Наши инструктора постоянно подвергали нас психическому напряжению и физическому истощению, но не как строевые сержанты, воплями в лицо и глупыми домогательствами, которые на самом деле не имитируют боевые условия. Нет, эти изобретательные сержанты Зеленых беретов имитировали бой, чтобы сделать стресс разумным. Например, когда группа, наблюдающая за дорогой, проявляла небрежность в маскировке, вместо того, чтобы сыпать ругательствами и бросать солдат отжиматься, инструктор кричал: "Вас заметили!" Следовавший за этим дикий рывок к точке сбора, а затем быстрый марш под рюкзаками вверх и вниз по холмам, чтобы скрыться, познакомили нас с незабываемыми последствиями обнаружения. Глупая тактика, нарушения дисциплины, плохие полевые навыки — каждое нарушение провоцировало агрессивные действия противника, которые изматывали нас, одновременно преподавая нам трудные уроки и вдохновляя слабых сердцем сдаться.
Всякий раз, когда было особенно тяжело, инструктора буквально подкупали нас, чтобы мы сдались. "Горячая еда", — предлагали они, "холодная газировка — это ваше, если хотите. Просто уходите". Или инструктор возмущенно советовал: "Вы не должны мириться с этим дерьмом. Я бы ушел на вашем месте". Для многих стажеров сдаться было простым решением. Скатертью дорога. Что касается остальных из нас, мы будем голодать, не спать, сдохнем, лишь бы носить зеленый берет. Нашим кредо стало: "Вы можете убить нас, но вы не сможете заставить нас уйти".
Однажды вечером моя группа по глупости позволила захватить нас атмосфере барбекю, когда мы жарили козу, и наше хихиканье привлекло внимание инструктора. "Воздушная тревога!" — закричал он и швырнул взрывпакет. Нам пришлось броситься прочь, отрывая сырое козье мясо, которое мы жевали на бегу, бросив тушу позади.
Недостаток еды и сна в сочетании с почти постоянными маршами и восхождениями быстро стерли с людей налет социальности. Все, что оставалось, это голая душа, которую инструктора непрестанно искушали предложениями комфорта, еды и отдыха. Мы начали терять счет времени, обнаруживая, что наша группа вновь по пояс в грязи брела по Тропе Торреса, пока не начнет казаться, что каждая нога весит по сотне фунтов, и не могли вспомнить, за какое нарушение мы сюда попали.
Особенно трудно было бодрствовать, проводя час в охранении, пока товарищи по группе спали. И это привело к худшей для моей группы ночи на Первой фазе. Когда оставался всего один день, товарищ, находившийся в охранении, не смог окликнуть приближающегося инструктора: он, вероятно, заснул, но не признавался в этом, а сам инструктор не был уверен. Разгневанный инструктор вывел его и трех ближайших к нему людей, включая меня, на небольшую поляну, освещенную полной луной. "Четверо хороших парней погибли сегодня ночью", — кипел он, — потому что этот человек не справился со своей долбаной работой. Вы знаете, что теперь должны сделать?"
Он изучал наши пустые лица. "Вы будете хоронить своих мертвецов". Он каблуком нацарапал на земле квадрат. "Вы будете копать: шесть футов в глубину, шесть футов в ширину и шесть футов в длину". Каждый из нас понимал, что нашими маленькими пехотными лопатками мы будем рыть всю ночь. Виновный сдался прямо тут, на месте. Возможно, он полагал, что помогает нам, взяв ответственность на себя, но в результате копать остались только мы втроем — и инструктор не отступился. Он вернется на рассвете, чтобы осмотреть могилу.
Стенать смысла не было. Мой товарищ по группе Билл Копли предложил, чтобы двое копали, а один отдыхал, сменяясь каждые полчаса. Это был непрерывный труд, всю ночь напролет, но мы продолжали, зная, что остался всего один день — к этому времени следующей ночью мы будем на борту "Хьюи", летящего обратно в Форт-Брэгг.
Мы закончили за полчаса до восхода солнца, но копая, потратили гораздо больше сил, чем восполнили за те получасовые перерывы, так что мы были истощены больше, чем когда-либо. Остался всего один день, одно последнее упражнение, продолжали мы твердить себе. Видя приближение конца испытаний, мы черпали силы из резервов духа и тела, чтобы продолжать держаться.
Этим последним упражнением был ночной рейд по освобождению пленных. Весь день мы двигались к лагерю военнопленных, затем проводили доразведку, а после наступления темноты пробрались к нему на расстояние видимости. В полночь все восемь групп обучаемых сошлись, чтобы штурмовать лагерь, чего мы добились к удовлетворению наших инструкторов. Затем мы разделились и разными путями направились к посадочным площадкам, откуда вертолеты доставят нас обратно в Форт-Брэгг.
Моя группа совершила этот двухмильный марш всего за час, прибыв туда в 01:25, на целых пятнадцать минут раньше, чем должны были прилететь вертушки. Лежа в кустах, я мечтал о горячей еде, холодном пиве, душе, а затем чистых простынях. Жизнь была хороша — мы справились! Мы будем Зелеными беретами!
Затем появились фары, и мы прижались лицом к земле, чтобы нас не увидели. Рядом остановился двух с половиной тонный грузовик, и из него вышел сержант первого класса Торрес. Он направился прямо туда, где мы лежали. "Ваши вертолеты сбиты", — объявил он. "Вы должны выходить пешим порядком".
Мне хотелось кричать. Я прошел сквозь боль, истощение, нехватку еды, недостаток сна, заставлял себя дожить до сегодняшнего дня — и это еще не конец! Один из людей начал всхлипывать. "Разумеется", — предложил Торрес, — "можно уйти. Я пойму, это нормально. У нас в грузовике горячая пища". Несколько человек из другой группы уже были там, ели и курили сигареты.
Как и у моих товарищей по группе, мой энтузиазм иссяк, оставив лишь холодную решимость умереть, или добиться успеха. Мы не сдадимся — нас можно убить, но нельзя заставить сдаться. Никто из нашей группы не принял предложение Торреса.
На нашей карте Торрес указал пункт назначения в двадцати двух километрах — около пятнадцати миль по пересеченной местности, через болота и ручьи. Территорию патрулировали инструктора и солдаты 82-й воздушно-десантной дивизии на джипах. Если они нас поймают, то вернут сюда, чтобы начать все сначала. "Будьте там к полудню, если хотите надеть зеленый берет", — предупредил Торрес. "Опоздание на одну минуту — провал". Он уехал.
У нас было десять часов, то есть 1,5 мили в час, по пересеченной местности, и никаких перерывов. Наши единственные компас и карта были у исполняющего обязанности командира группы, штаб-сержанта, так что он указывал нам нужное направление. Вместо того чтобы обходить препятствия, его бесхитростно прямой маршрут вел нас прямо через глубокие промоины, болото и густые заросли, которые выматывали и замедляли нас. Последней каплей стало то, что он заставил нас перейти вброд Биг Мадди Крик в ужасном месте, где нас едва не унесло течение. Едва выбравшись из него, он смущенно признался, что потерял в воде наш единственный компас. На этом его дух иссяк и без всякого предупреждения он сдался.
Как нам найти дорогу? Еще один курсант, Джим Годвин, взял карту и изучил ее. "Мы можем следовать ориентирам", — предложил он, идею поддержал сержант Клетис Синъярд, ветеран, воевавший в 1-й воздушно-кавалерийской. Мы двинемся от ориентира к ориентиру, держась вблизи дорог — они будут задавать нам направление — и как-нибудь избегая бойцов 82-й воздушно-десантной, пытающихся нас выследить. Шансы были ужасно малы, но другого выбора не было, как и времени на разговоры.
Мы отправились в путь.
Я никогда в жизни не был так измотан. Временами мне приходилось приказывать ногам шевелиться. Едва присев передохнуть, мы засыпали. У меня начались галлюцинации, я заговорил с кустом, который представился мне товарищем по группе. Затем шлем, закрепленный на моем рюкзаке, отцепился и принялся колотить меня по ноге, но я не мог сосредоточиться достаточно, чтобы прикрепить его обратно. Я выбросил его. Всякий раз, когда мы слышали на дороге джипы, мы залегали и мгновенно засыпали, но каким-то образом кто-то всегда поднимал остальных из нас, и мы продолжали двигаться.
