— Марта, я завтра утром уеду по делам, постараюсь вернуться к вечеру, но вполне возможно могу задержаться на пару дней, — сказал Лебедев.

— Ах, герр Тулле я теперь буду переживать, как только ты сядешь в машину, — одно меня успокаивает, этот Густав Ланке, конечно, пройдоха каких еще свет видывал, но видно парень не промах и шустрый, уж он точно под бомбу сам не попадет и тебя не подставит.

«О Господи, когда она уже успела с ним-то познакомиться⁈», — подумал Константин, уплетая яблочный пирог.

* * *

Константин Лебедев проснулся рано, рассвет только начался и на пустых улицах еще царил полумрак. Он лежал несколько минут бессмысленно уставившись в потолок. Сегодня он поедет в один из концлагерей самое зловещее место, какое только может придумать человек. Ему было трудно признаться в собственной слабости, но он испытывал некий страх — одно дело видеть, например тот же Освенцим, на экскурсии или на экране и совсем другое дело окунуться в ад, находясь в настоящей реальности. Почувствовать его кожей, вдохнуть его смрадный воздух, смотреть на людей сломленных и доведенных безжалостной системой до состояния забойных животных. Он вспомнил, что на одной из стен барака какой-то заключенный, которому посчастливилось остаться в живых, написал дрожащей рукой последние слова, прежде чем покинуть концлагерь: «Пусть теперь Бог, если он существует, вымаливает у меня прощения до конца своего существования».

Но деваться некуда — он сел на кровати, потом медленно встал, не торопясь оделся, сложил документы в портфель. Внизу, в столовой, Марта Шмидт уже ставила чашки. Лебедев спустился вниз, молча кивнул ей, и сел за стол.

«Господи, помоги мне… Спаси и сохрани…», — он обхватил голову руками.

Марта, обычно оживленно щебетавшая каждое утро, молча налила ему крепкий кофе и поставила тарелку с парой бутербродов и остатками яблочного пирога. Она не знала куда он едет, но каким-то сверхъестественным чутьем, почувствовала его состояние.

Выпив немного кофе и съев один бутерброд, он спустился к ожидавшей его служебной машине. Густав с бодрым видом открыл ему заднюю дверь. Константин, осмотрелся и невольно поёжился — несмотря на в целом теплую осень, утро выдалось промозглым и неприветливым — моросил мелкий дождь. Но город просыпался. Уже практически рассвело, хотя на улицах все еще непривычно пусто — большинство мужчин на фронте или на заводах, которые работали круглосуточно. Поэтому чаще встречались женщины в рабочей одежде, спешащие на те же фабрики и заводы, подростки из гитлерюгенда, да пожилые дворники, подметающие тротуары. С некоторых витрин магазинов, хозяева, на день снимали фанеру.

Водитель, молча кивнув сел за руль, и машина сразу тронулась в путь, шелестя мягкими шинами по утренним улицам Берлина, на север, в сторону Ораниенбурга. В голове у Лебедева постоянно крутились мысли о предстоящей работе в лагере. Чего уж таиться от самого себя, несмотря на то что он уже здесь больше двух месяцев, его «современное» сознание с трудом привыкает к реалиям Третьего рейха. Он несколько вечеров, дома, разбирал бумаги и знакомился с методами изучения ведьм и колдуний, которые разработал Франц Тулле для Аненербе. Лебедев, даже накидал для себя несколько пунктов:

Первое, он должен составить подробное досье куда войдут данные из специальной анкеты и дневника наблюдений. Лагерный фотограф должен будет сделать несколько фотографий для фотофиксации внешнего облика женщины. Причем это фото не только лица и рук, но это также фото обнаженного тела, чтобы выявить на нем возможное присутствие ритуальных рисунков, татуировок или интересных родимых пятен и групп родинок. Провести целый комплекс антропологических исследований, куда войдут краниометрия, фиксация внешних особенностей, сбор различных антропометрических данных и описание характерных черт.

Второе, с помощью лагерного медика он должен выявить несколько важных медицинских аспектов: измерить физические параметры, собрать биометрические данные, провести анализ психического состояния, протестировать реакции.

Третье, составить ее биографию. Выяснить, есть ли у нее какие-либо особые знания (например знания о травах, способность к предсказаниям, способность общаться с духами, заговоры и прочее).

Четвертое, зафиксировать фольклорные элементы, диалектические особенности.

Пятое, с помощью лагерного психиатра провести психологические исследования, куда войдут беседы, тестирования, наблюдение и анализ ее реакций на символы и руны. Здесь же выявить лингвистические особенности и, если они будут представлять интерес сделать запись речевых особенностей.

И еще в конце составить кучу прочей научной документации: возможного генеалогического древа, картографирование мест проживания, анализ социальных связей и изучение культурного фона, и прочие исследования

«Черт побери, работы предстоит вал. И похоже одним днем не обойтись… Но единственный вопрос — почему ее поместили в концентрационный лагерь? Насколько я знаю нацисты очень трепетно относились к колдуньям и ведьмам, называя их древними матерями немецкого народа, которых незаслуженно уничтожали христианские священники. С ней-то что не так? Протащили через гестапо, а потом отправили в самый ад адище», — думал он, и решил найти себе занятие, чтобы не думать о своей поездке.

Лебедев посмотрел в окно.

По мере удаления от центра города пейзаж менялся: многоэтажные дома сменились частными, потом потянулись промышленные окраины. Наконец машина выехала на автобан, ведущий к Ораниенбургу. По обочинам дороги иногда встречались зенитные позиции, замаскированные ветками типичный элемент пейзажа воюющей страны. Над головой даже пролетала пара мессершмиттов, патрулирующих небо над столицей.

— Парни на чеку! — весело хмыкнул Густав, — Не дадут спуску проклятым англичашкам.

Лебедев достал из портфеля дневник Франца Тулле, и чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных переживаний, связанных с работой в концлагере, и погрузился в чтение…

Глава 10

Я шёл в предрассветной дымке к высокогорному монастырю Нечунг. С самого первого шага я ощутил, что что-то изменилось вокруг для меня: время замедлилось, погрузив всё вокруг в кристально чистое эхо пустоты. По дороге я встретил яка. Он смотрел на меня удивительным, осмысленным взором и, повернувшись, повёл меня к монастырю, где в клубах благовоний начинается таинство, которое на протяжении веков связывает мир людей с миром духов.

У входа меня встретили монахи в шафрановых одеяниях. Они, бормоча молитвы и мантры, проводили меня внутрь. Там некоторые из них уже неспешно раскладывали ритуальные предметы, пока первые лучи солнца ещё только золотили вершины окружающих гор. И вот тяжёлые двери внутреннего святилища закрылись.

Избранный медиум — оракул Нечунг, ещё очень юный мальчик — в уединении готовился стать сосудом для божества Дордже Драгдена, главного защитника тибетского буддизма. Удивительно, как сосредоточено его лицо, а взгляд обращён внутрь, несмотря на столь юный возраст. Перед ним помощники почтительно разложили священные одеяния: тяжёлый церемониальный костюм. Мне говорили, что его вес — более тридцати килограммов. Он расшит драгоценными камнями, золотыми нитями и увенчан массивным серебряным шлемом с пятью знамёнами, символизирующими защитных божеств.

Тени от масляных лампад плясали по стенам рукотворной пещеры Дрепунг, превращая лица монахов в гримасы демонов. Я сидел на коленях перед мальчиком-медиумом, которому предстояло вещать от имени духа Дордже Драгдена. Этих медиумов готовят с раннего возраста с помощью специальных изнурительных практик и ежедневных заклинаний. Сама же традиция оракула Нечунг уходит корнями в далёкие древние времена Тибета. Хотя официально оракул был институционализирован в XV веке и с тех пор стал важной частью государственного аппарата. Ничто не влияет на Далай-ламу так, как оракул Нечунг.