– Мода на радикальность? – усмехнулся Эд. Он застегнул брюки и наклонился, чтобы надеть ботинки.

– Нет, Эдди! – она схватила его за плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. – Я делаю это не из-за моды! Я действительно так считаю!

Он молча смотрел в ее серьезные глаза.

– Да, – он кивнул, – ты действительно так считаешь. Я в этом уверен.

Он зашнуровал второй ботинок и, повернувшись к ней спиной, стал спускаться по винтовой лестнице к входной двери. Она смотрела ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.

– Подожди! – крикнула она ему вслед. – Не уходи так! – Она побежала за ним.

У входной двери он повернулся и посмотрел ей в лицо.

– Знаешь, что я действительно думаю обо всем этом, Мак? – сказал он. – Это чувство вины. Ты никогда не любила этого парня! Ты сваливаешь свою вину на всех. И знаешь, смерть не делает его праведником или святым. Но ты не можешь с этим примириться. Ты должна это как-то обставить! «Наркологический Центр имени Элистера Брайерли»…

– Мы помогаем вылечиться молодым наркоманам! – сказала Маккензи. – Я пытаюсь бороться с человеческими страданиями – что в этом плохого? И может быть, мне удастся хоть немного помочь беднякам в Лос-Анджелесе – я просто хочу попробовать! Ты должен уважать меня за это…

Эд открыл дверь. Они на мгновение замерли на пороге, глядя друг на друга.

– Так что? – спросила она. – Я не собираюсь тебя задерживать. Иди! Иди и делай свои доллары на Седьмой авеню.

– Мак, не уезжай в Лос-Анджелес, – тихо сказал он. – Это безумие! Ты заблуждаешься, ты подрываешь все…

– Вот именно! – Она слегка подтолкнула его. – Заблудшая Маккензи – это я! Золотое сердце и либерально-хипповые воззрения никуда не годятся, если ворочаешь миллионами и имеешь сына-лорда, но меньше всего я этого хотела…

Он подошел к лифту. Когда она закрывала дверь, он крикнул:

– Позвони, если я тебе понадоблюсь!

Она крикнула в ответ через закрытую дверь:

– Ты мне не понадобишься!

У нее осталось время только на то, чтобы схватить Джордана, попросить швейцара вызвать для нее такси и, заплатив водителю пятьдесят долларов, просить его как можно быстрее домчать ее до аэропорта. Почему-то она всю дорогу плакала. Они еле успели на самолет.

Было пять часов утра, и огонь в камине стал гаснуть. Корал принесла пачку газет и сунула в огонь, который с радостью начал их пожирать.

Путешествие было совсем не похожим на другие. Галлюцинации не были столь вульгарными. Мысленно она все видела в другом свете. Она смотрела, как огонь играет оранжевым, красным, желтым – это были цвета, немодные в нынешнем сезоне. Она нахмурилась. В огне она видела лица людей, связанных с модой, тех, кого она знала, причем как мертвых, так и живых. Газеты кончились, и она, не думая, бросила в огонь дорогую лакированную шкатулку. Огонь может разрушать, но в нем иногда рождается что-то совершенно новое. Она жалела, что не может разрушить свою прежнюю жизнь и создать что-то абсолютно новое. Мода всегда была смыслом ее жизни. Может быть, зря? Она бросила в огонь свою черную шаль. Однажды она сказала: «Париж мертв». Может быть, и мода тоже мертва? Она бросилась к своему шкафу и вернулась с охапкой одежды, чтобы бросить ее в пламя. Из пепла возродится Феникс, думала она. Одно за другим она кидала в огонь платья от Шанель, Диора, Норелля, Галаноса и Холстона. Прекрасно вспыхивала тонкая замша. В огне перед ней оживала история моды. Создатели коллекций, как надменные манекенщики, уходили по подиуму в бесконечность: Живанши, Унгаро, Филипп Ру. Одежда различных фасонов смешивалась в ее затуманенном мозгу, взрываясь яркими цветами. Глядя на них, она нахмурилась: «Все не так! На дамах 1930 года туалеты шестидесятых годов, а стриженые девушки двадцатых носят платья Мэри Квант и Курреж!»

Огонь превратился в прожорливого зверя, требующего все больше и больше пищи Ему ни в коем случае нельзя было дать погаснуть. Он приказывал ей сжечь всю ее прошлую жизнь. Он с жадностью поглощал ее одежду; огню так же нравились модные вещи, как и ей самой! Неожиданно она заговорила вслух, как бы обращаясь к большой аудитории.

– Даже если какой-то стиль и возвращается, то он выглядит совсем по-иному. Это не копирование какого-нибудь стиля, это всего лишь обращение к нему! Это как бы подтекст к моде!

Мода должна двигаться вперед, никогда она не идет назад, поэтому… прощай, старая жизнь, думала она. Когда у нее не осталось больше одежды, чтобы накормить это чудовище, она подтащила к камину ковер и засунула в него один уголок. Сначала огонь лишь осторожно лизнул его резиновую подкладку, как бы пробуя на вкус. Затем вдруг вспыхнул восхитительным зеленым пламенем, осветившим всю комнату.

Корал захлопала в ладоши.

– Изумрудно-зеленый! – закричала она.

Скоро вся ее гостиная будет изумрудного цвета! Да, в весеннем номере «Дивайн» будет царить лишь изумрудно-зеленое! Затем она вспомнила, что больше не руководит «Дивайн», и издала печальный вопль. Когда вспыхнул пол, она оглядела квартиру, пытаясь понять, что происходит. Край ее платья начал оплавляться.

Если ей суждено умереть, она умрет, произнося самое изысканное имя.

– Баленсиага! – крикнула она. В это время внизу, в холле дома, индикаторы дыма уловили сигнал и включилась пронзительная сирена.

18 октября 1968 года на первой полосе «Лейблз» опубликовал следующую заметку:

«Корал Стэнтон, одна из ведущих законодательниц моды, чей уровень значительно выше, чем у всех остальных, считается пропавшей, возможно даже, она погибла во время вчерашнего пожара, охватившего жилой дом на Пятьдесят седьмой улице, где она проживала. Хотя тело миссис Стэнтон еще не обнаружено, однако известно, что за шесть часов до пожара она зашла в подъезд дома, возвращаясь с презентации мод «Дивайн», на которой присуждались награды. Жильцов дома успели вывести на улицу швейцар и пожарные.

С 1964 года эта женщина с весьма сложным характером определяла направление и позицию «Дивайн», наиболее влиятельного в мире журнала мод. Корал Стэнтон была первым человеком, обратившим внимание американской легкой промышленности на революцию в моде в середине шестидесятых, это она открыла модельера Филиппа Ру, получившего в 1966 году награду за лучшую коллекцию от «Дивайн», она также поддерживала в журнале высокий уровень представляемых моделей. Возможно, более всего ей был близок стиль «фантази» – сочетание моды, вдохновения и озорства, и именно это и делало ее журнал столь привлекательным и интересным.

Ллойд Брукс, владелец и издатель «Дивайн», принял участие в минуте молчания, отдавая должное Корал Стэнтон. «Нам будет очень не хватать Корал. Она вдохновляла всех нас своим безукоризненным вкусом и богатой фантазией. Она была совершенно необыкновенным человеком» – вот его слова.

Директор «Хедквотерз» и ее близкий друг Уэйленд Гэррити сказал: «Теперь таких, как Корал, больше не будет. Она была специалистом номер один».

С Колином Бомоном, художником-модельером и ее ближайшим другом, связаться не удалось. Друзья сообщили, что он уехал к себе во Францию.

У Корал Стэнтон осталась дочь Майя, модельер, работающая под именем Анаис Дю Паскье. Нам не удалось с ней встретиться и получить от нее какие-либо сведения».

Калифорния ослепила Маккензи яркими красками. Когда они приземлились, солнце залило самолет, разбудив Джордана.

– Мама, это Диснейленд? – сонно спросил он. Маккензи взглянула в иллюминатор.

– Ты угадал! – сказала она.

Она решила лететь бизнес-классом, как бы отдавая дань своим демократическим убеждениям. Мне понадобятся все деньги, которые удастся сэкономить, говорила она себе.

Таксист в униформе взял ее тележку с багажом и отвез к своей машине. Это был красивый мужчина с легкой проседью – наверняка когда-то претендовал на роли ковбоев, подумала она.

– Какая самая лучшая гостиница в городе? – спросила она у него.

– «Беверли-Хиллз Отель», – сказал он, ведя машину мимо лениво двигающихся автомобилей. – Там на прошлой неделе останавливалась Ракел Уэлч…[45]