– Так и есть. Храбрость, инстинкты и дурь, – Игорёк, кажется, не слишком любил спорить.

– А вы… надолго? – этот вопрос не то, чтобы беспокоил Ульяну. Нет, совсем… скорее она давно уже не чувствовала себя настолько спокойно.

– Это как получится, – Никита всё-таки показался.

В чёрных спортивных штанах и в чёрной же ветровке, с капюшоном, накинутым на рыжие волосы, он выглядел странновато.

– Или пока не прогонишь, – встряла Ляля.

– Я?

– Ты. Твой же дом. Ты и хозяйка… вообще он когда-то наш был.

– Семейный, – поправил Лялю Игорек. – Давай по порядку… на самом деле семья у нас большая. И родни у тебя хватает… вот тётки есть. Дядю ты видела. Дядю Женю.

Издали.

И выглядел тот обычным вполне человеком, разве что каким-то потасканным, погружённым в собственные мысли.

– А он кто? Оборотень? Или… русал…

– Скажешь тоже, – фыркнула Ляля. – Русалов не бывает!

– Знаешь, утром я думала, что и русалок не бывает.

– Но я же тут!

– Не обращай внимания. Ляльку ты всё одно не переговоришь. Я присяду?

– Садись, – Ульяна даже подвинулась, чтобы место было.

– Ты… не думай… я на людей не бросаюсь. Вообще это не принято сейчас… раньше – да… там охота… традиции… – Игорька передёрнуло. – Мне от одной мысли, что нужно впиваться зубами в чью-то немытую потную шею дурно становится.

Ульяна на всякий случай потрогала свою шею, убеждаясь, что там, может, прудовой водой и помытая, но тем не менее вряд ли здравомыслящему человеку захочется в неё вцепляться.

– У него просто на кровь аллергия! – нажаловалась Ляля.

– Не совсем на кровь, – Игорёк, кажется, ничуть не обиделся. В сумерках его кожа гляделась ещё более белой, а вот глаза едва заметно светились.

Красным.

– У меня аллергия невыясненного генеза.

– На кровь.

– Ляля… мы так до утра ситуацию не проясним, – произнёс Игорек с лёгким укором. – Иди… поплавай. А то сейчас ужинать.

– Больно надо…

В воде что-то плеснуло.

– Обиделась, – сказала Ульяна.

– Ага. Минут на пять. Она ж русалка. Они в целом лёгкие… в общем… когда-то давно… очень давно… наши предки ушли за Урал-камень. Там, если историю помнишь, раскол церкви был…

Ульяна на всякий случай опять кивнула. Историю она помнился смутно, но не признаваться же.

– Игорёк у нас ещё тот заучка, – буркнул Никита.

– Когда тебе лишний раз из гроба выглянуть нельзя, то только и остаётся, что читать… в общем, тогда и создали поселение вдали от царских людей. Ведьмы, ведьмаки… оборотни вот.

– И упыри! – донеслось из ручья.

– И упыри. Русалки. Мелкая нежить, вроде домовых. Жили довольно замкнуто… потом, много позже, при Романовых уже, заключили договор. Земли те объявили особою зоной. Ныне там заповедник.

Нечисти.

А что… тоже краснокнижные, если так-то…

– Было пару попыток земли реквизировать, но… – Игорёк переплел длинные пальцы. – Договор исконный на Алатырь-камне писан, стало быть, пока на троне государь крови Романовых, то и договор нерушим. А с мелким местным произволом и так управляются… в общем-то давно уже нашли с местными общий язык. И живём тихонько. Жили.

– И… что случилось?

– Случилось… в общем, всё с твоей мамы началось. Она из дому сбежала. Не то, чтобы у нас никто из общины не уходил. В конце концов, дело добровольное… более того, многие уходят в большой мир, посмотреть, поучиться… отец мой вот в МГУ учился.

Упырь.

В МГУ.

Почему бы…

Хотя всё-таки странно. Упырь с высшим образованием.

– Потом вернулся… ну, почти все возвращаются.

– А мама вот не вернулась?

– Актрисой она захотела стать, – мягкий голос бабушки заставил Никитку вскочить. – Сиди-сиди…

Бабушка протянул миску.

– Пирожков вот принесла, а то вы, небось, голодные.

– Ага, – Никитка протянул руку.

– Уль, ты не зевай! – раздалось от реки. – Он сейчас всё сожрёт! И снова будет впаривать, что это не он, а могучий инстинкт оборотня!

– А ты?

– А она сейчас лягушек половит… – не остался в долгу Никита. – И сыта будет!

– Не слушай его. Я не ем лягушек! И рыбу сырую тоже.

– Матушке твоей в нашей деревеньке всегда было тесно…

– Вообще-то это давно уже город, – Ляля всё-таки вынырнула. Волосы её поблескивали живым серебром и застрявшие в них ниточки водорослей казались украшениями. – Но маленький.

– Всё равно. Глушью считала… ну и решила, что в большом мире ей нравится больше. Сперва-то я ничего против не имела. Чуяла, что неспокойное у неё сердце. И выбрать никого не могло. И так-то… только раздор начинался. Она ж красивая, многим эта красота глаза застила. Вот я и понадеялась, что найдёт она себе место, тогда-то всё и сладится… кто ж знал, что так выйдет.

– А может, в дом… – робко заметила Ульяна, пирожок взявши.

– Пока не след. Там Удоня с Додоней хозяйство принимают…

– Ты и их взяла?! – Ульяна всплеснула руками и над нею поднялось облачко мелких брызг. – Ба, ну ты…

– Сами захотели.

– А у нас кто тогда?

– Детки их подросли, они на хозяйстве и остались. А тут… вот как чуяла, что пригодятся. Оно, конечно, за раз всё не поправят.

– А это кто? – поинтересовалась Ульяна. – Спасибо… очень вкусный пирожок.

– С жёлтыми мухоморами! Сам собирал, – похвастал Никита и Ульяна подавилась. Чтоб тебя…

– Да они съедобные, – её похлопали по спине. – Никитос, ты думай, чего говоришь… городской человек, небось, кроме шампиньона грибов-то и не знает.

– А чего я?

– А ну цыц… ты ешь, Улечка, не бойся. Ведьму мухомором не отравишь.

– А… с чего вы взяли, что я ведьма?

– Кто ж ещё-то, – бабуля поглядела с насмешкой. – Мать твоя ведьма, я ведьма… и моя мать с бабкою тоже, как и их матери… единственный сынок мой и тот на беду свою ведьмачьею тропой пошёл, а не в маги. Так кем тебе ещё быть-то?

Действительно.

Пирожок кусать было страшно… с другой стороны, один она уже съела, но не наелась. Да и остальные их лопали только в путь. Особенно Никита. Этак и вправду ничего не останется.

– Так вот… матушка твоя, уехавши, и вправду успокоилась. Писала вон. И звонила тоже… деньги я ей отправляла. Всё ж младшенькая, слабенькая. Её и жалели… да и она-то тогда иною была.

Странно.

Иною, как выразилась бабушка, мама не представлялась. Она вообще, честно говоря, слабо представлялась.

– Уж и не скажу, когда всё не так пошло и могло ли иначе сложиться. Здесь, в городе, ведьмам тяжко.

Да? Ульяна не замечала. Хотя… если так-то…

Она сама ведь начинающая. Можно сказать, неопытная ведьма. Если вообще… нет, что-то странное чуялось, несомненно. И пирожки с мухоморами были вкусные. А мухоморы в сознании вполне неплохо с ведьмами увязывались… но вот принимать всё на веру и без доказательств?

– И потому, когда она попросила дом ей отдать, я согласилась. Решила, что так-то не убудет…

Ульяна оглянулась, но в сумерках дом потерялся где-то там, вдали.

– Старшие мои выросли и вернулись. Семьями обзавелись. Им этот дом без нужды был. А ей – отчего бы и нет… – продолжила бабушка. – Да и замуж она собралась… сказала, мол, будет приданым.

Глупость какая.

Кто сейчас приданым обзаводится? Времена ведь иные. Просвещенные и равноправные.

– Я и отдала.

– Документы?

– Документы? А… и их, конечно. Тут главное в ином. Мы своё не бумагами, силой держим. И сердцем. И если отдаём по слову, доброю волей, то в полное владение.

Тоже не очень понятно. Вопросы Ульяна попридержит.

На будущее.

– Я думала, что жить она тут станет. С мужем своим. С семьёю… а она вон… вывернула.

– Как?

– На свадьбу нас она пригласила, конечно, – бабушка хлопнула Никитку по руке. – Другим оставь, оглоед.

Никитка надулся.

Но пирожок стянул. Другой рукой. И поспешно, словно опасаясь, что добычу отберут, отвернулся.

– Мы и отправились. Я вон, и подружки её, с которыми она в детстве гуляла…

Это, стало быть, матери Никитки и Игорька?