— Минутку, пан старший комиссар. Я буквально только что ввалился в дом, разрешите положить хотя бы вещи, а то неудобно их держать. В чем дело?
Ох, минутку...
По ту сторону провода раздался грохот, слышно было, как Павел Дронжкевич в спешке собирает что-то с пола. Вот он опять взял телефонную трубку.
— Дело в том, чтобы я мог установить время, — официально ответил полицейский. — Вы мне очень поможете, если сумеете точно вспомнить. Тут у нас кое-какие неприятности, надо точно установить время и вся надежда на пана.
— Пожалуйста, отчего же, — несколько рассеянно отозвался Павел Дронжкевич, лихорадочно перебирая в памяти события того вечера и тщетно пытаясь припомнить, что же он нарушил. — Я все время смотрел на часы, потому что на девять мы с пани Меланьей были приглашены к знакомым, я специально заехал за ней без двадцати девять, но в 'их доме попал на очень милое семейное торжество и уже остался у них...
— Так вы действительно то и дело поглядывали на часы?
Павел Дронжкевич удивился — лично он ничего плохого в том, чтобы смотреть на собственные часы, не видел, это не является деянием утоловно наказуемым. И он охотно признался:
— Да; сначала я довольно часто посматривал, все думал, может, стоит поехать к знакомым, ничего, если немного опоздаем, Но в девять двадцать пять я окончательно отказался от этой мысли...
— Вы можете сказать, что за встреча и что за знакомые?
— Нечто вроде интервью или даже небольшой пресс-конференции с новым депутатом из Жолибожа. Ничего особенного, для меня интервью не столь уж важно, вполне мог обойтись и без него.
— А что было потом?
— Извините.., когда?
— Ну, после того, как вы решились остаться на семейном приеме в доме пани Меланьи? Может, вы случайно заметили время, когда пани Паркер покинула общество и поднялась наверх?
— Заметил, конечно, как раз за минуту до того, как я принял решение. В девять двадцать.
— А как она дубасила, вы слышали?
— Видите ли.., трудно было не слышать...
— Во сколько это произошло?
— Сразу же после того, как я махнул рукой на служебные обязанности и перестал смотреть на часы. В полдесятого, не позже. К сожалению, больше не смогу с такой точностью отмечать события, ибо перестал следить за временем. Знаю лишь, ушел из гостей еще до двенадцати, потому что в двенадцать я был уже дома.
— Чрезвычайно вам признателен, пан мне очень помог. Про...
— Нет, нет, минутку! Что случилось? Вы можете сказать? Там ведь что-то произошло? ? — Произошло, но это пану объяснит пани Меланья. Не сейчас, немного позже. В данный момент пани Меланья беседует со мной. Позвонит вам, когда освободится.
Положив трубку, комиссар Бежан задумчиво оглядел сидящих за столом. Итак, в полдесятого усопшая еще была жива. Ее могла убить Доротка, но если Мартинек слышал, как она позже стукнула в потолок своим молотком.. Когда это произошло?
Не потребовалось много времени, чтобы установить — стук послышался минут через десять-пятнадцать после того, как Доротка спустилась вниз. В порядке следственного эксперимента Мартинека опять заставили заварить чай и велели сделать это «в точности так, как в ту роковую пятницу. Парень послушно собрал со стола часть стаканов на поднос, отнес поднос в кухню, налил воды в чайник, включил и принялся споласкивать заварочный чайник, а Бежан с секундомером в руке следил за его действиями. И как-то сразу догадался, зачем Сильвия отправилась за парнем на кухню.
— Кто-нибудь еще, кроме пана, слышал звук удара? — поинтересовался полицейский.
— Как видите, никто не признается, — ответила за всех Фелиция. — Но что-то в этом есть, ведь она не спрятала молоток, как это обычно делала. Он лежал на полу у ее постели, я сразу его увидела, как только вошла в комнату. Так и бросился в глаза! Кто-то прикончил Ванду в тот момент, когда она как раз приноравливалась барабанить.
— Так обычно пани Ванда прятала молоток?
— И еще как ловко! — вздохнула Доротка, смахивая слезинку. — Тетя Фелиция с самого начала велела мне отобрать у бабули молоток, уж очень она всех нас доводила своей долбежкой, но мне ни разу не удалось, а я и сама хотела отобрать, ведь больше всего мне доставалось. И не получилось. То она сжимала его в руке, не могла же я силой его вырывать, то вообще неизвестно куда прятала. Я уж и представить не могла, куда именно, не под кровать — это точно, от двери» сразу видно, лежит что под кроватью или нет. И ничего не лежало, то есть, нет старый чемодан лежал, но не такой большой, чтобы за ним не видать было молотка, ведь у молотка очень длинная ручка. А теперь-то я знаю, что она прятала молоток рядом с собой под одеяло, это я последний раз заметила.
И девушка опять смахнула с глаза слезинку.
Комиссар поднял руку:
— А теперь, внимание, очень важный момент: пусть каждый из вас скажет, где находился в момент того самого одиночного удара.
— Вот интересно, если я не имею понятия, когда этот удар раздался, как я могу знать, где находилась в данный момент, — с претензией вопросила Фелиция. — Но в принципе мы все сидели за столом, никто никуда не удалялся.
— А вот и нет! — вывела Фелицию на чистую воду ее сестра Меланья. — Мартинек удалился в кухню. И Сильвии не было. Ведь тем самым вы вычисляете убийцу, правда, пан комиссар?
— Сильвия тоже пошла в кухню! — стукнула по столу кулаком Фелиция.
— Не сразу! — возразила Меланья.
— Насколько я припоминаю, она крутилась перед зеркалом, примеряя колье, — сказала Фелиция. — А потом...
— А потом я вернула его Дороте и отправилась в кухню, — с достоинством возразила Сильвия. — Не исключено, что с заходом в туалет...
— Но остальные сидели! Сидели! — кричала Фелиция.
— Ничего подобного! — опять возразила Меланья. — Лично ты не сидела безвылазно, а отправилась в свою комнату, за чем — не знаю, а потом и вовсе исчезла из глаз...
— В кухню я пошла! А вот ты прихватила хахаля, и оба поспешили наверх!
— И вовсе не так, то было позже и всего на минутку, успели просмотреть фотографии...
— Кто же в таком случае сидел в гостиной за столом? — хотел знать полицейский.
— Яцек с Дорогой, — твердо заявила Сильвия.
Когда я выходила — сидели, когда вернулась — тоже сидели. Вдвоем. Собственными глазами видела! А спустя какое-то время собрались все. Мартинек принес из кухни чай, и я видела, как Меланья спускалась по лестнице, одна, ее Павел уже сидел за столом...
— Вам, пан полицейский, придется рассмотреть возможность группового убийства, — ехидно заметила Меланья. — Дружными усилиями мы кончили старушку, а теперь создаем друг другу алиби...
— Уж ваши алиби просто восхитительны, — не удержался от сарказма Бежан. — Только и жду, вот-вот начнете хором признаваться, кстати, тоже неплохой метод. А вы, проше пани, собрались что-то сказать, да раздумали. Может, теперь скажете?
— Когда именно? Сдается мне, я без конца только и делаю, что говорю, и не могу припомнить, чтобы воздержалась. В чем-чем, а в излишней сдержанности меня уж никак не упрекнешь.
— И тем не менее. Это случилось в тот момент, когда пани Дорота описывала, что она делала наверху, когда, так сказать, обслуживала пани Паркер. Отнесла ей чай, прикрыла окно... И тут вы хотели что-то сказать.
Все присутствующие подняли головы от своих стаканов чая и с любопытством уставились на Меланью. А та смотрела на Бежана, несколько сбитая с толку.
— Что же я хотела сказать? Что же я хотела...
Повтори, что ты говорила, Доротка!
Доротка явно встревожилась.
— Да ничего такого я не говорила! Что я могла сказать? Что прикрыла окно, потому как даже сквозь шторы сифонило.
— Ну да! — радостно вскричала Меланья. — Вспомнила! И ничего такого особенного, потому и не стала говорить, пустяк. Просто я знаю, почему сифонило, но какое это имеет значение?
— Наверняка никакого, — убежденно подтвердила Фелиция. — И почему же?
— Открылась балконная дверь, она ведь не была заперта, а ветер дул с той стороны, вот и распахнул ее. Когда я поднялась наверх, обратила на это внимание и закрыла ее.
