Я открыла мазь, и весенний воздух вдруг запах новогодней елкой. Я кладу много розмарина.

Мазь густа, воскообразна и всегда холодна на ощупь. Хлопья светящейся кладбищенской плесени смотрелись как закопанные светлячки. Я мазнула по лбу Ларри, по щекам. Он поднял футболку, чтобы я могла нанести мазь поверх сердца. Это легче было сказать, чем сделать, из-за ремней наплечной кобуры, но мы уже привыкли к пистолетам. Оба ножа и запасной пистолет я оставила в джипе. Я намазала кожу Ларри, чувствуя, как бьется сердце у меня под пальцами.

Я передала Ларри банку, он макнул в нее два пальца, нанес мазь мне на лицо. Рука у него была уверенной, лицо сосредоточенным, глаза полностью серьезными.

Я расстегнула тенниску, и Ларри просунул руку к моему сердцу. Его пальцы зацепили цепочку распятия, вытащив его наружу. Я засунула его обратно, к самой коже. Ларри вернул мне банку, я завернула крышку. Не надо, чтобы мазь высыхала.

Я никогда даже не слыхала, чтобы кто-нибудь делал то, что мы сейчас пытались. Дело не только в возрасте, но и в рассыпанных костях. Нам нужно было только три, но здесь было не найти трех нетронутых тел. Даже если бы мы поднимали их по одному, это было бы дело случая. Как поднять ровно столько и не больше, если они все перемешаны? Имен я не знаю, кладбищенской ограды, чтобы заключить в ней силу, тоже нет. Как тут действовать?

Головоломка.

Ладно, сейчас нам надо замкнуть круг. Все по порядку.

— Проверь, чтобы мазь была у тебя на обеих руках, — сказала я.

Ларри потер руки, будто втирая лосьон.

— Есть, начальник! Что дальше?

Я вытащила из сумки серебряную чашу. Она блеснула в лунном свете, как кусок неба.

Ларри широко раскрыл глаза.

— Это не обязательно должно быть серебро. Мистических символов на нем нет. Можешь взять пластиковую миску из универмага, но сюда должна вылиться жизнь другого существа. Я беру красивую вещь, чтобы проявить уважение к жизни, но ты пойми, что это не обязано быть серебро или такая форма, это просто контейнер. Доходит?

Ларри кивнул.

— А не привести ли остальных коз снизу? А то каждый раз бегать за ними туда-сюда.

Я пожала плечами:

— Прежде всего они начнут метаться в панике. А потом — это жестоко: заставить их смотреть на смерть товарок, зная, что их очередь следующая.

— Мой преподаватель зоологии сказал бы, что ты их очеловечиваешь.

— И пусть его. Я знаю, что они ощущают страх и боль. Мне этого хватит.

Ларри поглядел на меня долгим взглядом.

— Тебе это тоже не по душе.

— Да. Ты будешь держать или давать морковку?

— Морковку?

Я вытащила из сумки морковку с зеленым хвостом.

— За этим ты и заходила в лавку, когда я ждал в машине с козами?

— Да.

Я подняла морковку в воздух. Коза натянула веревку, тянясь к морковке. Я поднесла к ее морде зеленый хвост. Коза заблеяла и потянулась ко мне, завиляв коротким хвостом. Счастливая коза.

Я отдала серебряную чашу Ларри.

— Поставь на землю под горлом. Когда покажется кровь, собери ее сколько сможешь.

Мачете я держала за спиной в правой руке, морковку в левой. И чувствовала себя, как детский дантист. Нет, у меня за спиной ничего нет. Ты не обращай внимания на эту большую иглу. Да, только эта игла навсегда.

Коза захватила почти всю ботву, и я ждала, пока она отправит ее в пасть. Ларри присел рядом с ней, поставив чашу на землю. Я выдала козе морковку. Она ощутила вкус, и я потянула морковку на себя, чтобы коза вытянула шею подальше, пытаясь забрать побольше этой вкусности.

Я приложила мачете к шерстистому горлу, не перерезая, слегка. Шея задрожала под лезвием, вытянутая к морковке. Я полоснула.

Лезвие было острым, а у меня был опыт. Не раздалось ни звука — только расширенные удивленные глаза и хлынувшая из шеи кровь.

Ларри подхватил чашу, подставив ее под рану. Кровь плеснула по его рукам на синюю футболку. Коза рухнула на колени. Кровь заполняла чашу, темная и блестящая, больше черная, чем красная.

— В крови кусочки морковки, — сказал Ларри.

— Это ничего, — сказала я. — Морковь инертна.

Голова козы медленно опустилась на землю. Чаша стояла под горлом, наполняясь кровью. Почти совершенное заклание. С козами бывает очень трудно, но иногда, как сегодня, получается просто. Конечно, еще не конец работы.

Я приложила окровавленный нож к левой руке и взрезала кожу. Боль резанула сразу и резко. Держа порез над чашей, я стала смешивать свою кровь с козьей.

— Дай мне правую руку, — сказала я.

Ларри не стал спорить, а просто протянул руку. Я ему говорила, как это будет, но все равно этот жест был полон доверия. На обращенном ко мне лице Ларри не было и тени страха. Молодец.

Я взрезала ему руку. Он вздрогнул, но не отдернул ее.

— Пусть капает в чашу.

Он вытянул руку над чашей. Я протянула ему левую руку, он мне — правую. Сцепив пальцы, мы сложили раны вместе над чашей, смешивая кровь. Ларри держал один край чаши, я — другой. Кровь текла по рукам и капала с локтей в чашу и на окровавленную обнаженную сталь.

Мы стояли, сцепив руки, держа чашу. Я медленно отодвинула свою руку от руки Ларри, потом взяла у него чашу. Он повторял мои движения, как всегда. Мог бы уже делать это с закрытыми глазами.

Я подошла к краю круга, который мысленно наметила, и погрузила руку в чашу. Кровь все еще была на удивление теплой, почти горячей. Взявшись окровавленной рукой за рукоять мачете, я стала на ходу разбрызгивать лезвием кровь.

Я ощущала стоящего в центре круга Ларри, будто нас связывала невидимая веревка. Я шла, и веревка натягивалась все туже и туже, как скручиваемая резина. Сила росла с каждым шагом, с каждой каплей крови. Земля изголодалась по ней. Я никогда не поднимала мертвых на месте, где раньше выполнялись ритуалы смерти. Магнус должен был мне это сказать. А может, он просто не знал. Великодушная мысль с моей стороны.

Все это теперь ничего не значило. На этом месте была магия, жадная до крови и смерти. Ждущая в нетерпении, чтобы я завершила круг. Чтобы подняла мертвых. Голодная.

Я стояла почти в том месте, откуда начала. В капле крови от закрытия круга. Канат силы, связывающий меня с Ларри, натянулся почти до боли. Потенциальная сила пугала и влекла. Мы пробудили что-то древнее и давно спящее, и я заколебалась. Не стала завершать круг — из упрямства и страха. Я не до конца понимала, что ощущаю. Это была чья-то чужая магия, чьи-то чары. Мы ее включили, но я не знала, что она станет делать. Мы можем поднять своих мертвецов, но это будет как пройти по канату между другим заклинанием и… и чем-то.

Я ощутила старика Кровавые Кости в его далекой тюрьме. Он наблюдал за мной, побуждал сделать последний шаг. Я тряхнула головой, будто старый фейри мог меня видеть. Я просто не настолько понимала эти чары, чтобы рисковать.

— Что случилось? — спросил Ларри. Его голос звучал придушенно. Мы задыхались неистраченной силой, и черт меня побери, если я знала, что с ней делать.

Краем глаза я уловила движение. На краю горы стояла Айви. Она была в туристских ботинках с отвернутыми толстыми белыми носками, в свободных черных шортах и ярко-розовом облегающем топе, а поверх — фланелевая рубашка в клетку. Цепь сережки болталась и мерцала в лунном свете. Да, девушка приоделась.

Мне только и оставалось плеснуть последнюю каплю крови, и круг замкнется. И этот круг я удержу и против нее, и против их всех. Никто и ничто не пересечет его вопреки моему желанию. Ладно, до определенной степени — демоны и ангелы, наверное, могут его переступить, но уж никак не вампиры.

Волна победной радости донеслась до меня от заключенной в насыпи твари. Он хотел, чтобы я завершила круг. Я бросила чашу и мачете за спину к центру круга, подальше от края, чтобы на него не попала кровь. Айви метнулась ко мне быстрее света, размытой полосой. Я дернулась за пистолетом, он вылетел из кобуры, и тут она в меня врезалась. От удара браунинг вылетел, и я рухнула на землю, оставшись с пустыми руками.