В воскресенье после "черной субботы" один из орудийных расчетов имел беспрепятственный обзор самолетов Люфтваффе и посчитал, что имеет право открыть по ним огонь. Так и было сделано, и хотя все разорвавшиеся снаряды не причинили вреда немцам, один из снарядов оказался бракованным и вместо того, чтобы взорваться в воздухе, упал на землю возле железнодорожного вокзала Кингс-Кросс в центре Лондона. Он упал возле переполненного кафе, убив семнадцать человек. Поскольку в этом районе падало мало бомб, сразу стало ясно, что стало причиной жертв, хотя этот ужасный случай дружественного огня не афишировался. Он стал предвестником грядущих событий.
В понедельник и вторник бомбардировщики вернулись. Стало ясно, что бомбардировки Лондона станут ежедневными. В "черную субботу" только через полчаса после того, как на Лондон упали первые бомбы, зенитные орудия открыли огонь. Даже когда они начали стрелять, это были бесполезные и слабые усилия. Ни один самолет не был сбит, а в некоторых районах столицы, например в Ист-Энде, вообще не было слышно выстрелов. После нескольких дней интенсивных бомбардировок с воздуха и почти полного отсутствия ответных действий со стороны наземных войск многим простым людям стало казаться, что правительству просто наплевать на их бедственное положение, что нет никакой политической воли ответить на бомбардировки и защитить их от врага.
Целью программы Air Raid Precautions было поддержание морального духа населения, а для морального духа нельзя придумать ничего более пагубного , чем ощущение, что твоя семья брошена на произвол судьбы и что тебя и твоих соседей рассматривают лишь как пушечное мясо. Именно так чувствовали себя те, кто прятался в убежищах в первые несколько ночей бомбардировок, не получив приказа дать отпор немецким бомбардировщикам. Один из каноников Вестминстерского аббатства, Ф.Р. Барри, очень быстро уловил эти опасные настроения и решил обратиться напрямую к премьер-министру, обратившись к парламентскому личному секретарю Черчилля Брендану Брекену, и сказал ему, что "если это будет продолжаться, то начнутся антивоенные демонстрации , которые правительство не сможет сдержать". Чувства были очень высоки из-за отсутствия какой-либо видимой и насильственной реакции на пролетающие над Лондоном бомбардировщики. Вайолет Реген, укрывавшаяся в Восточном Лондоне, подвела итог настроениям: "Кроме одиночного залпа в начале налетов, в нашу защиту не было сделано ни одного выстрела - и моральный дух к этому времени был довольно низким".
Низкий моральный дух - это, конечно, именно то, чего правительство стремилось избежать любой ценой. Во второй половине дня в воскресенье, 8 сентября, через 24 часа после начала бомбардировок доков и Восточного Лондона, Уинстон Черчилль посетил некоторые из разбомбленных районов и был принят с энтузиазмом. Свидетели утверждали, что его встретили криками: "Мы можем взять это, но отдайте их обратно!". Черчилль пообещал "вернуть деньги со сложными процентами". Хотя премьер-министр почти наверняка думал об ударах, которые он нанесет по немецким городам в отместку, жители Ист-Энда хотели иметь возможность видеть и слышать британские войска в действии, чтобы убедиться, что предпринимаются какие-то усилия для их защиты.
Подготовка британцев к ожидаемой бомбардировке Лондона Германией основывалась на предположении, что сотни тысяч людей будут убиты, а те, кто не погибнет, сойдут с ума от резни и, возможно, попытаются бежать в сельскую местность. На такой случай были сделаны соответствующие приготовления. Были запаслись тысячами картонных гробов, команды психиатров были готовы справиться со вспышками массового невроза и безумия, а армейские подразделения были готовы справиться с потоком беженцев. Однако единственное, что могло бы помочь тем, чьи дома подверглись бомбардировкам, было оставлено без внимания. Противовоздушных убежищ почти не было. Правда, с прошлого года желающим были розданы убежища Андерсона. Однако они предназначались для использования в садах: чтобы укрыться от взрывов и падающих осколков, их нужно было глубоко вкапывать в землю и засыпать землей. В большинстве тесных домов с террасами на улицах Поплара и Вест-Хэма садов, разумеется, не было. Единственным выходом для тех, кто жил в таких районах, было посещать общественные убежища. Это были ветхие кирпичные строения, которые, находясь над землей, были уязвимы для взрывов. Не предполагалось, что в этих местах будет ночевать большое количество людей, и в них не было ни санитарных условий, ни элементарных удобств.
Уже после первых дней блица стало ясно, что необходимо что-то предпринять, чтобы убедить лондонцев в том, что правительство заботится о них и стремится сохранить их жизни. Ситуация была особенно деликатной, ведь именно бедные районы Восточного Лондона, принадлежавшие рабочему классу, приняли на себя основную тяжесть первых налетов. Член парламента Гарольд Николсон во время Второй мировой войны вел дневник, в котором записал разговор с Клементом Дэвисом, членом парламента, которому предстояло стать лидером Либеральной партии более чем на десять лет после окончания войны. Никольсон уже отметил, что "все обеспокоены настроениями в Ист-Энде, где много горечи". Некоторое время спустя, после того как люфтваффе начали сбрасывать бомбы на другие районы Лондона, такие как Вест-Энд, Николсон написал, что Клемент Дэвис сказал ему, что "если бы только у немцев хватило ума не бомбить западнее Лондонского моста, в этой стране могла бы произойти революция. А так они разгромили Бонд-стрит и Парк-Лейн и восстановили баланс". К счастью для стабильности нации, немецкие ВВС вскоре расширили сферу своих операций, включив в нее более "умные" районы Лондона, такие как Вест-Энд. Это объясняет часто цитируемое высказывание королевы после бомбардировки Букингемского дворца 13 сентября. Она сказала: "Я рада, что нас бомбят. Это помогает мне почувствовать, что я могу смотреть в лицо Ист-Энду".
В небе над Лондоном работали ночные истребители RAF, но им удалось сбить лишь несколько вражеских самолетов. В любом случае, подобная атака на немецкие бомбардировщики не была особенно заметна для мужчин и женщин, ютящихся в убежищах Андерсона. Требовалось что-то более очевидное. Таким образом, члены британского правительства оказались в ужасном положении. Если бы они последовали своей природной склонности и продолжили действовать в соответствии с доктриной Тренчарда, то продолжали бы считать, что бомбардировщики неудержимы и единственным разумным способом ответить на них была бы контратака с нанесением ударов по городам Германии. Однако если пойти по этому пути, то для населения это будет выглядеть так, как будто их лидеры не заботятся о них и им все равно, жить или умереть. Это легко могло привести к тому, чего власти боялись больше всего, - к полному краху морали, всеобщей панике и массовому бегству из городов в относительную безопасность сельской местности. Однако какова была альтернатива?
Уинстон Черчилль, в чьих руках находилось окончательное решение, во время Первой мировой войны, конечно же, не раз выступал против глупости использования зенитных орудий для защиты Лондона в точно таких же обстоятельствах, правильно назвав зенитные орудия того времени "орудиями самоподрыва". Его самый доверенный научный консультант, профессор Фредерик Линдеманн, с помощью тщательнейших расчетов показал, что наведение и сбитие одного бомбардировщика с помощью технологии, применяемой зенитными батареями, практически немыслимо маловероятно. Чтобы иметь хотя бы один шанс из пятидесяти сбить бомбардировщик, летящий со скоростью 250 миль в час, необходимо было бы ежесекундно выпускать по нему 3 000 снарядов! Даже генерал Пайл, командовавший столичными зенитными орудиями, понимал, что как средство борьбы с немецкими бомбардировщиками его орудия бесполезны. После окончания войны Пиле заявил, что в сентябре 1940 года для уничтожения одного бомбардировщика необходимо было выпустить 20 000 снарядов. Несмотря на все это, было принято решение о массовом увеличении скорострельности бомбардировщиков. Не потому, как с готовностью признали все заинтересованные стороны, что это нанесет какой-то особый ущерб немцам, а просто для того, чтобы создать достаточно шума, чтобы его было слышно по всему Лондону, создавая у горожан иллюзию, что что-то делается для их защиты. Короче говоря, было решено убить несколько лондонцев артиллерийским огнем, чтобы поднять боевой дух тех, кто не был убит, и тем самым отбить у них охоту бежать из города.
