— Помогите мне, Жан-Клод.

Секунда молчания.

— Только я достаточно силен, чтобы быть вашим сопровождающим. Вы хотите, чтобы я все бросил и побежал к вам?

Настала моя очередь замолчать. При такой постановке вопроса все поворачивалось по-другому. Получалось, что я прошу огромной услуги. А я не хотела быть в долгу у Жан-Клода. Да, но я это переживу. А Джефф Квинлен может и не пережить.

— Да, — ответила я.

— Вы хотите, чтобы я прибыл вам на помощь?

Я скрипнула зубами и повторила:

— Да.

— Завтра вечером прилечу.

— Сегодня.

— Ma petite, ma petite, что мне с вами делать?

— Вы сказали, что вы мне поможете.

— И я это сделаю, но такие вещи требуют времени.

— Какие вещи?

— Представьте себе, что Брэнсон — это другая страна. Потенциально враждебное чужое государство, где мне надо добиться для нас безопасного пропуска. Есть обычаи, которые следует соблюдать. Если я вломлюсь сразу, это будет воспринято как объявление войны.

— А нет способа начать сегодня? — спросила я. — Не развязывая войны?

— Возможно. Но если вы подождете всего одну ночь, ma petite, наше предприятие будет куда безопаснее.

— Мы за себя постоять можем, Джефф Квинлен — нет.

— Это так его зовут?

— Да.

Послышался вздох, от которого я вздрогнула — мурашки по коже побежали. Я могла бы потребовать, чтобы он это прекратил, но это было бы ему только приятно, и я промолчала.

— Я полечу сегодня. Как мне с вами связаться?

Я ему дала свой адрес в гостинице, вздохнула и добавила номер пейджера.

— Я с вами свяжусь, когда прилечу.

— А сколько времени вам лететь на такое расстояние?

— Анита, вы подумали, что я полечу сам, как птица?

Мне не понравилась дружеская насмешка в его голосе, но я ответила честно:

— Была такая мысль.

Он засмеялся, и у меня по коже пошли мурашки.

— О ma petite, ma petite, вы великолепны.

Именно то, что мне хотелось услышать.

— Так как же вы сюда доберетесь?

— На личном самолете.

Конечно, у него есть свой самолет.

— И когда вы можете прибыть?

— Как только смогу, мой нетерпеливый цветочек.

— Знаете, уж лучше ma petite, чем цветочек.

— Как хотите, ma petite.

— Я хочу до рассвета увидеться с Мастером Брэнсона.

— Вы это уже достаточно ясно выразили, и я попытаюсь.

— Попытки будет мало.

— Вы чувствуете свою вину за этого мальчика. Почему?

— Я не чувствую вины.

— Тогда ответственность.

Я не знала, что ответить. Он был прав.

— Вы ведь не читаете сейчас мои мысли?

— Нет, ma petite. Дело в вашем голосе и в вашем нетерпении.

Как я терпеть не могла, что он так хорошо меня знает! Терпеть не могла!

— Да, я чувствую свою ответственность.

— Почему?

— Я здесь отвечала за обстановку.

— Вы все сделали, чтобы сохранить его в безопасности?

— Навесила облатки на все входы.

— Значит, кто-то их впустил?

— Здесь был собачий лаз, уходящий в гараж. Не пришлось прорезать дыры в дверях.

— Среди нападавших был вампир-дитя?

— Нет.

— Как же тогда?

Я описала тощего вампира-скелета.

— Это была почти трансформация. Он перекинулся в секунду. И тогда в тусклом свете мог бы сойти за человека. Я никогда ничего подобного не видела.

— Я только один раз наблюдал такие способности, — сказал он.

— Значит, вы знаете, кто это?

— Я буду у вас как только смогу, ma petite.

— У вас вдруг стал серьезный голос. В чем дело?

Он чуть рассмеялся, но как-то горьковато, будто глотая битое стекло. Даже слышать было больно.

— Вы слишком хорошо меня знаете, ma petite.

— Отвечайте мне.

— Похищенный мальчик выглядит моложе своих лет?

— Да, а что?

Единственным ответом было молчание — такое густое, хоть ножом режь.

— Ответьте, Жан-Клод!

— Пропадали мальчики раньше?

— Мне неизвестно, но я не спрашивала.

— Спросите.

— Какого возраста?

— Лет двенадцать — четырнадцать; старше, если достаточно молодо выглядели.

— Как Джефф Квинлен.

— Боюсь, что да.

— Этот вампир замешан еще в чем-то, кроме похищений детей? — спросила я.

— В каком смысле, ma petite?

— В убийствах. Не в укусах, а просто в убийствах.

— Какого рода убийствах?

Я замялась. С монстрами я материалы расследуемых дел не обсуждаю.

— Я знаю, что вы не доверяете мне, ma petite, но это важно. Расскажите мне об этих случаях, пожалуйста.

Слово «пожалуйста» он употреблял не часто. Я рассказала. Не во всех деталях, но достаточно подробно.

— Они подверглись растлению?

— В каком смысле?

— В смысле насилию, ma petite. По отношению к детям это самое точное слово.

— А! — сказала я. — Не знаю, подверглись ли они сексуальному нападению. Они были в одежде.

— Есть вещи, которым одежда не мешает, ma petite. Но это растление должно было совершаться до убийства. Систематическое растление в течение недель или месяцев.

— Я узнаю. — Тут мне в голову пришла мысль. — А девушкой этот вамп мог бы заняться?

— Заняться — вы имеете в виду секс, ma petite?

— Да.

— Если бы его прижало, он мог бы похитить девочку, не достигшую созревания, но только если бы ничего не нашел другого.

Я сглотнула слюну. Мы говорили о детях, как о вещах, о предметах.

— Нет, эта девушка была уже взрослой. Вполне сложившейся женщиной.

— Тогда нет. По своей воле он бы до нее не дотронулся.

— Что значит — «по своей воле»? А как еще?

— Мастер мог ему приказать, и он бы послушался, если достаточно боится своего Мастера. Хотя я немногих мог бы назвать, кого он настолько боится, чтобы пойти на такой отвратительный с его точки зрения поступок.

— Вы его знаете. Кто он? Назовите мне имя.

— Когда прилечу, ma petite.

— Просто назовите мне имя.

— Чтобы вы его могли сообщить полиции?

— Это их работа.

— Нет, ma petite. Если это тот, кто я думаю, это дело не для полиции.

— Почему?

— Коротко говоря, потому, что он слишком опасен и экзотичен, чтобы представлять его общественности. Если смертные узнают, что среди нас есть такие, они могут обернуться против всех нас. Вы же знаете про этот мерзкий закон, который сейчас болтается возле Сената.

— Знаю.

— Тогда вы поймете мою осторожность.

— Возможно, но если из-за вашей осторожности погибнут еще люди, это поможет принятию закона Брюстера. Подумайте об этом.

— Думаю, ma petite. Можете мне поверить, что думаю. Теперь — до свидания, мне еще многое надо сделать.

Он повесил трубку. Черт бы его побрал! Что значит — «экзотичен»? Что умеет этот вампир такого, чего не умеют другие? Он может вытянуться так, чтобы пролезть в собачий лаз. Может быть, он заставил бы Гудини позавидовать, но это не преступление. Но я помнила его лицо. Не лицо человека. Даже не лицо трупа. Что-то совсем другое. Невообразимо другое. И я помнила, как потеряла секунды. Дважды. Я, великий истребитель вампиров, секунду была беспомощна, как последний шпак. С вампирами секунды достаточно.

Когда видишь такие вещи, начинаешь говорить о демонах, что и делал недавно Квинлен. Полиция не обратила внимания, а я не стала вмешиваться. Квинлен никогда не видел настоящего демона, а то бы не допустил такой ошибки. Один раз оказавшись в обществе демона, этого уже не забудешь. Я бы предпочла дюжину вампиров, чем одно демоническое существо. Потому что им на серебряные пули плевать.

Когда мы вернулись на кладбище, было больше двух часов ночи. Федералы никак не хотели нас отпускать, будто не верили, что мы говорим всю правду. Можете себе представить? Очень противно, когда тебя обвиняют в сокрытии улик, а ты ни сном ни духом. Мне уже хотелось что-нибудь им соврать, чтобы не разочаровывать. Наверное, Фримонт нарисовала мой портрет не слишком снисходительно. Вот тебе и плата за великодушие. Но слишком было бы мелочно тыкать друг в друга пальцами с криком «Это ты виновата!», когда на ковре еще не высохла кровь Бет Сент-Джон.