Несколько раз мы слышали северовьетнамских преследователей, но они так и не догнали нас. За час быстрого движения мы достигли эвакуационной LZ и затаились в бамбуковой роще, пока вертушки не окажутся над нами. Затем Кови послал "Кобры" проверить LZ.

Зенитный пулемет.50 калибра открыл огонь с хребта всего в 100 ярдах от LZ. "Кобры" увернулись от его трассеров, но ни один "Хьюи" не смог бы подойти. Однако в отличие от стрелков, которые держали нас прижатыми в воронке, эта позиция была достаточно близко, чтобы навести на нее авиацию. Миллер дал запрос Кови привести А-1, затем, передавая указания от меня и Гленна, наблюдавших за попаданиями, корректировал кассетные бомбы и напалм, пока пулемет не замолчал.

После этого все пошло гладко, со всего несколькими АК, нехотя хлопнувшими на прощание, когда наш "Хьюи" уходил сквозь верхушки деревьев. Ни один из наших бортов не получил попаданий.

Вернувшись в Дакто, мы съели пайки и задумались, как близко от смерти мы были. Нам всем повезло, а мне, наверное, больше всех. Перебирая образы в голове, я понял, что первый северовьетнамец, в которого я стрелял, целился в меня, когда я его застрелил. "Если бы я задержался на долю секунды, всего лишь долю секунды", — сказал я, — "он бы меня поимел". А второй вылез из-за бревна, когда я остановился на девятнадцати патронах, чтобы застрелить меня, пока я перезаряжаюсь. Мой тридцатипатронный магазин спас меня. Но самое смешное, как я признался Гленну, было в том, что я считал, что мое присутствие поможет защитить его, но вышло так, что он прикрыл меня огнем и спас мне жизнь.

Гленн беззаботно заявил: "Ну, тебе повезло, что я был там".

"Ага", согласился Миллер, "вышло довольно круто!" Это был странный способ выразиться, но Франклин Д. Миллер был одним из тех редких людей, которые не выказывали страха, и я не думаю, что это было бравадой. Боб Ховард, еще один из наших обладателей Медали Почета, просто отказывался бояться. Я считал его доблесть своего рода эмоциональным упорством, рожденным его огромной гордостью и патриотизмом. А Дуг Миллер? Его бесстрашие выглядело скорее отчужденностью, нежеланием позволить чему-либо вывести его из равновесия. Я мог бы сосредоточиться на своих обязанностях, своей задаче, своей группе и подавить страх, но это было искусственно в сравнении с естественной доблестью таких героев, как Ховард и Миллер.

В своей первой серьезной перестрелке Чак Хейн проявил некоторую тревогу, но в Дакто он показал мне своего Будду и напомнил, что тайский монах обещал ему, что никакая пуля не убьет его. Он отнесся ко всему этому с юмором.

Вместе с ярдами мы сфотографировались в Дакто, а затем вылетели обратно в Контум.

Слава богу, штаб SOG решил, что двух раз достаточно. Мы больше не будем рисковать жизнями на этой цели — решение, которое приветствовал даже Миллер. Однако, несмотря на эту отсрочку, всего через две недели один из нас будет мертв.

Через три дня после перестрелки на рассвете в составе группы Миллера я был в баре "Селлар" (Cellar — "Погребок") в Бангкоке, пил пиво "Тигр"[73] с товарищами по "Эштрей Два". Наша поездка была благодарностью SOG — вкупе с сотней долларов каждому (недельное жалование в 1970 году) — за захват водителя вражеского грузовика.

Владелец бара, Билл Бук, отставной мастер-чиф SEAL, сидел с нами, пока мы перекидывали из бокала в бокал жабу, которую кто-то подобрал на улице. Когда извивающееся существо достигло капитана Крупы, он проглотил ее целиком, несколько раз поперхнулся — выпучив глаза, как та несчастная жаба — но каким-то образом удержал ее в себе.

Человек с отвратительным юмором, Бук украсил музыкальный автомат бара фотографией танцующего слона, болтающего четырехфутовой эрекцией. Джон Янси покачал головой, глядя на изображение, и бросил несколько монет в автомат. Затем он подмигнул, наклонился ко мне и прошептал: "Давай приколемся над Крупой". Я не знал, что он имел в виду, но был в деле.

В какой-то момент музыкальный автомат заиграл хит Джона Леннона "Дайте миру шанс". По настоянию Янси мы подпевали припеву: "Все, что говорим мы, дайте шанс войне". Пострадавший от нескольких близких взрывов слух Крупы не мог отличить наши голоса от слов Леннона, в которых, конечно же, было "мир", а не "война".

Все остальные в баре слышали "мир", но бедолага Фред подумал, что слышит "войну". Его глаза загорелись. "Проклятье!" — воскликнул он. "Я всегда считал, что Леннон против войны".

"О, нет", — красиво солгал Янси. "Он приходил к Пентагону, требовать новых бомбардировок".

"Ух ты!" — воскликнул Крупа. "Это здорово! Я не могу в это поверить!" Он с энтузиазмом присоединился к нам, когда мы пели: "Все, что говорим мы, дайте шанс войне". И вряд ли ему когда-либо доводилось разучить что-нибудь лучшее.

В Бангкоке мы вселились в Опера-отель, бывший излюбленным притоном Сил спецназначения, потому что его руководство терпело пьянство, разврат и дьявольские выходки. По этим стандартам наше поведение не соответствовало ожиданиям: всего лишь посиделки допоздна с сэндвичами с беконом и салатом, холодным пивом и симпатичными тайскими девушками. В наш самый дикий день там Крупа кувыркнулся из окна своего номера на третьем этаже, промахнулся мимо бассейна и проломил крышу веранды. Мы думали, что он убился, но он встал, отряхнулся, посмотрел на зияющую дыру так, будто крыша чем-то провинилась, запрокинул голову и захохотал во всю глотку.

Но это был не самый смешной эпизод. Наш тайский водитель Витун вез Крупу, Янси, Жако и меня по кольцевой развязке, когда рядом с нами проехала черная машина с шофером, выглядевшая как представительская. Витун заявил: "Это чертов русский посол!" Мы понятия не имели, что Таиланд поддерживает дипломатические отношения с Москвой, но он сидел там, русский с мясистым лицом, больше похожий на мафиози, чем на дипломата, и хмуро смотрел на коротко стриженых американцев, которых принял за GI. Неискушенные в дипломатии, мы с Янси отреагировали соответствующим образом: пока Витун сигналил и гнался за машиной посла по кольцу, мы спустили штаны и прижались своими бледными задницами к окнам, а Жако и Крупа показали ему средний палец. Когда водитель его превосходительства чуть не врезался в нас, Витун наконец позволил ему скрыться.

Мы ржали несколько часов.

Пока мы веселились ту неделю в Бангкоке, бои, предсказанные нашим пленным, бушевали вокруг лагеря Сил спецназначения Дакшеанг.

Майк Шепард, Один-Ноль находившейся на Брайт Лайт в Дакто РГ "Монтана" был вызван в радиорубку, где узнал, что неподалеку от осажденного лагеря сбит "Хьюи", и четверо членов экипажа спасаются бегством. Шепард поднял Один-Один Джо Сэмпла и Один-Два Денниса Нила, и они вместе со своими ярдами сели в два вертолета, чтобы отправиться за попавшими в беду авиаторами.

Когда РГ "Монтана" стартовала, Кови сообщил РГ "Гавайи", находившейся примерно в двадцати милях (32 км) в Камбодже, что они "обсыхают на берегу". Понимая, что вертушки SOG будут заняты, по крайней мере, час, Один-Ноль РГ "Гавайи", недавно получивший повышение капитан Грег Глэсхаузер, остановил своих людей — Один-Один Майка Куропаса, Один-Два Рэя Гудвина и семерых ярдов — и занял круговую оборону.

Около Дакшеанга Кови обнаружил сбитых авиаторов и навел на них два спасательных "Хьюи" с РГ "Монтана". Когда первая птичка приземлилась рядом с пилотами, по ней открыли огонь, ранив Сэмпла, Нила и двух ярдов, а также троих из четырех членов экипажа "Хьюи". Над ними во второй птичке Шепард и трое ярдов прикрывали огнем, пока их раненые товарищи подбирали двух сбитых авиаторов и улетали. Первый "Хьюи" был сильно поврежден и теперь должен был совершить аварийную посадку в Дакшеанге, но лагерь был под обстрелом. На подходе оба "Хьюи" получили еще больше попаданий. Один-Ноль Шепард прорвался сквозь шквальный огонь, чтобы помочь раненому пилоту первой птички добраться в безопасное место, затем вернулся, чтобы поднять своего товарища по группе, сержанта Нила, и уложить его на землю. Нил открыл глаза, что-то проговорил, и умер. Затем Шепард отнес Джо Сэмпла в укрытие. Несмотря на огонь противника, Шепард погрузил раненых в два других "Хьюи", и, наконец, они улетели в Дакто. Из двух других сбитых членов экипажа Арт Бартельми погиб, а Роджер Миллер был взят в плен. Он был освобожден вместе с другими военнопленными в 1973 году.