В моём случае любимая не пойми где, соответственно, монстры до неё не доберутся.
Я должен победить их, чтобы вернуться к Ирэн, обнять, поддержать, потрогать пальцами её губы.
Мяч для крикета начал раскаляться и дал такую тепловую волну, что у меня начали обгорать ресницы.
Эдуарда настигли суровые, жёсткие испытания, которые могут показаться нелепыми, но я не боюсь этого, потому что подобные ситуации могут уничтожить личность. А кто ты без личности?
Любовь — то, чего всё-таки нужно добиваться. Если она приходит в руки сама, то у тебя нет возможности проверить её на прочность. Какая же это Любовь. Лайонел, преданный оруженосец, мне служит, несмотря на то, что я изгнанник и неперспективный хозяин, настолько неперспективный, что, может быть, даже нелогично испытывать ко мне какую-то привязанность. Но тем не менее он на это идёт и не оставляет меня. Почему? Потому что, наверное, считает меня другом.
Правильно быть кому-то другом. Это важная роль, важная цель. Да, именно цель. Безрукий Слендермен прыгнул на меня. Ещё чуть-чуть, и он коснётся моей плоти. Почему-то я подсознательно чувствовал, наверное, благодаря знаниям, которые заложил в меня Метижес, что тактильный контакт с ним не закончится чем-то действительно хорошим.
Надо собраться. Я сконцентрировался на яростной атаке. Плюнул в чудовищ намотанной за всё это время на кулак «Зелёной арматурой», резко приложив сразу троих существ. Жёлтый монстр был разрезан на две части, ничего так и не успев сделать полезного в жизни.
Шар, наполненный магической энергией, так легко не сдался. Он перехватил острыми зубами моё заклинание и оттащил его на себя. В нём была такая сила, что, наверное, смог бы остановить поезд «Сапсан» на полном ходу. Рыча, он тащил меня к себе. От резкого рывка я потерял точку опоры и грохнулся. Что сказать, офигенно.
Я должен всех обезвредить! В этот момент я почувствовал, как моя голова начала взрываться изнутри от боли. Я понял, что тот газообразный монстр пытается парализовать меня болью и страхом.
Другой вопрос, что боль и страх в моём случае звучат, как атавизм.
Что мне терять? Если я сейчас не одержу победу, Первый дом устранит меня, лишив того, что мне дорого.
Если проиграю, больше не увижу Ирэн.
Мной двигали любовь и чувство, что нужно всё сделать правильно.
На красивой площади стояли колонны, их было много, они напоминали мне о театре.
Нет, я не позволю вам лишить меня красоты, я не позволю вам, поняли?
Представив, что мяч для крокета — это сигарета, я поджёг его «Багровым огнём», я взял его за суть, проник в самую глубину и забрал его страхи. Памятуя уроки Метижеса, я впитал их.
Я залез в его разум, и теперь шар боялся меня. Не я его, а он меня.
И меня должны бояться все, потому что я Эдуард из Первого дома.
Мяч для крокета в ужасе намеревался скрыться. Я сдавливал его в руке, как грецкий орех, я мял его, как испорченную туалетную бумагу.
Шар умер от страха, позорно пытаясь сбежать с поля битвы.
Так, кто ещё остаётся?
В воздухе возник Василий Берёзкин. Он эффектно левитировал и опустился прямо передо мной, раздавив Слендермена.
— Привет, мой старый друг, — сказал я.
Выглядел он сейчас как Сухожилый.
— Да, это моя настоящая внешность, а не ваш аристократический фальшивый лоск, — пробормотал Берёзкин.
— Интересно, интересно, — сказал я, размышляя об оставшемся в живых монстре.
— Ты боишься этих шавок? Они тебя не тронут, если я не захочу.
— Так это ты заказчик всего этого дерьма?
Сухожилый картинно закатил глаза.
— Нет. Совсем не я. Но, прежде чем что-то тебе сказать, ответь. Как ты думаешь, возможно ли восстановить «Колючий щит»?
Я напрягся.
— Конечно, иначе зачем всё это?
— А я тебе скажу так. Я использовал запрещённое заклинание, «Эктосферу». «Эктосфера» поглощает разрушенные защитные заклинания-артефакты, таким образом, становясь сильнее. В каком-то смысле твой «Колючий щит» теперь в моей «Эктосфере».
Глаза Василия на миг подёрнулись поволокой, я перестал видеть его зрачки. Но через секунду наваждение рассеялось.
— Так вот, «Эктосфера» запрещена потому, что вы, аристократишки, трясётесь за свои щиты, за свой статус, за мнимый вес в этом прогнившем обществе.
— Так ты же тоже аристократ, разве нет?
— К сожалению, да. Я ненавижу всю эту систему с самого детства. Чего и тебе советую.
— Знаешь, я не очень адекватно воспринимаю советы, если они рекомендуют ненавидеть, — хмыкнул я.
— Наглец! — рявкнул Василий.
Стремительно приблизившись ко мне, он исполнил какой-то магический рывок и сбил меня банальной подножкой. Я плюхнулся на спину. Больно. Затошнило. Тело девятнадцатилетнего Дюрейна не слишком адаптировано к таким физическим нагрузкам, тем более без тренировки. Одно дело — упасть на мягкие маты в учебном зале. Другое — когда местный гангстер пытается тебя унизить, а ещё что-то доказать. В принципе, я настолько обессилен, что, наверное, Василий мог бы сейчас меня прихлопнуть. Но нет, он не намерен меня убивать. Что же Берёзкин задумал?
— Я скажу тебе, Эдуард. Твой «Колючий щит» не вернётся. Первый дом убьёт тебя. Чтобы избавиться от позорного пятна в своей биографии, чтобы никто даже подумать не мог, что Первый дом можно победить, потому что иначе они будут трястись, вцепившись в своё положение. Они будут каждую секунду переживать за то, что их заменят кем-то более достойным. Учитывая нравы паршивых аристократов, достойных вагон и маленькая тележка.
— О-о-о, земные идиомы?
— Даже ваше измерение лучше, чем это! Вы хотя бы врёте не так, как мы.
— И что ты не отвечаешь на вопрос? Ты заказал убийство монстров. Если они ручные, почему самостоятельно их не уничтожил?
— Нет, они вовсе не ручные. Просто за время, пока ты упражнялся, я так накачал «Эктосферу», что могу черпать из неё энергию. Моя персональная Сифирь, моя личная батарейка.
— Ты использовал запрещённое заклинание. Почему тебя не изгнали?
— Если бы ты немного подрос, то знал бы, что основное назначение Второго дома — шпионаж. Поэтому мы так близки с Первым домом. Мы цепные. Даже не собаки. Мы хищные койоты на страже аристократического блага. Мы тайная служба, поэтому нам использовать запрещённые заклинания вполне допустимо. Другое дело, что я играю против них, поэтому и накачиваю «Эктосферу» в своих интересах, не оформляя действия документально.
— Слушай, а тебе не кажется, что газовый монстр ещё жив? — мы болтали с Василием как лучшие друзья.
— Кажется, — напряжённо ответил Берёзкин.
В воздухе возникла Этгрин. Девушка хлопнула в ладоши, рядом с ней воплотились два упругих квадрата, похожих на топорщащееся желе. Они взорвались, и я услышал стон у себя в голове.
Этгрин мелодично засмеялась и сказала:
— Всё, с двенадцатью монстрами покончено. Эдик или как ласково? Эдя? Кстати, разрешите представиться: я и есть заказчица.
— Так вы вместе? Я был прав, значит. А где интрига? Это даже неинтересно. Любой детектив в нашем измерении был бы более насыщенным интригой.
— Не спеши. Дело в том, что мне нужно было посмотреть, на что ты способен. Надеюсь, ты не обижаешься на мою маленькую шалость с Синтией? Она маньячка, психопатка, убийца. Понимаешь? Настоящая убийца. Я спасаю её от тюрьмы, от домов, прочих санкций. Одобрения к её поступкам у меня скорее нет, но родная кровь!
— Так, даже не пробуй доказать мне свою правоту. — Мой голос звенел, как холодная сталь. — Вы причина моих страданий. Из-за вас я лишился своего статуса.
— Ага, шиковал бы сейчас в кровати со служанками, со своими шлюхами из Четвёртого дома. Проституцию вы тоже легализовали, друзья? Магическая Москва питается соками всей страны, загляни за МКАД, люди стонут там, натуральное средневековье. Почему? Почему вы так слепы и не обращаете внимания на проблемы обычных людей? У вас на глазах повязки, что ли? Или вы их сознательно нацепили, чтобы не видеть очевидного?