Большой сад был разведен в молодотудской вотчине в сравнительной близости от Москвы. Из указа мы знаем, как он заводился. На первое распоряжение об этом приказчик отписался, что «угодные места под сад» заняты «под тяглом у крестьян», и потому сада завести негде, на что последовало решительное предписание: «…взять (угодные места. — А. З.) у крестьян, а их перевесть… на иное место», и далее — инструкция, как сад устраивать: «…а под сад землю кончая изготовить к осени, чтоб было навожено перегною доброго, а земли захватить десятины две или и болше»{547}.
Особое место в хозяйстве занимало коневодство. Конские заводы были в Вощажникове и Молодом Туде. Судя по всему, они имели обширные размеры, хотя цифры на этот счет в документах отсутствуют. «А мое и богатство, что в лошадях… — писал фельдмаршал князю В. Л. Долгорукову. — Есть аргамаки турецкие и одна персицкая, да две арабских, и коней чистых имею, рослых и удалых и широких нагайских, а с ходою ни единыя не имею и николи у себя не имел… понеже какая лошадь ни есть с ходою, все те спотыкчивы и увальчивы, и вам известно: николи я на таких не езживал»{548}. Лошади для него были не только хозяйственной статьей, а прежде всего — предметом гордости. Как страстный любитель, он не смотрел на трудности, чтобы получить редкий экземпляр. Посланный в Турцию после Прута для ратификации мирного договора, Шафиров разыскивал в Константинополе лошадь каких-то особых качеств по специальному его заказу. «Лошадь вашему превосходительству сыскал и купил изрядную, — извещал он Бориса Петровича. — Истинно могу свидетельствовать вашим денщиком, что трудился в том, сколько мог, и лутче той сыскать не мог»{549}.
В Молодом Туде на конюшенном дворе служил «иноземец Шмит», который «лошадей кует и лечит». К нему у фельдмаршала тоже было исключительное внимание. Молодотудский приказчик получил целую инструкцию, как с ним обходиться: о нем «иметь призрение особое, и в посные дни давать ему мяса на день по две гривенки, а по воскресениям — день курица, другой и гуся сверх указного числа двух гривенок мяса и масла коровья по рассмотрению, чтобы не был в нужде, и по вся дни по две чарки вина простого и квас доброй, и держать ево в ласке своей и призрении»{550}.
4
Ближайшей своей задачей вотчинное хозяйство во всех его отраслях, конечно, имело удовлетворение личных потребностей владельца и его «дома» в тогдашнем смысле слова. Шереметевский дом с его «открытыми столами» и многочисленной дворней потреблял огромное количество продуктов. Особенно широкая жизнь начиналась там с приездом фельдмаршала, когда, надо думать, расход продуктов принимал грандиозные размеры. К этим моментам обыкновенно приурочивалась и доставка столовых припасов в Москву или в Петербург. В указах фельдмаршала не раз встречаем соответствующие распоряжения.
По его убеждению, крепостная деревня должна была давать владельцу все, что нужно в повседневном обиходе для его дома. Покупать на рынке то, что можно получить натурой, значило для него — понести убыток. Молодотудскому приказчику после обычного распоряжения — собрать с крестьян «без доимки» все припасы, он писал в 1718 году: «По первому зимнему пути все отвези в Санкт-Петербурх в дом мой и там прибытия моего ожидай… и в том ты, конечно, не оплошись, дабы мне по прибытии своем в Петербурх какой нужды не понести и необычайного убытку…»{551}. При низких ценах на землю, делавших труд крестьян почти даровым, и при отсутствии других способов его применения, кроме как в земледелии, фельдмаршал был мало склонен учитывать себестоимость продукта и считал допустимой затрату денег только в таких случаях, когда его крестьянин не мог быть использован. Отсюда — пренебрежение расстоянием даже в отношении к таким отдаленным вотчинам, как, например, Борисовка, откуда должны были гнать баранов и возить разные припасы в Москву. Твердое следование этой линии порой приводило к явной нелепости: например, из Ярославской вотчины — села Вощажникова — барский хлеб крестьяне должны были везти в Москву, хотя в столице цена на него была ниже, чем на месте.
Излишки, которые оставались после удовлетворения потребностей барского дома, рассматривались как чистая прибыль владельца. В хозяйстве Бориса Петровича излишков было, несомненно, много. Не говоря о других продуктах, сколько должно было оставаться одного только хлеба! В некоторых случаях излишек был случайностью, но чаще он предусматривался хозяйственными планами фельдмаршала. Следовательно, можно сказать, что хозяйство Бориса Петровича имело в известной мере предпринимательский характер. «Во всем искать прибыли» вменялось инструкциями в непременную обязанность приказчикам. Даже в окладную книгу 1708 года занесено это требование — применительно к хозяйству скотных дворов: «…и прикащикам смотреть того на скотном дворе накрепко, чтоб за животиною ходили неоплошно… а быки б срослые продавали, а вместо их коров на племя покупали и во всем в том искать прибыли»{552}.
Полная картина коммерческих операций фельдмаршала раскрылась бы перед нами, если бы сохранились те приходо-расходные книги, которые вел Аким Булатов. В указах же мы встречаем лишь отдельные и более или менее случайные сведения. Так, в одном случае отправляется 1000 пудов хлеба для продажи в Петербург из села Вощажникова{553}, в другом погружается в Шоше 500 кулей хлеба для отправки по тому же адресу; продаются в разных вотчинах сено и овощи, имеются указания на продажу рогатого скота и лошадей{554}.
В качестве счастливого источника уцелели приходорасходные записи Степана Перячникова по Борисовке за 1714–1715 годы; из них мы видим, что тут же на месте продают все, что получают от хозяйства: хлеб, «волну» (шерсть), овчины, сено, табак, мед, воск, яблоки, огурцы, свиней, телят, кур индейских; записана в числе проданных продуктов «гнилая крупичатая мука»{555}. В этих операциях совсем не видно следов посредников, а относительно сена из подмосковных вотчин имеются в указах даже прямые распоряжения — возить его в Москву на Болото[16]{556}, то есть продавать, помимо скупщиков.
Помимо непосредственного сбыта земледельческих продуктов, имелись и другие способы, с помощью которых фельдмаршал извлекал прибыль из своих вотчин. По окладной книге 1714 года в шереметевских владениях насчитывалось 39 мельниц. Там они помечены в качестве оброчной статьи, дававшей 693 рубля в год{557}.
Вероятно, еще больше прибыли давало фельдмаршалу винокурение — традиционный источник доходов землевладельцев. В XVI веке бояре и вообще служилые люди порой жаловались от царя корчмою или кабаком, с начала же XVII века подобные случаи стали часты{558}. В 1714 году у Бориса Петровича в нескольких вотчинах были «варницы», на которых крестьяне в качестве натуральной повинности варили «из боярского хлеба» вино; из окладной книги мы знаем общее количество продукта, который должны были сварить в этот год, — 1305 ведер. Конечно, часть выгоняемого продукта шла на нужды дома, но, без сомнения, незначительная в общем итоге. Остальное имело местом назначения кабак.
