"Я дам нашему мальчику таблетки, чтобы он заснул, потом еще таблетки, чтобы он не заснул, и много алкоголя в промежутках", - говорит Арманд, выглядя чрезвычайно довольным собой.

"У меня особый талант к иллюзиям", - говорит Роан. "Изнурение" Коула заставит его видеть разные вещи. Неприятные вещи, которые вызовут паранойю и подорвут его чувство реальности. А когда ты, Амброзиус, разобьешь его сердце, вот тогда-то и начнется настоящее веселье".

Мне плохо. Моя душа кривится от их плана. Который я привел в действие.

"Да, мы собираемся повеселиться", - говорит Жанна. "Мы погубили эту глупую королеву; конечно, мы можем помочь тебе погубить и его".

"Он знает, что у него нет выбора", - говорит им Арманд, осматривая меня сузившимися глазами. "Ваша человеческая история потеряна, Амбри, но мы знаем, что случилось с Астаротом. Нашим создателем. Нашим отцом. Мы знаем, что ты приложил руку к его падению. Они шепчутся, что ты предатель".

"Амброзий знает, какие пытки ждут его, если это окажется правдой", - сказал Роан, поднимаясь со стула. "Он заложил прекрасную основу. Думаю, это будет довольно простая победа".

Все трое собираются уходить, но Арманд делает паузу и наклоняется ко мне.

"Ты хочешь знать, что я думаю, Амбри? Я думаю, что ты все еще предатель. Я думаю, что твой маленький спектакль с Коулом Мэтисоном - не такой уж и спектакль". Он презрительно фыркает и усмехается. "Ты всегда был таким чертовски нуждающимся".

Все они разражаются звонким смехом и покидают двор, оставляя за собой зловоние, как духи. Как только я остаюсь один, я опускаюсь на скамейку и держусь за голову. Такое ощущение, что внутри моего черепа горит огонь.

"Что я наделал?" бормочу я. "Господи, прости меня, что я наделал?"

Перевод: https://t.me/justbooks18

Глава 27

Рим

Мадрид пролетел как в тумане. К тому времени, как мы добрались до Италии, во мне поселился холодный страх, что что-то ужасно не так. Амбри вел себя странно и с каждым днем становился все более отстраненным. Мы почти не разговаривали, а когда разговаривали, он был отрывистым и рассеянным. Это не давало мне спать по ночам, я задавалась вопросом и волновался, а тут еще и нарастающий стресс от тура.

В любую минуту какой-нибудь критик должен был вырваться из стаи и написать, что я мошенник, рисую мифических существ вместо чего-то серьезного. Никто этого не сделал, но это не помешало мне спать и ворочаться. Мои дни были заполнены интервью и мероприятиями для СМИ, когда все, чего мне действительно хотелось, - это поговорить с Амбри и выяснить, что, черт возьми, происходит. Или просто свернуться калачиком в постели с ним и заснуть, надежно укрывшись в его объятиях.

Но он больше не лежал со мной в кровати.

Неужели я потерял его?

От этой мысли у меня заболел живот, и я направил этот страх в свои картины. Каждое утро я вставал с постели на рассвете, независимо от того, спал я или нет, и рисовал как одержимый, работая над набросками Амбри, которые я сделал в Лондоне.

В те времена я никогда не отходил от своего этюдника. Я заставал его в моменты чистой красоты, когда он выглядел наиболее человечным. Наиболее похожим на самого себя. Тогда я еще не знал, но моя новая коллекция будет посвящена трансформации. Вместо того чтобы рисовать его как демона, я рисовал его как человека с демонической формой, нависающей над его плечом. Или скрывается в тени. Или сливается с ним, как двойное изображение на фотографии.

Я никогда не мог изобразить его так, как хотел, но я пытался. Я чертовски старался, наполняя каждую картину надеждой, как только мог. Последняя картина в коллекции должна была быть такой, каким я видел его, когда был болен. Никакого демона, просто Амбри, сидящий на подоконнике в белой рубашке с расстегнутым воротником, с растрепанными волосами. Его выражение лица было тяжелым от беспокойства, но надежда светилась сквозь него, такая же яркая, как солнечный свет, который купал его в золоте.

Это было самое прекрасное, что я когда-либо видел, потому что именно тогда я понял, что люблю его и всегда буду любить.

Но по мере продвижения тура по Европе, картины начали раскрывать мой страх. Человеческая версия Амбри была похожа на портрет - прямая и чистая. Демоническая форма, преследующая его, была как другая картина на том же холсте. Они стали ужасающими монстрами, которые тянулись к нему, их крылья были подобны теням, которые угрожали поглотить его.

Я использовал самые разные техники и стили - все, в чем нуждалась картина. Я брал палетный нож и делал мазки на холсте, оставляя волны густой черной краски. Или я набрасывал цвет, процарапывая краску вилкой, булавкой или собственными ногтями, чтобы вызвать отчаяние.

Боль.

Ужас.

Страх, что темный мир Амбри забирает его обратно.

Во второй половине дня после выставки в галерее я вышел из студии, вытирая краску с рук, и увидел Амбри, сидящего на диване в нашем номере в отеле St. Regis Roma. Он был одет, как всегда, безупречно, в черный костюм.

"Уходишь?" спросил я, стараясь сохранить легкий тон.

"Хм? Нет. Я... нет".

Я неловко встал рядом с диваном. "Ну, я думал пообедать. Что-нибудь легкое перед сегодняшним шоу".

"Как хочешь, Коул".

Я на мгновение уставился в потолок, сдерживая волну сложных эмоций.

Не сдавайся, Дорогой!

Я не знал, откуда взялся этот полный надежды голос, но мне отчаянно хотелось верить, что стоит только послушаться, и все снова будет хорошо.

"Привет", - ярко сказал я, опускаясь перед ним на колени. Я положил руки на его бедра. "Давай выберемся из этого отеля, купим немного мороженого, посмотрим на искусство, которое, блядь, не мое, и просто... будем вместе". Я поднял руки выше. "Если только... ты не хочешь остаться здесь и быть вместе прямо сейчас. Прямо здесь, на этом диване".

Амбри резко вдохнул через нос, и я воспринял это как ободряющий знак. Но когда я поднял глаза, он смотрел на меня через плечо с раздраженным видом.

Я вскочил на ноги, мое лицо пылало. "О, прости, я тебе надоел?".

"Да", - сказал он и отмахнулся от моего пораженного выражения лица. "То есть, нет. Не ты. Я не знаю." Он встал с раздраженным стоном и подошел к окну, спиной ко мне. "Весь мир надоел мне, Коул", - сказал он. "Я совершил этот тур, когда был ребенком в изгнании из своего дома, и потом тысячу раз после этого".