— Это верно, — согласился Майкл. — Но вопрос в том… как же Отс сумел сюда вернуться? Дойти назад ему не удалось бы. Он сильно обморозил ступни и вышел в пургу лишь потому, что ковылять дальше не мог. Кроме того, даже если бы он мог вернуться, на кой ляд ему это?

Я присмотрелся к останкам поближе.

— Думаю, что смогу на это ответить, — откликнулся я. — Эти кости обглоданы. Смотрите, тут — и тут — явные следы зубов, хотя трудновато разобрать, чьих именно. Восемьдесят лет назад эта трещина вполне могла служить укрытием для какого-то хищного зверя. Может быть, он преследовал Скотта и его группу, как шакалы преследуют стадо антилоп, поджидая, когда одна из них свалится и умрёт. Свалился Эванс, потом свалился Отс. Зверь притащил сюда их обоих и оставил, как запас на зиму.

— Джеймс… — протянул Родни. — Ненавижу занудство, но какой хищный зверь смог бы такое проделать? В Антарктике полным-полно моржей, тюленей и морских птиц, но здесь нет природных сухопутных хищников: ни медведей, ни тигров, ни снежных барсов… никого, кто мог бы сложить этих людей в зимнюю кладовую.

С серьёзным видом я повернулся к нему.

— Изголодавшийся человек — это хищный зверь.

Родни казался неубеждённым.

— Не таким ведь человеком был Скотт, чтобы смириться с каннибализмом, точно? Он и своих собак не желал есть. И в его записях нет ни единого слова, предполагающего, что у него даже мысль такая появлялась.

— Я это знаю, — отвечал я ему. — Но вы спросили у меня, что произошло с этими людьми, и я вам сказал. Вероятно, какой-то хищный зверь притащил их сюда и объел. Но был ли этот хищный зверь отбившимся хаски или человеком, готовым ради выживания съесть что угодно и кого угодно, я просто не знаю… пока не проведу все необходимые исследования.

— По-твоему, это был Скотт, да? — произнёс Майкл.

Я не отозвался. Даже сейчас нелегко было покушаться на одну из самых прославленных трагедий в британской истории.

Но Майкл продолжал. — По-твоему, Скотт солгал, да… и они могли убить и съесть Эванса и Отса, просто чтобы двигаться дальше? Вся эта чушь про Отса, который вышел в пургу, чтобы не обременять троих прочих… по-твоему, это просто куча брехни… воодушевляющий вымысел про героя?

— Да, — ответил я с пересохшим горлом. — Но не думаю, что можно кого-то винить за сделанное под смертельной угрозой. Вспомните экспедицию Доннера[25]. Вспомните тех школьников, чей самолёт разбился в Андах[26]. Нельзя осуждать людей, которые умирали в глухомани от голода, если ты совсем недавно набивал брюхо стейком и яйцами на славном судне «Эребус».

Мы выбрались из палатки, вскарабкались по ледяной промоине и медленно побрели обратно к хижине.

— Сколько тебе потребуется времени, чтобы точно определить? — спросил Майкл.

— Двадцать четыре часа. Не больше.

— Помнишь фотографию, которую я нашёл? — напомнил Майкл. — Ту, где Скотт и остальные на полюсе?

— Конечно. Неужели ты докопался, кто этот таинственный шестой человек?

Майкл покачал головой.

— В конце концов я решил, что это, пожалуй, был Эванс в другой шляпе, и что ему как-то удалось связать вместе очень длинную верёвку, чтобы это снять.

— Ты упоминал, что вы нашли бумаги и всякую всячину. Можно на это взглянуть?

Когда мы вернулись в хижину, Майкл сварил горячего кофе, сдобрив его виски, пока я разбирал несколько жалких остатков скарба, обнаруженных в трещине вместе с Отсом и Эвансом. Расчёска; пара кожаных снежных очков (без стёкол и не очень-то эффективных, поскольку пластик тогда ещё не изобрели); одна-единственная меховая рукавица, иссохшая, словно мумифицированная кошка; и маленький дневник, в пятнах от снега. Большинство страниц дневника слиплись, но в конце нашлась единственная разборчивая запись… хотя не почерком Скотта, а, вероятно, Отса.

Там говорилось только: «18 января, теперь нам пора поспешить домой, но Отчаяние скоро нас настигнет».

Я долго сидел над дневником, потягивая кофе и хмурясь. Запись выглядела совсем просто, но фразеология была необычной. Кроме заглавной буквы в «Отчаянии», почему он написал, что «Отчаяние скоро нас настигнет»? Отчаяние — чувство, которое наверняка настигло бы любого, кто оказался на Южном полюсе, в восьми сотнях миль от безопасного места и практически без горячей пищи. Но обычно не говорили, что оно кого-то настигнет, пока этого не случалось на самом деле.

Это было так же чудно, как сказать: «Завтра, когда мы полезем на гору, нас настигнет страх». Вполне вероятно, что страх вас, безусловно, настигнет, но так просто не выражаются.

— Можем мы добраться до полюса, а затем медленно пролететь обратно маршрутом Скотта? — поинтересовался я у Майкла.

— Ну, если это, по-твоему, поможет. Я в любом случае собирался свозить тебя к полюсу. Вот было бы разочарование — столько пройти и не добраться до конца.

На следующее утро, чуть позже семи, мы покинули исследовательскую станцию на вершине ледника Бирдмора. «Чинук» по диагонали поднялся к солнечному свету и направился к полярному плато между горных пиков Куин-Александра[27]. Ветер крепчал всю ночь, и когда я глянул вниз, то увидел, как по льду метут длинные снежные хвосты.

— Скотту не повезло: у него не было вертолёта, — прокричал Майкл сквозь рёв моторов. Он вручил мне рулет с ветчиной, завёрнутый в пищевую плёнку.

— Завтрак, — пояснил Майкл.

От станции до Южного полюса было около трёхсот пятидесяти миль, и мы пролетали их, снизившись над ледяным плато.

— Мерзкая местность для людей, тянущих сани, — подметил Майкл. — Тащить сани по этим ледяным кристаллам — всё равно, что по песку. Совсем не скользят.

До полюса оставалось минут двадцать лёта, когда пилот обернулся и сообщил:

— Майкл, я поймал несколько неблагоприятных сводок о пурге. Похоже, надолго нам здесь не задержаться.

— Всё в порядке, мы только по-быстрому глянем, — ответил Майкл. — Кроме того, сегодня на ужин рубец, и я не хочу его лишиться.

Однако пока мы кружили у полюса, ветер начал безжалостно трепать «Чинук», и я услышал, как протестующе завыли вертолётные винты.

— Ты уверен, что всё в порядке? — спросил я Майкла. — Может, лучше вернёмся, когда погода улучшится.

— Спокойней, всё пройдёт прекрасно, — заверил он. — Давай, Энди, садись, где хочешь.

— Это и вправду он? — уточнил я. — Настоящий Южный полюс?

— Вы ведь не ожидали правда увидеть тут столб, нет? — засмеялся Энди.

Мы почти сели. Майкл отстегнул ремень безопасности. Вдруг «Чинук» завалился набок, грохнулся, и я услышал, как ужасно заскрежетало металлом о металл. Меня швырнуло вбок, приложив плечом о соседнее сиденье. Послышался чей-то выкрик: «Боже!», а затем весь вертолёт, казалось, раздвинулся, будто театральный занавес и я выпал лицом вниз в ошеломляюще холодный снег.

Прошло немало времени, прежде чем вернулось понимание случившегося. Мне казалось, что я умер или что, как минимум, сломал спину. Но понемногу я всё-таки сумел подняться на четвереньки, а затем сел и осмотрелся вокруг.

Должно быть, внезапный порыв ветра налетел на «Чинук» прямо перед посадкой, — или так, или у него сместились винты, как иногда бывает с «Чинуками», и две синхронизированных винтовых лопасти столкнулись. Как бы там ни было, он лежал на боку, развалившись на части, а его винты торчали в антарктическом воздухе заброшенными ветряными мельницами. Никаких признаков ни Майкла, ни Энди, ни второго пилота. Всё, что я слышал, — только нарастающий ветер.

Я осторожно подкрался обратно, к обломкам, вынюхивая авиационное горючее, если вспыхнет пожар. Энди и второй пилот сидели бок о бок, у обоих открыты глаза, оба залиты кровью, словно шутки ради вылили на головы по горшку красной краски, оба мертвы. Меня затрясло, я покинул кабину и выбрался наружу. Там мне и встретился Майкл, стоящий ярдах в тридцати от меня, с потрясённым видом и без очков.