Баконго — обширный район, охватывающий все среднее течение реки, провинцию Леопольдвиль, выход страны к океану, значительные территории правобережного, Французского Конго, а также Анголы и Кабинды. Баконго — конгломерат племен. Главный язык лингала, но многие говорят и на киконго. Жозеф Касавубу родился в местечке Чела, что в нескольких километрах от границы с португальской колонией Кабиндой. Его родное племя баконго. Учился в миссионерской школе. В семинарии изучал латынь, схоластику, теологию. Службу начал в финансовом департаменте бельгийской администрации Леопольдвиля. Довольно быстро шел в гору по ступенькам бельгийской колониальной лестницы. Он стал первым африканским бургомистром коммуны Дендале, пригорода конголезской столицы. Он был идеальным эволюэ, с которым бельгийский чиновник всегда находил общий язык. Смешно припоминать, но когда-то, в ранней молодости, в самом начале своей служебной карьеры, Жозеф искренне верил в умственное превосходство европейских поселенцев. Внешне все свидетельствовало об этом, и практика каждого дня все больше и больше подтверждала эту теорию об интеллектуальном неравенстве. Он знал немало бельгийцев, которые, прибыв в Конго и получая сравнительно скромную плату, быстро превращались из мелких служащих в богатейших людей — плантаторов, владельцев гаражей, торговцев, судовладельцев, держателей акций, крупных фермеров, банкиров.
Жозеф потом иронизировал над своими заблуждениями. И как только он мог думать, что большое богатство может быть достигнуто большим умом! Сколько пустоголовых, ограниченных торгашей осело в Конго! Боже, боже, а какая тупость царила в генерал-губернаторстве… Он изучил эту среду досконально.
В школах миссионеров, в католических семинариях, на различных курсах, открытых для подающих надежды конголезцев, тайным и явным образом велся этот спор об интеллектуальных высотах. Касавубу и сам варился в этом котле. Учиться он начал поздно: в двадцать лет он еще был семинаристом и, подобно другим однокашникам, мечтал о высшем образовании в Европе.
Но Жозеф-семинарист тогда лишь начинал свой путь морального самоусовершенствования: его еще не прозвали «Улиткой», его натура сохраняла и непосредственность юности, и желание все свои помыслы вынести на суд товарищей. К тому же аббат, занимавшийся с ними законом божьим, был каким-то странным субъектом. Он требовал от слушателей, чтобы они воспринимали учение Христа не механически, а пропускали его через мозг и клали на сердце и душу. Аббат подолгу оставался наедине с тем или иным учеником, закрываясь в комнатке и обрушивая на очередного избранника массу вопросов.
Прямо из семинарии Жозеф отправился в деревню Нкамба, где на исходе прошлого столетия родился Симон Кимбангу — личность легендарная и таинственная. Никто не может точно назвать день его рождения: в колониальный период африканским детям не выписывали метрик. Но известно, что в молодости он прислуживал в баптистской миссии и стал потом наставником при ней. Какое-то время проработал на строительстве железной дороги Леопольдвиль — Матади. В поисках работы скитался с места на место. Положение рабочего люда он знал хорошо. Утешение от горькой жизни находил в непрестанных чтениях библии и псалтыря. Память у него была превосходная: знал наизусть все молитвы и читал их в зависимости от аудитории на киконго, лингала, французском и даже латинском. Способного юношу сделали катешистом — так называли человека, который обучал обращенных в католичество африканцев молитвам и священному писанию. Зарекомендовал себя замечательным плотником. Изготовлял кресты, стулья, столы, вырезал из дерева ложки. Вряд ли Симон предполагал, что потом эти немудреные изделия станут реликвиями: до сих пор в деревнях и церквушках Нижнего Конго тщательно сохраняются вещи, сделанные руками Кимбангу.
На фотографиях, дошедших до нас, Симон Кимбангу выглядит простодушным и жизнерадостным. Одежда его состояла из длинной юбки и рубашки с короткими рукавами. Никакой обуви он не признавал. Улыбка не сходила с его полного лица. Одаренный незаурядной физической силой, он помогал африканцам строить дома, вместе с женщинами толок в ступе кукурузу и маниоу. Нянчил чужих детей. Его хижина была открыта для всех. Нгунза, то есть пророком, он стал после болезни, когда из Матади возвратился в родную деревню. В марте 1921 года на него снизошло «божественное откровение». Он заявил, что видел и слышал самого бога, который призвал его встать с постели и пойти в народ, чтобы дать ему веру и исцелить его от всех недугов. Новый африканский пророк привлекал к себе массу сторонников. У него появились апостолы — их было двенадцать. Движение обретало силу. Новая Мекка — Нкамба — превратилась в место паломничества. К Симону Кимбангу шли африканцы со всего Конго: шли больные, прокаженные, старики и дети. Перед домиком Симона клали умерших — их приносили для воскрешения. Никому дотоле не известная Нкамба превращалась в конголезский Иерусалим со своим пророком и со своей церковью, в которой богослужение отправлял сам Кимбангу. Перед верующими он появлялся в простой одежде, без креста. Он учил, что крест из металла, тем более дорогого, не соответствует простоте религии: крест должен выражаться жестом правой руки. На шее он носил металлический ошейник с цепями.
Бельгийские власти переполошились не на шутку. Они ввели военное положение в районе Баконго, направив туда усиленные отряды солдат. Начались аресты и преследования. В Леопольдвиле, Матади и других крупных городах то и дело объявлялись пророки, последователи Симона Кимбангу. Их брали под стражу, но на другой день появлялись новые и новые приверженцы кимбангизма. Африканцы надевали цепи на шеи — они были выразительным символом порабощенного народа.
В тюрьму были заключены мать и сын Кимбангу. Преследования «апостолов» не прекращались. В сентябре 1921 года Симон Кимбангу был арестован и вывезен за пределы Нижнего Конго. Суд приговорил его к смертной казни. Брюссель дал указание: заменить смертную казнь пожизненной ссылкой. Было названо и место поселения — Катанга, провинция, где проживало наибольшее число европейцев, где «порядок» был наиболее прочным, где жандармерия была наиболее сильной и дисциплинированной. Симона Кимбангу упрятали в тюрьму, находившуюся на окраине Элизабетвиля, административной столицы катангской провинции. Там он и скончался в 1951 году.
Но физическая смерть не означает смерть духовную!
Каждый шаг Симона, каждое его слово становились достоянием молвы. Народ по-своему воспринимал учение Симона Кимбангу и, подправляя его на свой лад, придавал ему конкретный смысл. Жители Нижнего Конго видели в Симоне Кимбангу не просто христианского проповедника, а борца против бельгийского колониального владычества, конголезца, который хочет избавиться от иностранцев и намерен сам управлять своей страной.
Кимбангизм всколыхнул все Конго. Крестьяне отказывались платить налоги, не выходили на работу. Рабочие покидали фабрики, гаражи, мастерские и магазины. Дрогнули силы поддержания общественного порядка: солдатская масса в них была конголезская, а офицеры — из Бельгии. Солдаты самовольно покидали лагеря и тайком пробирались в Нкамба. Их вылавливали, наказывали, возвращали в казармы. Движение кимбангистов с особой силой охватило Нижнее Конго. Запрещенное официальными властями, оно ушло в подполье. О Кимбангу распространялись легенды. Библейские истории, жития святых приспосабливались к личности Симона Кимбангу. От Христа делался прямой переход к Симону Кимбангу. О нем слагали песни.
Что проповедовал Симон Кимбангу, чем обусловлено его появление на горизонте колониального Конго?
Чтобы пирога поплыла, нужна вода. Без воды самая хорошая пирога не сдвинется с места. Так гласит конголезская поговорка, бытующая среди рыбаков и крестьян. Учение Симона Кимбангу могло возникнуть в колониальных условиях, когда усилия Бельгии были направлены на ограбление ресурсов Конго, на физическое выматывание рабочего и крестьянского населения. Бунтарство имело религиозные истоки, что далеко не случайно. Католическая религия оказалась наиболее слабым звеном в арсенале колонизаторов потому, что она играла наиболее фальшивую роль, лавируя между местным населением и официальным Брюсселем. Миссионеры стояли ближе к простому народу, лучше знали его нужды, о чем свидетельствуют и книги, принадлежащие перу католических священников. Миссия — не полицейский участок, которого избегали конголезцы. Начальные миссионерские школы принимали крестьянских детей. Многие католические священники были учителями и врачами: к ним шли и больные. Католические сестры работали в больницах и госпиталях. Это накладывало определенный отпечаток на характер взаимоотношений между конголезским крестьянством и служителями культа. Какая-то часть населения доверяла католикам и искала у них защиты, когда свирепствовали карательные отряды. Было немало случаев, когда священники действительно выгораживали крестьян, обвиняемых в саботаже, в неподчинении властям. Реакционную сущность католичества не каждый понимал. В Конго было слишком мало образованных людей, способных на разоблачение этой духовной ширмы колониализма. Вместе с тем многим конюлезцам казалось, что и религию можно использовать для борьбы за свои права, если придать ей антиколониальное направление.
