– Моя мать всегда давала мне понять, что от меня у нее одни неприятности, – поведала она. – Мне надо поступить в «Макмилланз», и я этого добьюсь во что бы то ни стало, но от нее я не хочу никакой помощи!

– Мой отец считает, что я неряха, идиотка и выскочка, – рассказывала Маккензи. – Что касается выскочки, то он прав, я действительно уверена, что я лучше этих занудливых жителей Бронкса. Мои братья подлизываются к нему, а он считает их замечательными, потому что они будут продолжать его дело и всегда выполняют то, что им велят.

– А в чем заключается его дело? Глаза Маккензи вспыхнули.

– Он – в индустрии моды, – беззаботно сказала она. – У него сеть магазинов. Дела идут успешно, но я с нетерпением жду того дня, когда уйду из дома. Я имею в виду, что мне приходится надевать на мини-юбки мою обычную одежду, чтобы выйти из дома. Мои родители просто умрут, если увидят меня в мини-юбке. Ты правда хочешь сказать, что я буду победительницей конкурса?

– Если мы достигнем соглашения…

– Ты хорошо рисуешь?

– Я думаю, что да. Но хороший реферат дополнил бы картину.

Маккензи покачала головой.

– Ты сошла с ума, ты это знаешь? Завтра я могу пойти к твоей матери и все ей рассказать.

Майя пожала плечами.

– Но в этом деле окажется замешанным и твое имя, а владелец журнала не любит никаких споров и выяснений.

Маккензи скорчила гримасу.

– И это называется правдой, справедливостью и так далее?

Майя схватила ее за руку.

– Пожалуйста! Просто помоги мне, а я помогу тебе.

– Слишком привыкла к тому, чтобы все получалось по-твоему, да?

– Нет! – выкрикнула Майя. – По-моему никогда не получалось! Просто сегодня мне пришла в голову мысль. Это никому не повредит. Вот… – Она сунула Маккензи десять долларов. – Деньги на дорогу домой на такси. Просто напиши для меня что-нибудь хорошее, и ты – победительница.

– Я не ощущаю себя победительницей, – проговорила Маккензи. – Думаю, у меня нет никакого выбора. Я ненавижу обманывать. Я всегда попадаюсь.

– Это и не обман, – сказала Майя. – Мне понравилось то, что ты написала, и я думаю, что ты должна победить. – Маккензи с сомнением посмотрела на Майю, когда та пошла оплатить счет. Майя вернулась и положила на стол пятьдесят центов. Она протянула руку, и они торжественно обменялись рукопожатиями.

– Очень приятно было с тобой познакомиться, – сказала она. – До встречи в «Макмилланз». Можешь отправить мне реферат по этому адресу. – Она положила на стол перед Маккензи свою карточку. – До свидания.

Она ушла, а Маккензи разгладила десятидолларовую банкноту. Она уже решила вернуться домой на метро. А на эти деньги купить себе новый шелковый шарф. Она положила в карман одну из монеток, которые Майя оставила для официантки. У этой бедной маленькой девочки было слишком много денег. Она вышла из кафе и направилась к станции метро на Бродвее. Казалось, улицы Манхэттена сверкали, они были гораздо красивее, чем улицы в Бронксе. Она напишет этот реферат. Что она теряет? Каким же странным образом воплощаются ее молитвы!

– Проснулся? – услышал Уэйленд в телефонной трубке голос Корал. – Уже половина восьмого.

– Думаю, что проснулся, – простонал Уэйленд. Корал говорила очень решительно.

– Вчера вечером я отбывала у Мэйнард свою еженедельную повинность. Мы с ней общаемся словно на разных волнах: она не понимает, что ей пора на покой. Придется мне обратиться к Ллойду Бруксу, больше ее я выносить не могу. Уэйленд, сколько вы в «ХК» тратите в год на рекламу?

– Что? Боже, я не знаю! Двести тысяч? Триста тысяч? Я не бухгалтер. Я просто творю…

– И я хочу предложить кое-что в высшей степени творческое. Я хочу, чтобы семьдесят пять процентов ежегодных затрат на рекламу «ХК» выделил нам для одной невероятно большой рекламы на пятидесяти страницах в одном номере журнала.

– Ты с похмелья?

– Ты только представь себе, какой будет эффект! Пятьдесят страниц подряд в «Дивайн»! Никто еще до этого не додумался. Если ты согласишься, Уэйленд, то я немедленно получу кресло главного редактора. Фотографии сделает кто-нибудь типа Пенна или Эйвдона…

– Мы не могли бы позволить себе сфотографироваться у них даже на паспорт, – жалобным тоном сказал Уэйленд.

– Хорошо, тогда возьми одного из новых британских ребят, они все сделают за хороший обед. А если фотографии будут черно-белыми, то окажется вообще дешево.

– Дешево? Ты говоришь о четверти миллиона?

– И о завязывании очень тесных отношений с ведущим в Америке журналом мод. Я всегда буду оказывать тебе предпочтение. Мы учредим приз журнала «Дивайн» и будем проводить церемонию вручения этой награды в твоем магазине! Уэйленд, по крайней мере подумай об этом!

– Ни о чем другом я не смогу и думать, – устало сказал он.

Они повесили трубки, и Корал вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась. На завтрак она позволит себе сыр. Как какой-нибудь прожорливый владелец фабрики по производству одежды, подумала она и сама же засмеялась.

Маккензи заставляла себя все делать, как обычно: ходить в школу, помогать по дому и в магазине, но всю ее переполняло нетерпение и напряжение. Может быть, ей следовало сразу же пойти к владельцу журнала? Или обратиться в полицию? И довериться было некому. Никто в Бронксе не понимал, как устроен мир моды в Манхэттене. И ее мать меньше всех. Поэтому она написала для Майи реферат и отправила его по ее адресу. Реферат получился хороший, даже лучше, чем ее собственный. Теперь придется сидеть и ждать, правильно ли она поступила. Если что-нибудь получится не так, если эта несчастная богатая девчонка просто занималась своего рода вымогательством, она каким-либо образом отомстит ей, это уж точно.

В «Ля Гренуилле», где менее значительной публике вежливо, но твердо отказывали, Корал и Ллойд Брукс заняли один из лучших столиков. Она улыбалась, садясь за стол. Джиллз, ее художник по гриму, потрудился на славу, и она выглядела розовощекой, как херувимчик. Как раз тот внешний вид, с которым можно хоронить уже постаревшую редактора журнала мод.

Серая накидка сползла с ее плеч, а она наклонилась вперед, чтобы все свое внимание сконцентрировать на пухлом лице Ллойда. Они съели три блюда, но деловых вопросов не обсуждали: прием пищи был очень важен для Ллойда. Но Корал очень оживленно что-то ему шептала, а потом откидывалась назад и весело смеялась над его односложными ответами. Пусть те, кто за ними наблюдают, считают, что у них просто встреча. За десертом она позволила себе только слегка прикоснуться к шоколадному торту, а Ллойд взял большой кусок и прижался к ней своими коленями. Она не отодвинулась. Как обычно, она лишь удивлялась тому, как такой человек смог стать главой издательской империи; и опять приходила к выводу, что Ллойд Брукс Второй только наследник Ллойда Брукса Первого.

– Хорошо, – пробормотал Ллойд, доедая свой кусок торта. – Что у тебя на уме? Зачем тебе понадобился ленч?

– Мне ужасно не нравится журнал, – сказала она, чуть отпила шампанского и стала наблюдать за Бруксом. Его глаза, немного навыкате, и очень толстая шея отталкивали ее. – Я уже начала ненавидеть все, что связано с «Дивайн», – сказала она, подбираясь к теме разговора, – и название, и размеры, и рубрики…

Ллойд слегка обмахивался рукой, словно веером.

– Ты проходишь испытательный срок, Корал, все на твоем месте не удовлетворены своей работой.

– Мэйнард душит меня! – выкрикнула Корал. – Она выпивает всю мою энергию. Она не понимает сегодняшнего дня. Целый месяц я ее уговариваю поместить на развороте двух страниц губы Мика Джаггера. Он будет оказывать влияние на моду будущего года, но Мэйнард этого не видит.

Ллойд нахмурился.

– Но эта женщина работает, как вол, – сказал он. – Она никогда не задерживает выход номера в свет.

– Да черт с ними, с этими сроками. – Она прижала его пухлую руку к своему колену. – С журналом мод очень много проблем. Я представляю, что может стать с «Дивайн», и это меня просто убивает! Нам надо идти за молодыми читателями, а молодым людям сегодня не нравится, чтобы старые леди выбирали для них модели. Рекламодатели тоже не хотят связываться с семидесятитрехлетним редактором.