Затем рассказывает четвертый:
Уж поздно вечером после неудачного дня Жан Оборванец решил вернуться домой... Домой!.. Он так говорил про скамью в сквере па площади д’Анвор, где он уже больше месяца ночевал под ветвями каштанового дерева... В этот момент он находился на бульваре у Водевиля. Конкуренция с каждым вечером все растет, легкости в ногах уж нет, да и не везет... и вот за целый вечер... два су... да еще два иностранных су, которых нигде не берут...
— Дать два негодных су такому бедняку, как я... а миллионер!.. одна досада...
Он припоминает этого господина... красивая наружность... богато одет... белый галстук... ослепительная грудь... палка с золотым набалдашником... И Жан Оборванец без всякой ненависти пожимает плечами.
А тут еще нужно было тащиться на площадь д'Анвер...
Это было далеко, но его тянуло „домой“, к его скамейке. Да там и не дурно было, и уверен он был, что никто не потревожит... полицейские в конце-концов сжалились над ним и давали ему спокойно спать в сквере...
— Вот так плохой день, черт возьми!.. За три недели первый такой выдался... И то правда, говорят, в торговле застой... И все это от англичан, сказывали... проклятые англичане... чтобы их черти побрали!..
Он пустился в путь, не теряя надежды встретить по дороге доброго господина или щедрого пьяного, который даст ему два су... два настоящих су, и можно будет за них завтра утром купить хлеба...
— Два су... два настоящих су... ведь это же не Перу!.. говорил он про себя, медленно подвигаясь вперед... потому что, кроме усталости, его очень мучила сегодня его грыжа.
Он прошел с четверть часа и уже отчаялся встретить ниспосланного Провидением господина, как вдруг почувствовал под ногами что-то мягкое... Сначала он подумал, что это какие нибудь отбросы... А затем ему пришло в голову, не съедобное ли это что-нибудь... Разве угадаешь когда. Судьба не любить бедняков и не часто готовит им приятные сюрпризы... Однако, вот, раз как-то вечером. он нашел на улице Бланш большой кусок баранины, свежей, вкусной баранины, которую, наверно мясник обронил... А теперь под ногами у него пожалуй что-нибудь получше баранины... может быть, котлета... кусок печени, телячье сердце...
— Надо, все-таки, посмотреть... говорит он про себя.
И он нагибается, чтобы поднять предмет, который у него лежит под ногами...
— Нет!.. восклицает он... не съедобное... подвели меня...
Улица пуста... и полицейских нигде не видно... Он подходит к фонарю, чтобы рассмотреть, что у него в руке...
— Эге!.. да это что-нибудь почище... — громко шепчет он.
Это был сафьяновый бумажник с серебряными углами... Жан Оборванец открыл его и стал осматривать... В одном из отделений оказалась пачка билетов... десять тысячефранковых билетов, скрепленных булавкой.
— Вот так штука... — повторяет он про себя...
И, покачивая головой, он прибавляет:
— Подите вот, бывают же у людей в карманах бумажники с десятью тысячами франков!.. Одна досада...
Он обшарил другие отделения бумажника... Там ничего не было... ни визитной карточки... ни фотографии... ни письма... никакого указания на собственника этого богатства, которое он держал в своих руках.
— Одолжили, нечего сказать!.. — говорил он про себя, закрывая бумажник... Придется отнести полицейскому комиссару. Вот и сворачивай с дороги, а я уже и без того устал... очень устал... Нет, право... не везет мне сегодня...
Улица совсем опустела... Не видно было ни одного прохожего... ни одного полицейского... Жан Оборванец повернул обратно и направился в ближайший полицейский участок.
Жану Оборванцу стоило большого труда пробраться к начальству... По его изорванному платью, исхудавшему, обветренному лицу ого сначала приняли за мошенника и чуть было не арестовали... и не посадили в участок... Но, благодаря его обходительности и настойчивости, ому, наконец, удалось добиться своего, и его ввели в кабинет полицейского комиссара.
— Господин комиссар, — обратился к нему Жан Оборванец, — я вам принес вещь, которую я только-что нашел под ногами, па улице...
— Что там такое?
— Да вот, господин комиссар... — ответил бедняк, протягивая бумажник своими костлявыми руками.
— Хорошо... хорошо... Ну, и, конечно... в бумажнике ничего не оказалось?
— Посмотрите сами, господин комиссар...
Тот открыл бумажник, вынул пачку билетов... сосчитал, и выпучил глаза от удивления:
— Скажите на милость... скажите на милость? — восклицал он. Здесь десять тысяч франков... Ведь это огромная сумма... огромная... сумма... черт возьми!..
Жан Оборванец спокойно стоял на своем месте.
— Подите вот, — произносит он, — бывают же у людей бумажники с десятью тысячами франков... одна досада!
Комиссар не может оторвать глаз от бродяги. Лицо его выражает скорее удивление, чем восхищение.
— И вы это нашли?.. Вот честный человек... молодец... Да вы — герой... Да, да... герой...
— О! господин комиссар...
— Да что и говорить... герой... Ведь, в сущности говоря... вы могли бы... Одним словом, милый человек... вы герой!.. Это удивительный поступок с вашей стороны... героический поступок... Иначе и не скажешь... Вы заслуживаете награды Монтиона... Как вас звать?
— Жан Оборванец... господин комиссар.
Комиссар поднял обе руки вверх, как бы призывая закоптевший потолок в свидетели.
— И его зовут Жаном Оборванцем!.. Поразительно... так и просится на бумагу... Ваше занятие?
— Увы — отвечает нищий... — у меня нет никакого занятия.
— Как, без занятия?.. Вы живете с капитала?
— На счет общественной благотворительности, господин комиссар... если только можно сказать, что я живу.
— Ах! ах!.. Дело, кажется, принимает неприятный оборот...
На лице комиссара появляется недовольная гримаса, и он продолжает допрос в менее восторженном тоне.
— Значит... вы нищий?
— К сожалению... господин комиссар.
— Да!.. да!..
Лицо комиссара становится серьезным... После некоторого молчания.
— Ваше местожительство?
— Какое же у меня может быть местожительство? — отвечает с отчаянием в голосе Жан Оборванец.
— У вас нет местожительства?
— Увы! нет...
— У вас нет местожительства?.. Да вы смеетесь, милейший мой?
— Я вас уверяю, что нет...
— Но вы обязаны иметь местожительство... обязаны по закону...
— А по бедности... я лишен этой возможности... У меня нет никакой работы... нет никакого заработка. А когда я протягиваю руку за подаянием, мне дают иностранные су... К тому же... я уже стар и болен... у меня грыжа...
— Грыжа... грыжа!.. Все это хорошо... Но не в этом дело... Грыжа-то у вас есть, но у вас нет местожительства... Вы бродяга... и вас, очень просто, приходится привлечь к ответственности за бродяжничество... Герой... это так... вы действительно герой... Но вы и бродяга в тоже время... Для героев никаких особенных законов у нас нет... а против бродяг есть... И я вынужден применить закон... Я в большом затруднении... Мне это очень неприятно... потому что вы отлично поступили... Но что прикажете делать?.. Закон остается законом и должен иметь свою силу... Ах, проклятый старикашка!.. Выдумал тоже!..
Подбрасывая в руке бумажник, он продолжал:
— Да вот этот самый бумажник?.. Согласен... На вашем месте и в вашем положении немного нашлось бы таких, которые принесли бы его сюда... Допускаю... Я, конечно, не хочу этим сказать, что вы глупо поступили, доставив нам бумажник... Нет, наоборот... Ваш поступок заслуживает всякой похвалы... он достоин награды... И вы эту награду во всяком случае, я думаю, не меньше пяти франков — наверно получите, если только нам удастся найти собственника этого бумажника и десяти тысяч франков... Да, но отсюда еще не следует, что вам можно на этом основании обойтись без местожительства... а в этом вся суть, Жан Оборванец... Поймите вы меня... В нашем своде законов нет такой статьи, которая вас обязывала бы находить на улицах бумажники с банковыми билетами... Но, с другой стороны, имеется закон, который предписывает вам иметь местожительство... Ах, уверяю вас, уж лучше было бы вам найти себе местожительство, чем этот бумажник...
