— Какая у вас красивая квартира!.. говорила мне маркиза вечером в ресторане или театре, потому что на зло де-Мэну и Мако с их благотворительными базарами мы всегда были вместе... С каким вкусом!.. Она создана для любви!

— Правда... вы находите?.. Вы очень любезны...

— Но ваша уборная...

— Не нравится?

— Нет, не то!.. Но... у вас стыда нет... какие непозволительные картины!..

— И вы?..

— И ваши книги... какой ужас!..

— Но вы же их читаете?..

— Да, у вас великолепный вкус!..

Так мы проводили вечера в разговорах на серьезные темы.

Это продолжалось три месяца. В один прекрасный день Люсиен, бледный, убитый, со слезами на глазах пришел сказать мне, что все кончено. Она изменяла ему... Дикая, грубая и страшная сцена!.. Во время объяснения ему понадобилось разбить три моих зеркала и несколько маленьких дорогих безделушек... Он вернул мне ключ от квартиры и ушел.

Несколько лет я его не видел больше и совершенно потерял из виду маркизу Параболь.

Однажды вечером я ее снова встретил у одной австрийской дамы из Галаты, которая принимала у себя самую пеструю публику и каким-то бесцветным голосом пела Шумана. В этом доме никто друг-друга не знал, потому что гости беспрестанно менялись и набирались главным образом в иностранных колониях.

Я подошел к маркизе Параболь. Она была все такая же красивая, молодая, шаловливая, обольстительная и страстная, только волосы ее казались несколько более белокурыми, чем раньше.

— Ах, сколько лет! — воскликнул я... Что же с вами было... после этой катастрофы?

Маркиза Параболь внимательно посмотрела на меня, сморщила лоб, как бы стараясь припомнить.

— Какой катастрофы? — спросила она.

— Но ведь вы маркиза Параболь?

— Без сомнения... А вы кто такой?

— Жорж Вассёр... сказал я кланяясь... Помните?..

— Нет!..

— А Люсиена Прияна?

— Люсиена Прияна?.. Какого Люсиена Прияна?.. А, позвольте... Небольшого роста, блондин?

— Нет, мадам, большого роста, брюнет...

— Совершенно не помню.

— Большого роста, брюнет, которого вы так страстно любили... целых три месяца... у меня... в моей квартире... в прелестной квартире?..

Маркиза Параболь делала все усилия, чтобы вспомнить, перебирала в памяти всех своих любовников и все квартиры своих любовников... и с искренней грустью в голосе сказала:

— Нет, право... высокого брюнета... в вашей квартире... совершенно не помню... Нет, я думаю, что вы просто с ума сошли!..

Неделю спустя я ее снова встретил в другом доме у одной чилийской дамы из Канады, которая пела Шуберта голосом Иветты Гильбер... Она первая подошла ко мне и смеясь сказала:

— Вы наверно сочли меня сумасшедшей... тогда вечером?.. Ну, конечно, я теперь все вспомнила... Люсиен Приян!.. Как же!.. Боже мой, как он был глуп, этот бедный малый!.. И как мы оба ему изменяли!

— Я ему изменял, я?.. подскочил я... Но с кем?

— Да со мной же... Поцелуи... укусы... мои волосы! Ты уже все забыл, неблагодарный?

Теперь была моя очередь удивляться.

— Вы ошибаетесь, мадам... Вы не со мной изменяли моему другу Люсиену Прияну...

— Так с кем же?.. Позвольте!.. Ведь вы же были другом Люсиена Прияна?

— Совершенно верно!

— И я не с вами ему изменяла?..

Она очаровательно надула губки и недоверчиво посмотрела на меня.

В это время в зале поднялся шум. Хозяйка дома собиралась пропеть романс Шуберта, Маркиза Параболь отошла от меня.

Я не видел ее больше.

Я увидел ее только здесь.

Может быть завтра я буду говорить с ней...

Я гулял перед обедом в саду с Трицепсом. Мы встретили очень изящную женщину, которая выходила из буфета. Она улыбнулась Трицепсу и сказала:

— Добрый вечер, мой друг...

— Добрый вечер, моя кошечка, — ответил Трицепс...

— Это Буль-де-Неж... объяснил мне Трицепс... бывшая любовница старого барона Кроппа... знаешь... старого барона Кроппа, который умер в прошлом году... Ах, мой друг, трудно и поверить, что бывают такие люди на свете!.. Вот, послушай...

Трицепс был очень доволен, что может рассказать историю. Взяв меня под руку, он начал:

„Однажды утром ко мне зашел барон и без всяких предисловий задал мне вопрос:

— Правда ли, доктор, что в крови есть железо?

— Правда...

— А!.. А я верить не хотел... сколько тайн в природе!

Губы у старого барона были влажные и дрожали. Глаза казались совсем мертвыми... Кожа на шее висела под подбородком, как плохо подвязанный галстук из мягкого мяса. Он подумал немного и сказал:

— И много железа... много?

— Ах!.. — воскликнул я. — Конечно, не такие заложи... как в Ариеже...

— Что вы этим хотите сказать?..

— Я хочу сказать, что из крови человека нельзя извлечь столько железа, чтобы — ну как бы вам сказать? — ну, чтобы построить, например, вторую Эйфелеву башню... Понимаете?

— Да!. да!.. да!..

Старый барон ритмически качал каждый раз головой, произнося слово: „да“. Он очевидно был разочарован...

— Впрочем, мне не нужно столько... — прибавил он.

Затем, после некоторого молчания он спросил:

— Значит, вы думаете, что можно извлечь железо... немного железа... из моей крови?.. из моей крови?..

— Гм!.. Почему нет?..

Барон улыбнулся и снова спросил:

— А, как вы думаете, золото также есть в крови?

— Ах, нет!.. Вы очень требовательны, дорогой барон. Золото бывает только в зубах... в больных зубах.

— Увы! доктор, у меня нет зубов, даже больных зубов, — сказал старик со вздохом. А если бы и были зубы и золота в зубах, то это все же было бы чужое золото, не мое, не из моего тела. Зачем же оно мне тогда? Значит вы уверены, доктор, что в моей крови нет золота?

— Уверен...

— Крайне досадно... жаль, право... я предпочел бы золото для моего кольца...

Я не стал спорить, так как знал что за бароном водятся странности. Но он опять зашлепал языком по своим слюнявым губам:

— Если бы вы знали, как я люблю Буль-де-Неж... Чего я только ей не дал... дома, лошадей, драгоценности, любовников, от которых она в восторге... У нее есть платья в пятьдесят тысяч франков... У нее есть все, о чем только может мечтать женщина... Но я хотел бы ей дать еще больше, дать то, чего не было никогда ни у одной женщины... Да, дать ей разом в вещественной, осязаемой форме все, что осталось от моей плоти и крови... одним словом, все мое существо, заключенное в ларчик, который был бы украшен самыми красивыми алмазами... Я готов умереть... Да, но хватит ли у меня крови для этого?

— Крови всегда хватит на это, — ответил я небрежно, — Впрочем... что выйдет, то выйдет...

— Ах, доктор!.. я себя плохо чувствую...

Истратив свои последние силы на свое старческое желанье, барон побледнел и упал в обморок. Я уложил его на диване, поднял ему ноги, дал ему нюхать острых солей и стал бить по лицу мокрой салфеткой... Обморок продолжался несколько минут. Когда он очнулся, я распорядился, чтобы два человека довели его до кареты, которая дожидалась его на улице... Еле двигая губами, он начал бормотать:

— Ах!.. Буль-де-Неж!.. Буль-де-Неж!.. Я тебе подарю...

Он лежал на подушках, бессильно свесив свои ноги и опустив голову на грудь и, все продолжал бормотать:

— Да!.. так... все мое существо... я тебе подарю все мое сущ...

На следующий день он отправился к известному в науке химику.

— Я прошу вас, — сказал он ему, — взять из моих вен столько крови, сколько нужно, чтобы добыть из нее тридцать пять грамм железа.

— Тридцать пять грамм?.. — воскликнул изумленный химик... Черт возьми!

— Разве это много? — спросил барон с беспокойством...

— Много...

— Я заплачу, сколько нужно... И берите всю мою кровь, если потребуется...

— Дело в том, что вы очень стары...

— Если бы я был молод, — возразил барон, — я не стал бы дарить моей любимой Буль-де-Неж свою кровь... нашел бы что-нибудь другое...