Фабий демонстративно убрал бланк и карандаш в планшет, и, слегка наклонив голову к правому плечу, вопросительно поднял домиком левую бровь. Все было исполнено с изяществом, однако и с некоторой долей нарочитости. Взгляд обер-ефрейтора был пристальным, но доброжелательно-заинтересованным, и не отрывался от глаз Иваныча, лицо которого было просто-таки иллюстрацией на тему «благородный муж со справедливым негодованием, но достойно встречает удары злой судьбы». Очевидно, что стороны продолжали свою пьесу, но не верили друг другу ни на грош. Видимо, Фабий решил, что в его игре маловато экспрессии, и его сочные губы искривила ухмылка из разряда тех, про которые ещё можно сказать просто «глумливая», но уже напоминающая фразу из судебных протоколов «с особым цинизмом». Выдержав паузу, он очень вежливо осведомился:

— Да? А с какого города Киева вы решили, что «он по уши замазан и в подготовке мятежа, и самом мятеже»? Может, только по той причине, что он был вам как кость в горле? Ну а хули, вы соседи, у него гостиница, у вас гостиница… Только вот он мёртвый, а вы — живой. Оставим в стороне то, что его обратили в вампира. Но до этого-то он мог быть честным жителем Пограничного, которого захватили бандиты. И вот так свалили все вины на его голову, обвинили во всех смертных грехах. Очень удобно, если идешь грабить соседа. Даже то, что в его трактире был опорный пункт, или, как сказал нам почтенный Гимли, даже штаб бунтовщиков, ни о чём нам ещё не говорит.

— Говорит-говорит, — вмешался вдруг в диалог недовольный общим невниманием Рарри. Смешно покачивающиеся косички черной с сединой бороды несколько снижали эффект от воинственно выдвинутого вперёд подбородка. Оба жандарма и даже Иваныч с немалым удивлением воззрились на старейшину. Не то, чтобы про гномов и Полухина забыли, просто ни Фабий, ни Иваныч не ожидали реплик со стороны. Эффект был, как будто на сцену, где Отелло уже готовится задушить Дездемону, выбежала Красная Шапочка и спросила дорогу к бабушке.

— Это каким, интересно знать, образом? — теплоходным гудком прогудел чернявый пулемётчик. Рарри, слушая его, аж прикрыл мечтательно глаза, словно поклонник, внимающий любимой арии в исполнении почитаемой оперной дивы. Видно, старейшина не на шутку впечатлился низким и мощным голосом Байтерякова. Сообразив, что на бис выступления не будет, он открыл глаза, погмыкал и заговорил ниже и басовитей, чем раньше, но всё равно заметно уступая нескладному ефрейтору:

— Да вот таким! Когда выяснилось, что в «Барабане» засели негодяи, форт сразу попытался задавить их огнём. Но только пшик получился. А что, не старались разве сжечь? Пусть гаубицы не дотягиваются, а из гранатомётов? В форте тех же гранатомётов целый склад! И зажигательных гранат к ним полно, что хочешь сжечь можно. А — не получилось, и стало ясно, что там магия поработала. Все выстрелы Созерцающие отвели. Тогда из ротных пятидесятимиллиметровых пытались туда мины кидать. Толку-то? Там мина как граната, а они подготовились — укрепили перекрытия. Хлопает что-то на чердаке у них, но никакого проку. И только потом, когда мы трактир жгли-взрывали при вылазке, увидели, что перекрытия второго этажа в два наката свежесрубленные. За несколько часов такое не сладишь! Значит — загодя готовились! А загодя такое без хозяина ну никак не провернуть. Правильно я говорю, Николай?

Полухин, отошедший за время допроса Иваныча к стеллажам со всякой всячиной, что-то там внимательно изучал. Казалось, он так этим поглощён, что никого не видит и ничего не слышит. Но на вопрос старейшины откликнулся сразу:

— Верно-верно… Аркадий ещё за месяц до мятежа гостиницу прикрыл, говорил, что на ремонт. А это ведь убыток ему немалый, всех постояльцев же заворачивал, только трактир тогда и работал. И так ведь до самого бунта и не селил никого со стороны. Вот тогда, думаю, и спроворили перекрытия. Так что всё и впрямь заранее готовилось. И вот ещё что, обер-ефрейтор… Фраза о грабеже соседа, она ведь в обе стороны работает. Гляньте сюда, — и он протянул жандармам то, что он так внимательно рассматривал на стеллаже. Это была новая простыня, сложенная в несколько раз, верхняя из целой стопки, аккуратно перевязанной шпагатом с кокетливым бантиком узелка. Узел легко развязался даже одной рукой Полухина. Правда, стопка поехала и рассыпалась, но верхняя простыня осталась в здоровой руке старщего унтер-офицера.

— Ну, простыня. И что в ней такого? — недоумённо спросил Фабий.

— Сюда смотри. В угол.

Фабий добросовестно посмотрел и наконец-то увидел. В углу простыни красовался аккуратный черный штамп «Гостиница «Улар-река».

Блондин, сдвигая фуражку на нос, со слегка ошалевшим видом поскрёб у себя в затылке.

— Так что, сложив всё вместе, получаем совсем даже очевидную картину, кто грабитель, а кто жертва, — невозмутимо закончил Полухин.

— Похоже, всё так и есть. Что скажешь, Папа?

— Кончай балаган, вот что скажу. И так тебя понесло, аж борзометр зашкаливает. Значит, так. Сможете ли вы опознать своё имущество? Официально, под роспись и акт?

— А опись похищеного поможет? У меня вот тут… Я в гостинице накидал, — засуетился Иваныч и извлёк все из того же бездонного кармана смятый лист, сложенный вчетверо, а затем протянул его чернявому, — только, это… Я ж муку или сахар не опознаю, мешки-то все одинаковые. Ну и колбасы с окороками… Не скажу точно, мои они, не мои. Знаю, сколько спёрли, это да.

Феликс, взяв изрядно пожёванную бумагу, развернул и расправил её и принялся читать. Байтеряков перечитал опись раза три, и очень внимательно, затем не менее внимательно оглядел полки и стеллажи лабаза.

— Удивительное дело… Такое ощущение, если верить этой описи, что почти всё, что тут есть, спёрто в «Улар-реке». Что, у бывшего хозяина своих запасов не было? — с сомнением в голосе протянул ефрейтор.

— Ну, наверняка были. Только ведь что-то подъели во время осады, а основное, я думаю, было в трактире, в чуланах и подсобках. Из лабаза же не натаскаешься! — уверенным голосом ответил Иваныч. Но как-то не сильно преуспел убедить жандармов, уж больно с большим сомнением они на него смотрели. Особенно чернявый пулемётчик. Он протянул Фабию лист с описью, и блондин, сверяясь с ним, что-то пересчитывая и шевеля при этом губами, медленно двинулся вдоль стеллажей. И Дарри наконец понял, что же происходит. Это в самом деле была пьеса, игра. Причём ЕСЛИ бы не было вампира, то её и не было бы. Патрульные их в лучшем случае бы задержали, а то ведь и пострелять сгоряча могли. Правда, пальбы, на звуки которой они появились, тогда бы не было, так что вряд ли и они тут появились. Восставший кровососом Карташка вольно или невольно сделал их соратниками. Забавно, что теперь, кроме благодарности за помощь в борьбе с нежитью, патрульные им ничего и не могли предъявить. Но могли не позволить им с Иванычем забрать хоть что-либо из лабаза. Вот вокруг этого и шли все танцы с бубнами. Ясно, что жандармы понимали истинную причину их появления в Карташкином лабазе. Ясно, что самого факта мародёрки, ну, кроме факта «выпить и закусить», причем, по слабости Фабия совершённого, как и бой с вампиром, всеми вместе, пока и не было. Дальше начинается самое скользкое и самое смешное. Фактически, в Пограничном на эту минуту действовали все законы мирного времени. Ни военное, ни чрезвычайное положение объявлены не были. Комендант не имел на это времени и возможности, да и с законностью такого шага не всё гладко было. Такое решение было бы правильно и полезно, но… Ни по должности, ни по табели о рангах он никаких прав либо полномочий на подобное не имел и иметь не мог. Впереди у Шадрина и так было разбирательство, и вешать себе на шею во время допущеного бунта и осады ещё и превышение полномочий он не счёл для себя разумным. А деблокирующие силы ещё не успели принять на себя всю полноту власти, и что-то объявить urbi et orbi, а, значит, и огласить введение ограничений. Поэтому и самого мародёрства не было по причине зыбкого правового статуса, а была попытка вернуть своё или, как максимум, компенсировать затраты за счёт виновного. Верно сориентировавшись, патрульные вдвоём насели на Иваныча. Все понимали, что они в полном праве наложить арест на Карташкины владения, включая и их содержимое, но шансы Иваныча вернуть всё согласно описи назад велики, хотя времени и сил это займёт немало и крови выпьет — почище любого вампира. Но в этом случае жандармам рассчитывать на какую-либо благодарность и ништяки не приходится. Так что, судя по всему, речь шла о том, что своё или названное таковым Иваныч заберёт сейчас, а вот как это всё будет обставлено, обозвано и как и в каком размере будет согласована благодарность… Наличие заранее составленной описи уже неким образом усиливало позицию пузана, хотя и вызвало жалкие попытки Фабия свалить с дурной головы на здоровую. Но вмешательство старейшины с непробиваемой аргументацией об участии Карташки даже не то, что в мятеже, а уже в самой его подготовке эти попытки небрежно отметало, ну а позиции усача прямо таки бетонировало. Полухин же и вовсе вытащил для добивания мизерикордию, прикинувшуюся простынёй с печатью из «Улар-реки». Даже простая поддержка старейшины гномов и старшего унтера из комендатуры имели немалый вес, а они стали на сторону хозяина «Улар-реки» явно и неожиданно для жандармов.