В этот момент полог шатра откинулся, и внутрь быстро шагнула встревоженная Искра.

— Княже, — обратилась она ко мне, понизив голос. — Прости, что тревожу. К тебе гости. Срочные.

Я нахмурился.

— Кого еще принесло?

— Послы, княже, — ответила Искра. — От ляшского князя Мешко, говорят. У шатра ждут. Настаивают на немедленной встрече.

Глава 15

Ну надо же, кого принесло! Вот уж кого не ждал, так это их. Сосед наш западный, хитрюга еще тот, вертится, как уж на сковородке. То с немчурой якшается, то с нами норовит дружбу водить, а то и вовсе сам по себе. И чего ему приспичило именно сейчас, когда мы только-только с древлянами управились и дух переводим на этом пепелище?

— Зови, — махнул я рукой. — Чего уж там тянуть. Раз приперлись и набиваются — выслушаем. Пусть только обождут минут десять, пока тут хоть немного приберут.

Искра вихрем метнулась исполнять, а я оглядел шатер. М-да, приемная та еще… Носилки с Ярополком и Ильей, лавка, где недавно метался Добрыня, дух кровищи и травяных припарок — кажется, уже въелся во все вокруг намертво. Ладно, послы — народ тертый, не барышни кисейные, перебьются. Да и полезно им будет глянуть, как мы с врагами обходимся. Пусть мотают на ус: шутки со мной плохи.

Велел дружине прибрать самое явное, да проветрить слегка. Сам уселся на единственный стул поприличнее, что чудом уцелел, положив рядом на лавку один из своих топоров — так, для наглядности, чтоб понятнее было. Ратибора, который появился через пару минут, попросил встать за спиной. Его медвежья фигура и тяжелый взгляд всегда действовали на гостей отрезвляюще.

Часть шатра с раненными Искра огородила. Минут через пятнадцать она доложила: послы готовы.

— Валяй, пусть заходят.

В шатер вошли трое. Ляхи. Сразу видать — и по одеже чудной, и говор у них свой, хоть и по-славянски лопочут. Двое сзади топчутся, обычные мордовороты-охранники, здоровые бугаи, но безликие. А вот главный, Збигнев, как потом узнал. Мужик лет под сорок пять, сухой, жилистый, глазенки светлые, цепкие, губы — ниточка. Одет богато, но без побрякушек: добротный кафтан, пояс с серебром, меч при боке. Держится с достоинством, но без гонора. Шатер зырк-зырк — оглядел быстро, хватко, бровью не повел, хотя стопудово все приметил: и обстановку нашу походную, и Ратибора за спиной, и топор на лавке.

— Привет тебе, князь Антон, — начал Збигнев, чуть склонив голову. Голос ровный, спокойный, видать, не раз речи держал. — Князь Мешко, мой повелитель, шлет тебе поклон и поздравления со славной победой над дикими древлянами. Молва о твоей силе и справедливости докатилась и до наших краев.

Ага, как же. Справедливость. Искоростень еще дымится за спиной, а он мне тут про справедливость заливает. Ладно, дипломатия — она такая, слова тут часто одно, а на уме — совсем другое.

— И тебе не хворать, посол, — ответил я. — Приятно слышать добрые слова от соседа. Чего князю Мешко надобно? Дел у меня сейчас по горло, сам видишь. Давай к делу.

Збигнев на мою прямоту не обиделся. Видать, тертый калач, ждал чего-то такого.

— Моего князя беспокоят неспокойные границы, — затянул он старую волынку. — И на западе, и на востоке вороги плодятся, на чужие земли и добро зарятся. Империя Оттона силу набирает, руки свои тянет все дальше. Степь дикая тоже не дремлет. В такие времена соседям надо плечом к плечу стоять, друг дружке помогать супротив общих недругов.

Общие недруги. Красиво стелет, чертяка. Только вот память у меня крепкая. Я отлично помню, как этот самый Мешко еще недавно снюхался со Сфендославом, которого я под Ростовом успокоил навеки. С тем Сфендославом, что и сам с немчурой готов был брататься, лишь бы мне палки в колеса ставить. Так что насчет «общих врагов» — это он пусть кому другому рассказывает. Скорее, Мешко сейчас ищет, под чье бы крыло приткнуться, чтоб его самого не подмяли — либо немцы с запада, либо мы с востока.

— Речи-то медовые, посол, — прервал я его. — Только память у меня, повторюсь, хорошая. Помню, чьи дружины рядом с варягами Сфендослава топтались. И чьи купчишки барыши считали, пока Русь кровью харкала. Так что кончай эти басни про «общих врагов». Говори начистоту: чего твой князь хочет? И что на стол положит?

Збигнев аж запнулся на миг. Не ждал, что я вот так, с ходу, все карты на стол выложу. Но очухался быстро.

— Времена меняются, князь, — сказал он чуть тише. — И мудрые правители политику свою меняют по обстоятельствам. Сфендослав был ошибкой, признаем. Но он — дело прошлое. А будущее — за теми, кто умеет договариваться. Мой князь видит в тебе сильного государя, что собрал под рукой земли великие. Он готов признать твою власть.

— Власть над чем? — уточнил я, не расслабляясь.

— Над… всеми землями, что под твоей рукой ныне, — осторожно проблеял Збигнев.

— Меня конкретика интересует, — я чуть вперед подался. — Галич. Твой князь признает Галич за Русью? Насовсем?

Галицкая земля — давний камень преткновения. Ляхи ее своей считали, мы — своей. Тамошний князь Такшонь хоть мне и присягнул, да после сечи слаб, а Мешко, зуб даю, уже прикидывал, как бы под шумок Галич к рукам прибрать.

Збигнев замялся, глаза забегали.

— Галич — земля древняя… — заюлил он.

— Земля, чей князь мне клятву принес, — отрубил я. — Так что вопрос закрыт. Мешко признает Галич за нами? Да или нет?

Повисла тишина. Ясно было — не того поля ягода такие решения принимать, не мог он тут с ходу ответ дать.

— Ладно, — сказал я, решив подтолкнуть. — Давай так. Мешко признает Галич за нами. Мы заключаем договор о ненападении. Лет на десять, скажем. Ни вы к нам не суетесь, ни мы к вам. А за это — вашим купцам льготы на моих землях. Путь из варяг в греки снова оживет, торговля пойдет — всем навар. Ну как тебе такой расклад?

Вижу, как у него мозги скрипят за этим постным лицом. Прикидывает. Торговля по Днепру без препонов — это куш знатный. Но признать Галич — значит прогнуться, лицо потерять.

— Это… предложение серьезное, князь, — наконец выдавил он. — Я должен передать его моему повелителю. Ему решать.

— Решайте, — кивнул я. — Только не тяните. Терпение у меня не казенное. И вот что учти, Збигнев… — я понизил голос, глядя ему прямо в глаза. — Знаю я, что князь твой сейчас меж двух огней. Оттон на пятки наступает, требует и веру их принять окончательно, и землицей поделиться. Империя — махина серьезная, слов нет. Но и Русь теперь не та, что прежде. Подумайте крепко, с кем вам сподручнее дружбу водить. Сильный союзник на востоке может оказаться куда полезнее далекого и жадного императора на западе. Думайте. И еще, перед тем как дать ответ не забудьте что стало с моим последним врагом — Искоростенем.

Я дал понять, что в курсе его шашней с Оттоном. И что слабость его вижу прекрасно. Еще и «мускулами» поиграл. Это был удар под дых, и я видел — попал. Збигнев слегка побледнел, но тут же взял себя в руки.

— Я передам твои слова, князь, — сказал он сухо. — Нам нужно время.

— Время у вас есть. Пока я тут стою. Дня три-четыре, не боле. Потом я дальше двину, и разговор может пойти по-другому. Ступайте.

Послы поклонились и пошли к выходу. Збигнев — последним. Уже у самого полога шатра он на миг обернулся.

— Оттон тоже вашей дружбы ищет, княже, — прошептал он так, чтобы слышал только я. — Говорят, попы его уже к Владимиру путь держат…

И вышел, не дожидаясь ответа.

Слова Збигнева повисли в шатре. Значит, немецкий кайзер зря времени не терял. Пока я тут с древлянскими упырями ковырялся, он уже свои грабли к западным нашим землям тянет. И не просто так — через веру решил подкатить! Хитрожо… Хитро придумано. Латинские ксендзы с их сладкими речами да посулами королевских корон от имени императора — это похлеще иного меча будет для какого-нибудь местного князька, охочего до власти и величия. Владимир-Волынский — ключ к Волыни, узел торговый знатный, считай, на самой границе с ляхами. Если Оттон там когти запустит, пусть даже через веру, это ж как кость в горле будет для всей моей державы.