— А вы знаете, что приятно вашему мужу?
Гермиона осеклась. Рон любил квиддич и иногда устраивал товарищеские матчи с семьей и друзьями... А еще? В шахматы он давно не играл, по крайней мере при ней. Ну и, конечно, ему нравилось, когда она приносила ему сливочное пиво или огневиски, хотя последнее случалось только по большим праздникам.
— Пиво? Шахматы? Регби? Я... Я не знаю. — Гермиона была в отчаянии. Как так получилось, что она не знала Рона, своего любимого Рона, с которым уже столько лет прожила? И действительно, с какой стати она тогда требовала, чтобы он делал то, что хочет она? А может... Может, он тоже просто не знаел, что ей нравится? Она ведь никогда не говорила прямо! Он же не телепат! И она, между прочим, тоже. Значит, надо разговаривать?
— То есть, он ни разу не говорил вам об этом? Возможно, упоминал что-то? Как-то по-особенному благодарил?
— Ну, он говорил, что ему нравится, когда я варю ему кофе и подогреваю блинчики... — Гермиона давно так не делала, и ее затопил жгучий стыд. А ведь она еще помнила удивленное и счастливое лицо мужа, когда принесла ему однажды завтрак в постель... Это было один раз. Неужели это она сама во всем виновата? Нет, в конце концов Рон тоже мог бы постараться... Ведь так?
— И вы часто так делаете?
— А? Что?
— Блинчики...
— Я разогреваю ужин! Разве этого не достаточно?
— А вы как думаете?
Она встала и подошла к окну.
— Я... я не знаю. Я думала, отношения — это просто. Просто ты делаешь, что хочешь, он делает, что хочет, и все счастливы. А он ругается, злится иногда непонятно на что. В позапрошлые выходные мы готовили к чтению один важный законопроект. Я осталась в министерстве помогать министру. А Рон мало того, что ничего не приготовил поесть, так еще и разговаривать со мной не стал. Я же не знала, что именно в тот день он специально оставил себе выходной, наняв сменщика — я привыкла, что он большую часть выходных занят. Я начала было рассказывать ему про важность законопроекта, про то, что Гарри его бы одобрил и что министр один не справляется, а он вспылил.
— Вы не думали, что Рон так себя ведет, потому что ревнует?
— Ну не к Гарри же! Он давно... уехал.
— Почему вы снова говорите о Гарри? Сейчас шла речь о министре. Вы работаете с министром и, конечно, много о нем говорите.
— Конечно, а как же иначе? Если министр совершит ошибку, то пострадаем все мы! Весь наш мир, понимаете? Поэтому я и рассказываю о нем. В конце концов, Рон иногда дает дельные советы...
Миссис Уизли вздохнула и вернулась на диван, а потом подняла изумленное лицо:
— Погодите... Вы что, думаете, он к министру ревнует? — она вдруг расхохоталась. — Ох, нет. Просто поверьте, это не так. Он мне скорее в отцы годится, — она испытующе взглянула на мистера Уайта, или кем он там был, но лицо психотерапевта даже не дрогнуло.
«Если бы это был Гарри, он бы не удержался от улыбки, представив меня мулаткой», — подумала она.
— Раз вы так говорите, значит, так и есть. Но остаются другие ваши коллеги, да и просто работа. И вашему супругу, возможно, хочется знать и чувствовать, что он для вас все-таки на первом месте. Но почему вы подумали, что он ревнует вас именно к Гарри?
На этот раз молчание было продолжительнее.
— В юности мы были внештатными сотрудниками полиции. У нас было задание — найти кое-какое оружие.
— А вы не слишком были молоды?
Миссис Уизли скупо улыбнулась:
— Не слишком. Именно такие подростки, как мы, не вызывали особых подозрений. Вы же помните, что это была не простая частная школа. Государственная тайна и так далее. И задания у нас были каждый год.
— Вы работали втроем?
— Да. Сначала — да. А потом Рону стало тяжело. Знаете, неизвестность, беспросветность... Мы жили в лесу. Ну, как... скауты. Внешне это было как поход, хотя наши навыки, честно сказать, оставляли желать лучшего. Но всегда был риск, что нас найдут или навредят нашим близким. И Рон... он ушел и попросил себе другое задание. Правда, потом он передумал и вернулся, и это было очень, очень вовремя. Но вряд ли он хотя бы предполагал, каково нам было без него! Вместо этого он ревновал меня к Гарри! А у нас все мысли тогда были лишь о том, как выжить и что делать, чтобы нас не поймали.