Почему я такая? Иногда мне кажется, что я никогда не смогу полюбить. Я чувствую, что нравлюсь парням, ко мне подходят, знакомятся, иногда — с липкими приставаниями, иногда — так, что мне приятно.  Я знаю, что многие хотят быть со мной, но я не умею любить, Сереженька. Ах, что же со мной… Я не могу ответить тебе взаимностью, в душе моей — пустота, и ты это знаешь, я говорила тебе. Зачем врать? Ведь я так хорошо к тебе отношусь!  Ты любишь меня. И не только твои слова, - твои поступки,  твое отношение говорят о твоей любви. Но мое сердце холодно, в нем нет ответа, в нем нет огня. Мне кажется, я никого и никогда не смогу полюбить, никого и никогда не смогу сделать счастливым. Ведь счастье это взаимность...

Я так виновата… Так виновата перед тобой…

Я не умею любить, я иногда ненавижу себя за это. Ведь сердце мое — пусто! Ах, как грустно бывает мне иногда… Как ненавижу я себя иногда! Я никогда ни за кем не скучаю, да, да, Айдер, никогда и ни за кем… И когда родители уезжали… Ты помнишь, я тебе рассказывала… Третий год, летом, на месяц, я приезжаю к тебе, и ты уже многое обо мне знаешь. Почти — всё. Родители думают, что я у Жанны, подруги, в Евпатории, и Жанна, если нужно, готова подтвердить. И Сереженька, мой Сереженька, мой дорогой, мой славный, - он тоже так думает. А я в это время… Ах, Айдер! Я делаю с тобой то, что не делала с ним! Ты научил меня, мягко принуждая... Твоя крепкая гру дь в жесткой с проседью щетине, твои сильные руки, твой член в узловатых венах… Когда ты кончаешь и твой член во мне, я чувствую его пульсацию, - чувствую и знаю — вот-вот ты наполнишь меня, всю меня, мое влагалище, мой рот наполнишь собою, Айдер! Ты — мой второй, но если говорить о зрелости и о том, что мы делаем в постели, - ты мой первый! Ты старше на двенадцать лет и с тобой я узнала то, что никогда не узнала бы с Сережей. Ах, Сереженька… Он дума ет, я у подруги. У Жанны, с ее родителями. В их частном домике в Евпатории. А я - с тобой. В Судаке. В твоем ресторане на берегу моря. В пристройке, где твое холостяцкое жилище, постель, плазма на стене и сейф, где ты хранишь пистолет и деньги. И мы занимаемся сексом, и ты зацеловываешь меня всю. Всю, Айдер! Я такого никогда не испытывала, потому что Сережа… Он хороший любовник, в нимательный и выносливый, но такое - нет. Я даже не могла подумать с ним о таком, не то что — сказать. В нем есть что-то строгое, пацанское, и это мешает ему делать такие вещь. А ты, Айдер, делаешь это, и делаешь так, что я горю изнутри! И мне хочется стонать и грызть зубами подушку, и ты проникаешь языком даже… о...членом даже… о… Я краснела и говорила тебе: Айдер, не надо, не надо… Но ты был упрям и настойчив и теперь на моем теле нет ни единого уголка, где бы ты ни побывал!

Ах, как бы я хотела полюбить!

Айдер говорит, что ему тяжело. Он страдает. Мы не видимся год. Я приезжаю к нему на месяц. У него бывают девушки, он не скрывает этого, но ни одна из них по его словам не может вытеснить меня из памяти. Когда он говорит это — в его глазах искренность и тоска. Я обнимаю его. Я чувствую его терпкий мужской запах. Мне нравится запускать пальцы в шерсть на его груди. Его член входит в меня. Почему, почему я заставляю его страдать, его и Сереженьку, моего Сереженьку? Почему я не могу полюбить в ответ? Может быть на мне какое-то проклятье?

Я многое бы отдала за это чувство — любовь! Хочу любить, терять голову! Не хочу быть снежной королевой!

Ах, Сереженька… Ты встречаешь маня на вокзале. Как отдохнула? Как море? Как Крым? Как Жанна? Как ее родители? Хорошо, Сережа, все хорошо… Ты несешь мои сумки и мускулы на твоих руках напряглись и проходящие по перрону девушки засматриваются на тебя. Может и был у тебя кто-то, пока я была там, если даже так — меня бы это не сильно расстроило. Я закатила бы скандал, конечно, но… Нет. Мне кажется, у тебя никого не было...

Мы приедем ко мне, а потом… Потом мне нужно будет поговорить с родителями. Рассказать об отдыхе и о море, выспаться с дороги. Так что, пожалуйста, едь домой. А уже на выходных я обязательно приду к тебе. Сделай, как я прошу, Сереженька, ты ведь всегда делаешь, как я прошу. Спасибо, что встретил и привез сумки, мой дорогой. А теперь — оставь меня с родителями, к тому же мне еще нужно уединиться и позвонить Айдеру, сказать, что все хорошо, дома, доехала без происшествий. Целую, мой дорогой. Спасибо. Спасибо тебе за все.

Такое чувство, что я ее знаю, говорит Ярик.

Кого?

Ну эту, притушенную.

Любу?

Угу.

Где ты ее мог встречать?

Да без понятия.

Может на районе?

Та не. Она ж с Соломенки. Я там почти не бываю.

Они стоят за деревьями. Пиво. Дает о себе знать. Одна из лавочек, которые на пятачке, за кустами, теперь занята. Там сидят двое. Они видят их сквозь деревья.

Идем, говорит Ярик, застегивая ширинку, поправляя ремень.

Стой, говорит Даня. Смотри!

Бля… Мерзость какая, говорит Ярик, глядя туда, на тех, которые сидят там, на пятачке. Двое. В обнимку. Ну их на хуй! Идем!

Подожди, шипит Даня, смотри внимательно!

Ярик приоткрывает рот. Ебать.

Там. На лавочке. Двое. Думают, что их никто не видит. Уединились. За кустами. В стороне от аллеи. Обжимаются. Руки  скользят, обшаривают, и ладонь одного — на нем черный кожаный пиджак, синие джинсы, темные очки в пластмассовой оправе на темени - замирает на затылке другого, прижимая его лицо к своему лицу, губы к своим губам.

Сука… Я щас блевану…

Тихо! Ты видишь, кто это?

Я их щас шугану нахуй!

Тихо бля! Смотри! Это он?

Тот, на чьем затылке ладонь другого. Маслянистые встопорщенные волосы. Бледная худоба и тонкие, безвольные запястья, - ладонь, плавно поднявшись с колена, скрывается под кожаным пиджаком, и двигается там, скользя по белой майке, ощупывая, угадывая тело, приостанавливается на мышцах живота, ложится на выпирающую в паху складку джинсов. Реглан с кислотным узором. Висюлька в ухе. Синие лакированные ботинки.

Сука. Сука.

Они вышли из-за деревьев, и обогнули пятачок, хотя те их все-равно заметили, всколыхнулись, отстранились друг от друга, - но они и не смотрели в их сторону, шли торопливо, не оборачиваясь, чтоб тот не увидел их, чтоб не узнал.

Остановились на аллее, среди движущихся людей, у подножия склона.

Ты скажешь Глебу, спросил Ярик.

Не знаю.

Это пиздец конечно.

Скорей всего Глеб и так в курсе. Или догадывается.

Хм… Главное, чтобы Влад не узнал…

А че Влад? При чем тут Влад?

Ты что, не знаешь Влада?

Они поднялись к девчонкам.

Чет вы долго, сказала Лера.

Так, знакомого встретили, сказал Даня и они с Яриком переглянулись.

Нам тоже надо, сказала Кристина. Лера, ты идешь?

Не. Не хочу.

Кристина и Люба встали, провели ладонями по ягодицам, стряхивая травинки, и засеменили вниз, откуда только что пришли Ярик с Даней.

Слушай, а че Люба молчит все время, спросил Даня. Вроде, все нормально. Сидим. Общаемся. А она как-то смотрит невесело. Ну и вообще.

Она всегда такая.

Ты ее давно знаешь?

Чуть больше года. Она раньше в другой школе училась. Потом к нам перешла.

А то я вижу — вы с Кристиной подруги не разлей вода, а она типа на своей волне.

Ну, знаешь…. Только не вздумайте сказать, что я вам рассказала!

Да ясно. О чем речь!

У нее в ее бывшей школе какая-то история была. Короче, там пиздец.

Че за история, спрашивает Ярик.

Ну… Я не могу всех подробностей рассказать… Я и не знаю всех подробностей. В общем… У нее там проблемы были… Кто-то с ней жестоко обходился. Чмырили типа какие-то пацаны.

А, ну ясно, и что? Сейчас уже нормально, спрашивает Даня.

Вроде да. Мы ее везде с собой берем, типа подружки, но нас с Кристиной она тоже напрягает. Нам классная сказала: девочке нужно внимание, особый подход. А Кристина, она активная, отличница, лучшая ученица в классе, вот она с ней и возится. Говорит: у нее травма психологическая и надо девчонке помочь. Кристина она такая. Добрая душа. Всем помочь старается.