Но вот на трибуну поднялся Кваме Нкрума. Черную трость, с которой он не расставался, оставил на столе, почти вплотную примыкавшем к трибуне, покрытой красным бархатом. Его почти всегда грустное лицо озарилось улыбкой. Ему несколько минут не давали говорить: аплодировали.

— Братья и соратники по борьбе! — обратился он к участникам конференции. — Мы считаем за великую честь принять всех вас в нашем ганском доме. Он, этот дом, независим от империалистов, но целиком и полностью зависим от вас, и двери его всегда открыты для участников национально-освободительного движения. Мы бы хотели освободить наш многострадальный континент сегодня или завтра, но у нас нет еще для этого необходимых средств. Противник гораздо сильнее нас, хотя в историческом аспекте он обречен на гибель. Мы бы хотели накормить голодающих, обуть и одеть бедных во всех концах континента, но пока что мы и сами бедны. Я могу только сказать, что сердце Ганы всегда было и будет с вами. Вы — недалекое будущее всего континента. Сегодняшняя Гана — это завтрашнее Конго, Кения, Уганда, Родезия, Танганьика, все ныне зависимые и угнетаемые народы материка. Позвольте мне остановиться на основных проблемах нашей борьбы…

Лумумба впервые слушал публичное выступление президента Ганы. Кваме Нкрума говорил долго, но не утомлял слушателей, а, казалось, все больше и больше убеждал их и располагал к себе. Он приводил примеры из жизни независимой Ганы, переходил к теоретическим построениям. Нкрума с особым воодушевлением развивал мысль о создании Африканских соединенных штатов, о федерации, о возможности сформирования в свое время единого африканского правительства. Идея панафриканизма, разделяемая многими образованными африканцами, приобретала в новых условиях современное звучание. Овации разразились тогда, когда было сообщено, что «великий негр» Уильям Дюбуа, с которым Кваме Нкрума дружил и состоял в переписке, не только принял предложение прибыть в Аккру, но и выразил готовность поселиться здесь и возглавить работу по изданию африканской энциклопедии.

Участников первой конференции народов Африки порадовало и то, что глава суверенной Ганы проявил широкий подход к политическим и философским воззрениям прошлого и настоящего. Он цитировал Маркса и Ленина, Вашингтона и Линкольна, ссылался на конституции Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Его словами нарождающаяся новая Африка как бы обобщала в обстановке свободного обсуждения опыт мировой истории и делала из этого опыта полезный для себя вывод. За президентом Ганы уже успела закрепиться репутация беспощадного критика империализма и колониализма, сторонника переустройства новых, независимых африканских государств на социалистических началах.

Здесь, в Аккре, единство было и полным и единодушным. Участники конференции заявили о своей полной поддержке всех борцов за свободу в Африке — «как тех, кто использует мирные средства борьбы без применения насилия, так и тех, кто вынужден отвечать насилием против насилия». Была принята резолюция против расизма и дискриминации. Участники конференции высказались за применение широких экономических санкций против Южной Африки, за то, чтобы всеми способами пропагандировать идею панафриканизма, за расширение политических, культурных и иных связей между африканскими странами. Специальная резолюция осудила племенной строй и религиозный сепаратизм. Создан был постоянный комитет конференции — в него вошел и Лумумба. До этого он выступил с речью. Патрис Лумумба поблагодарил правительство Ганы за приглашение на столь важную конференцию. Он рассказал о политической ситуации в Бельгийском Конго, о деятельности возглавляемой им партии — Национальное движение Конго, отметив, что партия эта еще молодая — она была создана осенью 1958 года.

— Наше движение имеет главной целью освобождение конголезского народа от колониального режима и достижение им независимости. Мы отдаем себе отчет в том, что нашими главными врагами являются колониализм, империализм, трибализм и сепаратизм. Выступления многих делегатов на конференции помогут выработать нам современную тактику борьбы с колонизаторами. Я доложу своей партии о принятых здесь резолюциях, постараюсь передать атмосферу братства и солидарности, царящую здесь, расскажу о вашем внимании к борьбе конголезского народа. Считайте и нас, конголезцев, солдатами единой и свободной Африки! Долой колониализм и империализм! Долой расизм и племенную раздробленность! Да здравствует конголезская нация, да здравствует независимая Африка!

Уже потом, прохаживаясь по берегу Атлантического океана, по рыбацкому району ганской столицы, он пытался еще раз восстановить в памяти все то, о чем говорилось на конференции. А Гвинейский залив неутомимо катил прибойные волны — калема. Лумумба услышал песню рыбаков:

В Лумумбе заговорил поэт: он, ставший лидером конголезской политической партии, представляющий свое движение и свою страну за рубежом, с детства писал стихи и был неравнодушен к яркому поэтическому слову, к образу, сравнению, к звучной рифме. Он сразу же оценил рыбацкую песню. Калема, думал он, — символ обновляющейся Африки. Калема — прибойная волна национального движения всех африканцев.

Лумумба покинул Аккру окрыленным.

Прибойная, наступательная калема не давала ему покоя.

Конголезская калема должна быть усилена во сто крат.

Когда человек летит на родную землю, то он осмысливает все виденное и слышанное в чужом краю, и в то же время память тянет его к своему дому, своей стране, своему народу. Калейдоскоп мыслей, отдельных сцен, разговоров, оценка и переоценка того, что сделал. Будничная, черновая работа мозга. Словно мало ему сегодняшних событий: он взваливает на себя большое и малое из дальнего и близкого прошлого…

Неторопливо проплыли слова: «С горячей воды огня никогда не будет». Лумумба вспомнил: сказал их Нгонго Лютете, самый популярный вождь народа батетела, из которого вышел и Патрис Лумумба, мутетела, то есть отдельный человек батетела, говорящий на своем родном языке отетела. Язык только разговорный, письменности нет. Как растение, лишенное благоприятных условий, язык отетела прижался к земле. Где нет печатного слова, там с особой силой расцветает фольклор, появляются причудливые сказания и легенды, слагаемые во время вечерних и ночных бесед за костром, на охоте, длящейся сутками, на свадьбах и похоронах, «во дни торжеств и бед народных».

Нгонго Лютете не оставил после себя письменных трактатов: он не умел писать. Разговаривал на одном яаыке — отетела. Зато как говорил! Посев, сделанный Лютете, приносит урожай за урожаем. «Вода не может кружиться, если нет переката или водопада». Опять слова вождя батетела…

Вождем его выбрали на крестьянской сходке, как наиболее мудрого, бескорыстного, честного и смелого. Нгонго Лютете был крестьянином, охотником и мыслителем. Про него говорили, что он видит крокодила на дне реки, приближение врага чует по ветру, мысли человека распознает по глазам. «Нгонго Лютете сказал» — эти слова и сейчас вызывают среди конголезцев в высшей степени уважительное отношение, заставляя их прекратить всякую тарабарщину и почтительно слушать, что же изрек вождь. А каков был вес его слов тогда, в конце прошлого столетия? И что он сделал для Конго?