Тем не менее я должен подчеркнуть, что пользовался самым теплым его расположением и, когда бы мы не встречались, он приветствовал меня с соблюдением полного собачьего церемониала. Не следует ждать, что дикое животное будет обходится с человеком иначе, чем особями своего вида. Мой динго совершенно несомненно питал ко мне самые горячие чувства, какие вообще способен питать один взрослый динго к другому, но покорность и послушание тут просто не при чем.

Я привел эту историю уже потому, что в ней исчерпывающе сказано о всех аспектах содержания диких представителей собачьих. Например, я еще в Иркутске держал степную волчицу Джерри: она за пять лет не доставила мне не малейших трудностей. Держал я ее в вольере, во дворе, но большую часть времени она по этому двору свободно бегала. Через забор находился детский сад, куда она часто отправлялась в гости, поиграть с детишками. К счастью, никто из соседей не знал, что она волк, все думали, что она лайка нечистопородная. Интересно, что в лесу, где мы с ней, хоть редко, но бывали, она ночью старалась не отходить от костра, и вообще вела себя там как-то неуверенно, ходила за мной по пятам, осторожничала.

С динго из Ростовского зоопарка работал мой товарищ, Г. Олешня, кинолог МВД. Собака запомнилась ему тем, что от нее практически не было запаха в квартире, тем, что она сгрызла здоровенный подоконник, и тем, что в годовалом возрасте убежала безвозвратно.

Что волчицу, что динго из Ростова отличала коллосальная реакция. Моя волчица Джерри лизала меня в лицо в прыжке и я никогда не успевал увернуться. Динго, по рассказам, в игре успевал отобрать мячик или куснуть. А ведь, играя с собакой, особенно молодой, мы зачастую опережаем ее в движении.

Вот еще одна история из моей практики. Ее можно назвать: ПОВЕСТЬ О СТАРОМ БОКСЕРЕ.

Дик — боксер из ФРГ. Десять лет не расставался он с хозяином — военным летчиком; на десятом году летчика перевели из Красноярска в Афганистан, собаку взять с собой он не смог, родственники тоже отказались, пришлось сдать Дика в питомник.

Я в это время проводил творческий отпуск на маленькой точке железнодорожной охраны в самой глуши Красноярского края. Была договоренность с руководством ВОХРа, имелась свободная квартирка с некоторыми удоьствами. О моей увлеченности собаками руководство знало, поэтому звонок из красноярского питомника меня не удивил. Я сразу выехал, ругая себя: зачем, мол, мне нужен чужой пес, тем более боксер, представитель породы, крайне мучительно меняющей хозяев. Но по телефону сказали, что пес неделю не ест, подохнет…

Дик оказался настоящим гигантом. Такой, наверное, была собака, сидящая в известной сказке на третьем сундуке. И истощен он был до прозрачности. В вольере валялось множество мисок с засохшей пищей — Дик не давал их забирать. На выгул тоже не выходил — по всей территории вольера валялись фекалии.

Кинологи питомника одели дресскостюмы, надели на Дика глухой намордник, подцепили поводок. Я повел его на вокзал, то и дело преодолевая сопротивление ослабшего пса. В дороге мы нашли некий компромисс в отношениях: я то и дело снимал намордник, давая псу попить, а он великодушно не кусался.

Ввел я Дика в нашу временную квартиру, с женой познакомил, место определил. А Дик после всего пережитого превратился вдруг в автомат, робота. Все время лежал, вяло и очень мало ел, гадил где попало, ни на что не реагировал. Шестимесячный овчар Антей мог его оттолкнуть от миски. Дик не жил, а равнодушно существовал.

Я старался не быть назойливым. Но много с ним разговаривал, старался почаще почистить, выгуливать. Спустя две недели я уехал на день-два по делам, когда вернулся и сошел на нашем полустанке, увидел у дома жену с Диком. В тот же миг Дик увидел меня. Он внезапно ожил, вырвал из рук жены поводок, и крупным наметом бросился в мою сторону.

Я присел на корточки и чуть не заплакал, ощущая на лице поцелуи шершавого языка.

С этой минуты Дик изменился мгновенно и неузнаваемо. Первое, что он сделал, придя домой, — задал трепку Антею и выгнал его на улицу. Потом взял в зубы свою подстилку и приволок ее к кровати, видимо, так он привык спать у старого хозяина.

У Дика проснулся отменный аппетит, он много и охотно гулял, быстро набрал тело. О возрасте напоминали только сильно стертые, желтоватые зубы. Пес стал упругим, шустрым.

И тут проявилась некая тяжелая черта его надломленной страданиями личности он начал бояться, что потеряет и меня, как первого хозяина. Почти везде приходилось брать его с собой. Нет, он не скулил, оставаясь один, не лаял. Просто впадал в тоску, становился вялым, стонал как-то по-человечески.

Кроме того, он стал охранять меня от всех. Любое движение в мою сторону, попытка знакомого к контакту — Дик бросается с яростью. Даже в глухом наморднике он пугал людей своим размерами и этой отчаянной ненавистью.

Потом Дик добрался до жены. Она стояла рядом, когда я вывел пса и еще не надел на нео намордник, собирался просто поводить на поводке. Было прохладно, и она натянула на кисти рукава пальто. И в тот же миг Дик бросился, впился и начал перебирать челюстью, ползя к горлу. Я почти задушил его сгибом локтя, пока он выпустил руку.

Слава богу, что клыки его сточила старость. Но покалечил руку все равно сильно. Жена после этого эпизода много лет побаивалась боксеров.

Короче, Дик добился своего. Уехала жена, забрав с собой овчара, знакомые в гости заходить избегали, на прогулках мы были как в вакууме — все при виде нас быстро ретировались. А отпуск мой кончался, надо было возвращаться в город.

В городе Дика пришлось держать на балконе на привязи. Мама, братья, балконом пользоваться перестали. Спускать во время выгула даже в наморднике Дика было опасно — он и без зубов был достаточно опасен: броски, удары мощного тела отнюдь не подарок для случайных прохожих.

И Дику, и мне стало плохо жить. Меня захлестывала обычная журналистская текучка, назревали серьезные командировки. Дик даже во время недолгих отлучек впадл в плусонную тоску, отказывался от еды. Брать его повсюду с собой не представлялось возможным из-за все возрастающей агрессивности.

Это сейчас, на склоне лет, переоценив многие человеческие ценности и показав их ложность, я бы не задумываясь уехал в глушь и дал бы Дику счастливо дожить свой век. Тогда я только входил в мир, жаждал впечатлений, карьеры, знакомств. Я усыпил Дика. Единственно хорошо, что он не почувствовал боли, просто заснул.

Знание этого вопроса важно для того, чтоб не вызвать агрессию собаки или кошки, приревновавшей вас к другому члену семьи или знакомому. Кроме того мы расшифруем разговорный язык собак и кошек — язык речевой и жестов.

У всех видов, заботящихся о потомстве, детеныши любят своих родителей. Не будь этой любви, за кем бы они следовали, кого слушались и у кого учились? Природа использует любовь к родителям и еще для одной цели: их облик запечатлевается в детстве как образец будущего партнера по размножению. У некоторых видов сила запечатления так велика, что может пересилить врожденный облик вида. Например, если маленьких птенцов ткачиков одного вида подложить в гнездо другого вида, они, став взрослыми, стремятся образовать пару с видом своих приемных родителей, а не с родным видом. Запечатление обнаружено и у обезьян, а это значит, что оно может быть и у человека. Чтобы оно сработало, естественный отбор «подмешал» в любовь к родителям малую толику сексуальной любви. Поэтому девочка не просто любит отца, но и немножко влюблена в него. Поэтому она немного ревнует его к своей матери. И поэтому же в некоторых ситуациях ее реакции на родителей оказываются неожиданными для нее самой и странными для родителей.