Симпатичное где-то даже, хотя мама всегда вздыхала, повторяя, что природа несправедлива, если Ульяне достались лишь крохи красоты. И в целом внешностью она, Ульяна, в отца пошла, а тот никогда не был красавцем.

Но… ведьма?

Волосы тёмные. Взъерошенные.

Глаза тоже тёмные, цвета непонятного, потому что он то ли зеленый, то ли серый, а порой и почти чёрный. Ресницы свои.

Брови тоже.

Губы… в меру пухлые, хотя Люська утверждала, что немного можно и подколоть.

– Ведьма, ведьма… она тебе не рассказывала?

– Кто?

– Мама твоя. Она ведь тоже…

– Ведьма?

– Ведьма…

Что-то плюхнулось в воду.

– Никитос! – возопил Игорек на берегу. – Ну я за тобой не полезу! И мыть тебя не стану! Сам вляпался, сам и вылизывайся…

– Станет. Они с малых лет дружат… короче, бабушка объяснит. А я пока так, чего знаю… ну твоя мама… она как бы сильно в девках засиделась. Характер у неё такой, что никто из наших и не решался посвататься… бабушка говорила, что поначалу ещё были те, кто решался, но… не сложилось.

Это да. Характер у мамы всегда был непростым.

Мягко говоря.

– Вот она и уехала. Поступать. Учиться. Выучилась и осталась. И свадьбу стала играть… решила то есть…

Сзади опять громыхнуло, но на сей раз жаром окатило.

– Ой, блин…

Волна пронеслась и по пруду, отчего белые волосы Ляли встали дыбом, Игорек отряхнулся, а откуда-то из камышей на противоположном бережку, донеслось:

– Да чтоб вас…

И дальше. Непечатно.

– Никитос, будешь ругаться, – сказала Ляля. – Я бабушке расскажу. В следующий раз она тебе и хвост, и рот шампунем вымоет.

– Язва ты, Лялька, – раздалось из темноты донельзя обиженное. – Посмотрел бы я, что ты сказала, если б с жабой и во рту…

– А я предупреждал, – крикнул в ответ Игорек. – Но разве ж ты слушаешь…

– Я, может, и рад бы, только это ж инстинкт… могучий инстинкт охотника. С ним разве совладаешь? Блин, вода тут грязная…

– В доме помоешься.

– Игорек, а ты не захватил… ну…

– Труселей – не взял, – Ляля ответила за Игорька. – И майки не взял. Потому что всё в багаже, а его ещё распаковывать надо.

Ульяна с трудом сдержала улыбку. А стена камышей зашаталась, выпуская рыжего веснучшатого паренька. Волосы его завивались спиральками, а веснушки захватили не только лицо и шею, но и плечи, и руки.

– Издеваешься? – с надеждой спросил он.

– Нет, – Игорек вздохнул. – Ты… может, обратно? А завтра уже опять.

– Ага… чтоб оно так просто… захотел и обратно.

– На втором этаже, – Ульяна всё же постаралась не улыбнуться. – Там в комнате, в шкафу, папины вещи… рубашки там, майки. Конечно, великоваты будут. Я сейчас сбегаю.

– Сиди, – Ляля взяла за руку. – Игорёк, давай сам… ей туда соваться не след.

– Почему?

– А не чуешь? – Ляля прищурилась.

– Что?

Нет… Ульяна что-то чуяла. Вот терпкий плотный запах тины, исходящий от воды. И сыроватый травяной – луга. Жар летний. Землю… и воздух. Воздух будто нити силы пронизали.

– М-да… бабушка, конечно, говорила, что всё не просто, – Ляля руку не выпустила, дернула. – Да садись ты…

– Я с тобой, Игорёк! – камыши вновь зашатались. – Ты только это… давай… на двоих под тенью.

Подумалось, что сосед, если вдруг увидит двух подростков, один из которых в полном неглиже, точно жалобу напишет. Разве что растеряется немного, не зная, куда – в СОП, полицию или ещё куда. Но потом возьмёт и напишет всюду.

– Морок! – рявкнула Ляля. – Тут вам не там!

Тут действительно было не там.

А Ульяна моргнула, когда Игорёк взял и растворился.

– Хоть поговорим по-человечески… слушай, ты не против, если я окунусь? Водица здесь такая… прелесть просто, – и не дожидаясь ответа, Ляля нырнула в воду.

С головой.

– Подожди, вода тут… тут…

Ульяна хотела сказать, что здешняя вода, она своеобразная. В посёлке упорно ходили слухи, что пруд этот питается не от подземных вод, а с очистных сооружений фермы. И что чистят там так себе. И порой даже вот совсем не чистят. А случается, и заводы окрестные отходы сбрасывают. Правда, какие именно отходы и какие именно заводы, молва не уточняла.

– Ух, хорошо, – Ляля вынырнула, и волосы её растянулись по воде этакими водорослями. Цвет тоже обрели зелёный.

– Тут… как бы… сказать… вода так себе. Не очень, чтобы очень, – осторожно произнесла Ульяна. Но Ляля только фыркнула:

– Кто тебе сказал? Отличная вода. Чуть застоявшаяся, но это родники прибило, видно, что никто не ходит… я сейчас.

И она вновь под водой исчезла.

Вот прямо раз и всё. Даже без всплеска… и волосы вниз утянуло. И подумалось, что там, внизу, глубоко ведь, никто не знал, насколько, но уже совсем другие слухи утверждали, что пруд этот не пересыхает именно из-за небывалой глубины.

И вообще, местные в нём купаться остерегались.

– Ляля… – робко поинтересовалась Ульяна, думая, пора ли за помощью бежать. – Ляля… ты…

Сколько времени прошло?

Минута?

Две?

А если… если вдруг Ляля там? Ногой зацепилась. Рукой. Волосами вот. Волосы длиннющие, а там, на дне…

– Ляля… – Ульяна решилась и соскользнула в воду. Та была тёплой и какой-то тяжёлой, что ли. Или густой? Главное, что ноги по щиколотки утонули в вязкой жиже. И даже опустились чуть глубже, но… но дно вот оно, ощущалось. И глубины тут – по шею. И если так, то… где Ляля?

Или дальше надо нырять?

Ульяна вдохнула воздух, мысленно готовясь к подвигу, хотя где-то там было понимание, что смысла в подвиге немного, потому что сама Ульяна плавает мало лучше топора, но…

– О, – вода поднялась пузырём. – Тоже искупаться решила?

Ляля выглядела донельзя довольной.

– Ты… ты… ты исчезла! – Ульяна выдохнула. – Ты взяла и… и тебя не было!

– Извини. Не удержалась. И вправду всё пересохло, а тут ещё роднички эти… слушай, ты не будешь против, если я один к дому подведу? В ванной всё-таки не то немного, а каждый раз сюда бегать замаешься. Ты покажешь, где можно, и я пруд устрою. Хочешь – даже с рыбками! Ты рыбок любишь?!

– Я думала, что ты утонула!

– Я? – искренне удивилась Ляля. – Я ж русалка. Наполовину, правда, но всё равно…

– Русалка.

Бред.

Русалок не существует. Это… мифические персонажи. Как и оборотни… точнее нет, существование оборотней пока под вопросом, хотя Ульяна вот со всею определённостью, пожалуй, могла на вопрос ответить.

– Русалка, русалка… какие ж вы, городские, дикие-то… – Ляля покачала головой и сняла со лба зелёный листик. – Ты что, никогда русалок не видела?

– Никогда… вообще вас не существует. С научной точки зрения.

– А… ну да, если с научной, то да… ладно, извини. Я и вправду не подумала, – из воды выглянула узкая ладошка, покрытая изумрудной чешуёй. С длинными чёрными коготками и перепонками, которые Ляля, заметив взгляд, с охотой продемонстрировала, растопырив пальцы. – Это чтоб плавать легче было.

– А когти?

– Охотится. Ты когда-нибудь пробовала руками рыбу поймать?

Ульяна мотнула головой.

– Скользкая… но это так… раньше… сейчас-то никто не ловит руками. Да и вообще… ты… нырни. А хочешь… погоди, – Ляля зачерпнула воду. – Закрой глаза.

Ульяна закрыла и открыла тотчас, потому что вода оказалась у неё на макушке.

– Стой. Я, конечно, не ведьма, но вода – это моё… вот сейчас умоемся и заботы уйдут, и тревоги, – голос Ляли стал ниже, он проникал словно в голову, а вода больше не раздражала.

Вода…

Подумаешь.

Мелочь, если так-то… и теплая она. И пахнет вовсе даже не болотом, а наоборот, звенящей свежестью, которую тянуло нюхать и нюхать.

– И набрала же ты, – раздалось рядом. – Ишь, сколько всего… ошмётки какие-то… ну кто ж так колдует? Потом, небось, маешься с головной болью…

– Я не колдую…

– Ага, а откуда тогда? – перед носом повисла чёрная капля на длинной паутинке.

– Что это?

– Это? Это то, что ты не колдуешь…

– У меня дар нестабильный, – призналась Ульяна и впервые, кажется, произнесла это без обиды и стыда. – Раньше ещё, после школы, был просто слабым, но как-то управлялась. И поступить даже поступила…