А после ужина, когда Бережной находился в общежитии, появился Антон. Появился, как всегда, немного пьяный, на этот раз еще и с гитарой. Играл он плохо, используя три или четыре аккорда, еще хуже пел, но шума поднимал много. Буквально ворвавшись в комнату и бросив гитару на кровать, поднял над головой литр водки, вынутый из карманов комбинезона.

– Здорово, Вова! Готовь тару, гулять будем!

– Привет. А что за повод?

– Повод тихушникам требуется, тем, кто под простынею в одиночку пить привык, как бы кто не заметил. А мы и без него обойдемся!

– Я смотрю, ты уже приложился?

– То, в парке, не в счет. Нет, ну чего ты сидишь? Доставай стаканы. С закуской, как понимаю, у нас облом полный?

– Есть там, в холодильнике, банка консервов и кусок колбасы, а вот с хлебом, угадал – напряженка.

– Хрен с ним! Погнали!

Он зубами сорвал пробку с бутылки, разлил водку по стаканам.

– Надо бы тост какой-никакой, но время, как говорится, не ждет, вздрогнули, Вова!

Офицеры выпили. Антон закурил, разгоняя плотное дымное облако, спросил:

– Слышал я, что с Хмурым ты схлестнулся?

– Откуда узнал?

– Ни хрена себе! Да об этом вся часть гудит. Тут ведь как, против Крамаренко особо никто в халупу не полезет, кроме меня, естественно! Кто боится по молодости лет, кто связываться не хочет. А ты полез, так что можешь считать, зауважал тебя народ, верно говорю. А у командира что было?

– Да ничего особенного, Серега. Поговорили по душам, получил я строгача, и разошлись.

– Строгачом, говоришь, отделался? Нет, браток, зная начальника штаба, это решение не окончательное. Не тот человек Крамаренко, чтобы не по его вышло. Жди суда чести, это я тебе точняк говорю.

– Пошли они все, а, Антон? И что у нас, у офицеров, за натура такая, на службе о бабах, дома о службе? Давай сменим тему!

– Правильно! Вот за это я тебя, Вова, уважаю, гадом буду. За то, что не гнешься перед всякой гнидой. Они меня, знаешь, сколько времени ломали? О! Это целая история. Но сломали? А? Я тебя спрашиваю? Вот и то-то, что без толку все! Антон был, есть и будет Антоном, таким, какой он есть, а не каким его хотят где-то там, в штабах, видеть! Если, конечно, пуля не достанет в Чечне…

В это время в дверь номера аккуратно постучали. Антон спросил нарочито грубо, как, впрочем, всегда:

– Кого там на «хвост» несет?

Дверь приоткрылась. Вошел старший прапорщик Дудашев.

– Разрешите, товарищи капитаны?

– Казбек! Заходи, дорогой, – Антон встал встретить прапорщика, – кому-кому, а тебе здесь всегда рады, проходи!

– Мне вообще-то ротный нужен.

– Что случилось, Казбек? – спросил Бережной, уступая место подчиненному, но тот так и остался стоять возле двери.

– Отпроситься хотел, товарищ капитан! В понедельник Даша домой уезжает, хотел проводить.

– Не вижу никаких проблем.

– Не все так просто, Владимир Викторович! Вот капитан Антонов знает, что любая отлучка из гарнизона офицера или прапорщика возможна лишь с разрешения начальника штаба майора Крамаренко. Он может и не разрешить, а Даше одной тяжело уезжать будет, да и небезопасно.

Антон кивнул головой, подтверждая слова прапорщика. Володя подумал: опять Крамаренко свои условия диктует, везде нос сует, поэтому спросил Казбека:

– Товарищ старший прапорщик, вы обязаны выполнить мой приказ?

– Беспрекословно, товарищ капитан!

– Тогда я приказываю вам проводить свою невесту. Если Крамаренко узнает, так ему и скажете, мол, ротный приказал. Я ПРИКАЗАЛ. Пусть со мной разбирается. Усвоил?

– Так точно, товарищ капитан!

– Счастливо ей доехать, а ты не спеши, проводи, как следует, с цветами, объятиями и так далее. Проследуй до следующей станции, чтобы тебе и ей спокойнее было. Оттуда и вернешься. Не торопись, я тебя прикрою.

– Спасибо, капитан!

– Не за что! Выпьешь водки?

– Нет, спасибо! Не пью я.

– Ну, на нет и суда нет, иди, готовься к проводам!

– Спасибо.

Старший прапорщик вышел. Антон, облокотившись на стену, курил и смотрел на Бережного пьяными, помутневшими глазами, что, однако, не мешало ему сохранять способность членораздельно выражаться, хотя и с трудом.

– А ты молодец! Ершистый! Послал бы Казбека к Крамаренко, сразу все мое уважение потерял бы.

– Я же говорил, что все, касаемо моей роты, буду решать только сам!

В это время в окно кто-то тихо постучал. Антон удивленно поднял глаза:

– В окно, что ли, стучали? Или у меня глюки?

– Подожди, я посмотрю.

Володя отодвинул шторку и увидел за окном Веру. Она показала знаком, чтобы Володя вышел, и тут же скрылась в темноте. Бережной задернул шторку:

– Все, Антон, конец пьянке. Отдыхай, а у меня – дела!

– Что за заморочки? Такого еще не было! К тебе кто-то пришел?

– Да.

– А чего тайком, через окно?

– Не догадываешься?

– Баба?

– Женщина, Сережа, женщина!

– Ну ни хрена себе?! Без году неделю здесь, а к нему бабы уже в окна ломятся. А ты еще тот фрукт, Володя!

– Как же нам без женщин?

Бережной быстро надел спортивный костюм.

– Меня не жди, ложись спать, – подмигнул он Антону, который только удивленно качал головой.

– Шустрый ты, однако! Так и меня скоро перещеголяешь.

– Все! Не буянь тут, а то меня подведешь, и не одного меня, договорились?

– Иди, гусар! Все будет чики-чики. Интересно, что это за краля сама к мужику по ночам прется?

– Тайна! Пошел я. Да! Ты окно приоткрой, как я уйду, вернусь поздно, не хочется светиться у дежурной.

– Лады! Нет, ты только посмотри на него! Дон Жуан, в натуре! Ну, удивил ты меня, Вова, так удивил! Иди, коли женщина ждет, а за окно не волнуйся, прямо сейчас и открою.

Владимир вышел из общежития, прошел вдоль фасада здания и за углом сразу же попал в объятия Веры.

– Здравствуй, Володенька!

– Здравствуй, милая! Не ожидал, честно говоря, такого хода.

– Мы, женщины, если любим, на все способны.

– В этом ты меня убедила, но Крамаренко как? Не устраивает скандалы после того, как ты возвращаешься домой?

– А если и устраивает? Что ты-то сделаешь?

– Ты считаешь, что я не в состоянии защитить любимую женщину? Я за тебя ему башку снесу, если что! А может, хватит прятаться? Пойду к нему и объяснюсь, что да как. А ты уйдешь ко мне!

– Куда, Володя? К вам с Антоном в общагу? Не надо пока ничего менять. Крамаренко не скандальный, его оружие молчание, но на меня оно не действует. Пусть молчит сколько угодно! А у тебя как? Мог бы и в штаб заглянуть за весь день-то?

– Хотел, но причины не нашел. Да и времени не было. Что делать будем?

– Он еще спрашивает? Свел с ума бедную женщину и спрашивает. На луну будем любоваться! Устроит?

– Извини, сморозил глупость!

– Пойдем в наше временное, но такое милое гнездышко. Было бы оно нашим, а, Володь?

– Так в чем же дело?

– Давай об этом позже, хорошо? Пойдем!

– По обычному плану? Сначала ты, потом я?

– Да, я побежала. Жду, любимый!

Володя покурил пять минут и отправился знакомой дорогой.

Вернулся он через три часа. Окно было открыто, и Бережной свободно проник в комнату. Антон спал, как обычно, не раздеваясь. От второй бутылки осталась половина. Хорошо приложился капитан. А вообще, поговорить надо с ним. Пора завязывать, иначе сопьется. Мужик хороший, жалко будет, если опустится, а к этому все и идет.

Владимир разделся и крепко уснул, ощущая на теле легкий аромат дорогих духов Веры и думая о ней.

А утром офицеров ждала неприятность.

В пять часов утра прибежал посыльный Антонова.

Володя еле разбудил соседа. Тот поднялся, ничего не соображая. Хмель еще крепко держал его в своих объятиях.

– Кто ты? – спросил Антон, глядя на солдата.

– Товарищ капитан, не узнали? Я ваш посыльный, рядовой Куропаткин.

– Да? Подожди!

Антон обвел взглядом комнату, наткнулся на полупустую бутылку.

– Сейчас, минуту, Куропаткин, дай в себя прийти, – он опрокинул водку в рот, – фу, как эту гадость люди пьют?