На четвертой неделе Первой фазы всеобщее внимание переключилось на Вьетнам, новости откуда были не очень хорошими. Две северовьетнамские дивизии окружили американских морских пехотинцев в Кхесани, день и ночь подвергая их массированному обстрелу. Затем последовало Наступление Тет '68[6], неожиданное нападение по всей стране и временный захват большинства крупных городов Южного Вьетнама. И особенно зловеще, впервые за всю войну нанесли удар вражеские танки, разгромив лагерь Сил спецназначения в Лангвей, всего в шести милях к западу от Кхесани. Это было совсем рядом — в Учебной группе были NCO, которые знали Зеленых беретов из Лангвей или даже служили там сами. Возникли настоящие сомнения относительно направления, в котором идет война.
Как бы мрачно это ни звучало, в Учебной группе все же были и светлые моменты.
Однажды утром исполняющий обязанности Первого сержанта нашей роты, сержант первого класса Эрни Фант, расхаживал перед строем, когда заметил, что у одного человека отсутствуют положенные пистолетный ремень и фляга.
"И где же твой пистолетный ремень, боец?" — потребовал ответа Фант.
Конечно, он толи потерял его, толи забыл где-то, но это было бы признанием в совершении глупой ошибки — за исключительную оригинальность и абсолютную гениальность в условиях стресса этот парень заслуживал награды. Стоя по стойке смирно, он ответил: "Его утащили кроты".
Фант не знал, что сказать. Он окинул молодого солдата изумленным взглядом. "Кроты?"
Молодой солдат поднял руки ко рту и развернул их согнутыми пальцами в стороны, как роет маленький мохнатый крот. "Ну да, сержант, кроты".
Фант сдержал улыбку. "Что ж, как ты думаешь, кроты вернут его?"
"Я очень на это надеюсь".
Он вышел сухим из воды, и поэтому все восхищались им, включая Фанта.
К настоящему моменту, месяц спустя, нам оставалась всего одна неделя Первой фазы, затем худшее будет позади. Всего лишь семидневные полевые учения — что ж, мы проскочим их так же легко, как прошли через прыжковую школу в Форт-Беннинге, думали мы. Затем, во время перекура, седой мастер-сержант сказал нам: "Нам нужны только такие люди, которые действительно хотят служить в спецназе".
В начале 60-х, вспоминал он, 77-я Группа Сил специального назначения попала под сокращение, и в его роте обнаружилось, что у них только пятнадцать мест на тридцать NCO. "Так что сержант-майор отвел нас за здание штаба к яме с опилками, используемой для парашютной подготовки, и сказал: "Последние пятнадцать из вас, кто останутся в этой яме, вы останетесь в Силах специального назначения. Остальные пятнадцать, те, кто окажутся за пределами ямы, вы перейдете в 82-ю воздушно-десантную дивизию".
"Через двадцать минут", — заключил он, — "мы поняли, кто действительно хочет служить в спецназе. К концу следующей недели мы узнаем, кто из вас на самом деле хочет быть здесь".
Намеком на то, что нас ждет, был детальный осмотр нашего снаряжения непосредственно перед отбытием. Инструктора проверили наши карманы, рюкзаки, даже развернули наши запасные носки, чтобы убедиться, что у нас нет с собой еды. Затем мы поехали на авиабазу Поуп, надели парашюты и поднялись на борт транспортного самолета C-123. Уже после наступления темноты мы прыгнули на Кэмп-Макколл, отдельную тренировочную базу, примыкающую к Форт-Брэггу.
После построения на площадке приземления мы прошли несколько миль форсированным маршем — чтобы "ускользнуть" от сил безопасности противника — а затем заняли оборону в густом лесу. Это был не лагерь, а тактическая ситуация, в которой мы несли охранение периметра и соблюдали световую и звуковую дисциплину. Но у нас было, по меньшей мере, восемь часов сна, так что это не казалось очень сложным.
На рассвете мы встретились с NCO, который руководил Кэмп-Макколл, сержантом первого класса Мануэлем Торресом, человеком деловым, который не умасливал, но и не ругал нас. Либо мы соответствовали его стандартам и становились Зелеными беретами, либо терпели неудачу. Все зависело от нас. Чтобы настроить нас на нужный лад, он начал с "прогулки" по Тропе Торреса, четверти мили по пояс в болоте, через которое мы тащились с полными рюкзаками. Грязных, мокрых и запыхавшихся, в конце нас встретили инструктора в начищенных до блеска ботинках, с острыми как нож стрелками на накрахмаленной форме и в чистых зеленых беретах. Инструктора, сменявшиеся дважды в день, всегда выглядели как на парадном плацу, в отличие от постоянно ухудшающегося внешнего вида курсантов. Их наставления были превосходны, особенно занятия по рейдам, патрулированию и засадам, с использованием голой земли в качестве классной доски и ветки в качестве указки.
Наш инструктор по выживанию, старый каджунский[7] куриный вор[8], охватил все, от серьезных навыков до забавных знаний о животных. Городские парни были очарованы тем, как он усыплял живую курицу: закладывал голову птицы под крыло, крепко брал ее и медленно вращал по кругу на вытянутых руках, а затем осторожно сажал на землю и отпускал — птица оставалась сидеть на месте, и спала, пока он не хлопал в ладоши. Чтобы загипнотизировать курицу, старый сержант-каджун прижимал клюв птицы к земле, затем проводил кончиком пальца линию от клюва наружу примерно на четыре дюйма, снова и снова, все медленнее и медленнее, пока горошина мозга курицы не становилась настолько загипнотизированной, что все помимо этой линии на земле растворялось в небытии. Птица просто смотрела, вытаращив глаза, пока сержант не хлопал в ладоши.
"Знаете, пчему SF нзывают "пожирателями змей"? — спросил он. "В 62-м, когда сюда приезжал Кеннеди, наш комитет устроил димн-страцию. Один мой сагган, он держит гремучую змею, готовясь порубить ее на обед, и приз-дент Кеннеди, он грит: "А что вы делаете, когда у вас нет ножа?" И этот сагган, он просто откусил той змее голову начисто, дасэр! А тот приз-дент, он так смеялся, так смеялся. Тот сагган, он повысил его на следующий день, дасэр! С тех пор мы "пожиратели змей". Он выпятил грудь.
Все это было очень забавно. Затем он вручил нам обед — живых кур и кроликов. С этого момента мы больше не получали сухие пайки с консервами — мы были полностью на подножном корме. Если мы не могли разжечь огонь, или оказывались слишком медлительными, снимая шкуру, потроша и готовя нашего кролика, курицу или козу, мы просто не ели. А если вам это не нравилось, инструктора говорили: "Просто сдайся, и у тебя будет столько вкусной жареной курицы, сколько сможешь съесть!"
Поначалу, когда выдавалось свободное время, мы говорили о женщинах. Теперь мы говорили о еде, только о еде — ребрышках на гриле, толстых сочных стейках, чем угодно. Для нас с Чарли Пестеном это переросло в одержимость черничным пирогом. Когда мы не были в засаде, не шли маршем и не копали, мы с Чарли фантазировали о черничном пироге, по очереди описывая рецепты наших матерей, вспоминая, как собирали ягоды, и выбирая идеальное дополнение к мороженому.
Мы также учились ориентированию, начав со старым инструктором спецназа, который аккуратно ткнул в карту острым как игла карандашом. "Вот где мы находимся", — показал он с такой четкостью, что буквально абсолютно точно указал место, где мы стояли, показывая ориентиры и особенности местности, по которым он его определил. После занятий с ним мы пытались подражать его точности определения азимутов и подсчета пройденного расстояния, когда днем и ночью пробирались через болота и переходили вброд быстрые ручьи в поисках специально пронумерованных 55-галлонных бочек на маршруте, бывшем не только полосой препятствий, но полигоном для ориентирования. Очень легко допустимая 5-процентная ошибка в азимуте или подсчете расстояния приводила к неправильной бочке — несколько неправильных бочек, и ты выбываешь из игры. Как только мы начали добиваться некоторого успеха, инструкторы добавили цейтнот — назови правильный номер бочки и при этом вернись до истечения срока! Это был еще один решающий навык, поскольку солдату Сил спецназначения часто приходится действовать в одиночку на незнакомой местности, что требует отличных навыков ориентирования.
