– Плевать ему на твой кошелек! Страстного взгляда, нежной улыбки, горячих слов – вот чего он ждал от тебя. Да полно, или ты ослепла? Вот уже какую неделю он глаз с тебя не сводит, потому что влюблен, а ты ему вместо ответного чувства – кошелек!

Брови подпрыгнули еще выше:

– Влюблен? В меня?

– Нет, в святую Марию Египетскую; она как-то останавливалась тут на днях проездом в Иерусалим.

– Но кто тебе сказал? Он сам, сир де Вержи?

– Что за мужчина, который обращается со своими жалобами к женщине! Ты его совсем уже ни во что не ставишь. Он благороден, горд, смел и вовсе не нытик, как ты о нем вообразила. К тому же красив.

– Красив? – Анна отвернулась и, поведя плечом, стала смотреть вдаль, на тропу, терявшуюся в густой траве. – А я и не заметила.

– Это потому, что ты смотришь не в ту сторону. Тебе бы влюбиться в друга, ты же влюбляешься во врага. Пока что герцог открыто не стал им, боясь твоего отца, но как только его не станет, он немедленно заявит о своих правах на регентство. Хорош регент, у которого на уме лишь женщины и охота!

Анна тяжело вздохнула и снова опустила голову.

Подруга не унималась:

– Видит Бог, я поражена: дочь короля сгорает от любви к какому-то ветрогону!

– Катрин, не забывайся.

– Нет, это тебе не следует забываться! С виду ты – вылитая королева, а в душе – обыкновенная пастушка, готовая, задрав подол, броситься в объятия смазливого ветреника, который ко всему прочему очень скоро станет угрожать не только ей самой и ее брату, но и всему королевству.

– Мой отец пока еще жив и, даст Бог, недуг отступит от него.

– Но даже его ты не послушала и продолжаешь потакать своей слабости по сей день. Помилуй, сколько уже можно витать в облаках, созданных твоим опьяненным воображением? Увы, к несчастью, ты рано созрела. Вспомни, когда тебе было всего двенадцать лет, ты без памяти влюбилась в красивенького херувимчика, сына Карла Орлеанского. Мало того, заявила, что желаешь взять в мужья этого пригожего принца. Твоя глупая причуда могла послужить серьезным препятствием в политике твоего отца, и он, дабы охладить твой пыл, выдал тебя замуж за сеньора де Боже, ныне графа де Ла Марш. Тебе понравился покладистый, набожный супруг, ты даже подружилась с ним, но по-прежнему, хотя прошло уже целых десять лет, продолжаешь бросать пылкие взгляды в сторону Людовика Орлеанского и готова наставить мужу рога. Но прежде, надо полагать, ты собираешься вступить со своим миленьким в любовную переписку? Не забудь в первом же послании обрадовать его тем, что ты мне как-то прочла. Постой, как же это… Ага, вспомнила:

– Я сочинила еще четверостишие, Катрин. Вот оно, послушай:

Подруга расхохоталась:

– Нет, ты и в самом деле сошла с ума и, догадываюсь, негодуешь, что стрелы Амура отскакивают от твоего Антиноя, как от замковой стены.

– Иногда я жалею, что я дочь короля.

– По-твоему, его останавливает именно это? Так облачись в наряд женщины легкого поведения – мигом окажешься в постели принца. Только не забудь надеть маску: узнав тебя, он рассмеется тебе в лицо.

– Может быть, – с тихой улыбкой промолвила Анна де Боже, – это принесло бы мне облегчение.

Катрин отпрянула, широко раскрыв глаза:

– Фи, принцесса, что за вздор! Поверь мне, тебе следует выкинуть эту блажь из головы, и лучшее средство для этого – новая любовь, которая убьет старую.

– Но старая хороша тем, что не дает повода для ревности моему супругу. Новая любовь – а она, согласись, тотчас станет пищей для злых языков – уронит меня в глазах мужа, хуже того, она может привести к печальным последствиям, достаточно вспомнить историю с дамой Соремондой из Русильона и с маршальшей де Брезе[8].

– Графа де Боже никак нельзя обвинить в бесчеловечности: ему не придет в голову угостить супругу блюдом из жареного сердца ее любовника. И никто не заставляет тебя брать пример с дочери Агнес Сорель; Шарлотта дошла до крайней степени распутства: какой же муж станет благосклонно взирать на то, как его жена задирает юбки перед собственным слугой, да еще и собираясь после этого разделить ложе с супругом? Надеюсь, тебе не взбредет на ум раздвигать ноги перед своим возлюбленным едва ли не на глазах у мужа.

– Черт возьми, Катрин, но для этого надо вовсе сойти с ума!

– Чрезмерная похотливость и побуждала Шарлотту совершать безумства; сие – наследие матери мадам де Брезе, госпожи Сорель. Слава богу, ты не состоишь в родстве с любовницей Карла Седьмого.

– Но ты говорила мне о новой любви. Не удивлюсь, если окажется, что по просьбе кого-либо из друзей этого человека ты и затеяла этот разговор.

– Не напрасно отец всегда хвалит твой ум.

– Стало быть, с Этьеном де Вержи, по твоему разумению, мне следует обрести обоюдную любовь взамен безответной?

– Этим ты заслужишь уважение не только мое, но и всего двора, клянусь вратами в преисподнюю, как сказал бы один мой очень хороший друг.

Вопреки ожиданиям, лишь легкое удивление увидела Катрин на лице подруги. В тот же миг по нему скользнула усмешка:

– Предполагаемый рыцарь моего сердца – один из ста дворян охраны короля. Сын Гийома де Вержи, советника и камергера. Любимец моего брата.

– Этьену прочат блестящее будущее, видя в нем министра и главу Королевского совета. Да и может ли быть иначе, если принц Карл неразлучен со своим фаворитом? Они даже сидят рядом за столом во время трапезы, а ночью Этьен спит, свернувшись калачиком, у дверей спальни юного наследника престола. Полно, тебе ли не знать!

– Но почему именно он?

– Повторяю, он давно уже влюблен в тебя, моя дорогая. Это известно всему двору, одна ты блуждаешь в потемках, словно во мраке ночи, поглощенная своей феерической мечтой. Расстанься с ней, и это принесет тебе двойную выгоду: мало того что у тебя появится пылкий возлюбленный, ты в известной мере сможешь влиять на ход государственных дел. После смерти твоего отца – и не надо закрывать на это глаза, ибо ему в открытую сказал об этом святой монах из Паолы – Карл немедленно будет коронован, и если ему как королю надо будет что-то решить или подписать какой-либо указ, то он прежде всего посоветуется со своим лучшим другом. Вообрази, каково это, если брат станет противиться решению своей сестры-регентши, и все потому, что оно чем-то не понравилось его фавориту. Король либо не издаст нужного указа, либо просто не подпишет его.

Помедлив, с трудом разлепив слипшиеся губы, Анна негромко произнесла:

– Мне кажется, мы уже хороним моего отца.

– Пока нет, – ответила практичная Катрин дю Бушаж, – мы всего лишь позволяем себе заглянуть в будущее.

– Признайся, чьей просьбой вызван твой совет? Предполагаю, что здесь не обошлось без приятеля де Вержи, Рибейрака.

– Так или нет – большая ли разница? Собственно, я сама давно хотела тебе об этом сказать, да все не выпадало случая.

– Значит, Рибейрак. Он твой любовник?

– Вовсе нет, мы просто хорошие друзья.

– Которые не видят ничего зазорного в том, чтобы оказаться в одной постели.

Катрин с улыбкой передернула плечиками:

– Дорогая моя, друзьям, по моему глубокому убеждению, не возбраняется оказывать друг другу услуги такого рода. Так что мне ответить Филиппу, когда он спросит об успехе моей миссии?

Анна повернула лошадь: пора было возвращаться.

– Пока я ничего не могу обещать, Катрин. Понимаю, что моя любовь к герцогу глупа… и положусь на волю провидения. Лишь оно даст ответ, но он невозможен, пока жив мой отец. После похорон мне придется выбирать: любовь или… ненависть.