– А почему охраны в конторе не было? – спросил Никоненко.
– У них стоит автоматическая сигнализация. Как сказали, убитая как раз намеревалась заняться заключением договора с каким-нибудь охранным предприятием, подбирала подходящую фирму. Опоздала. Хотя никакой охранник ничем бы не помог в такой ситуации.
– Что говорит медицина? – обратился Никоненко к следующему сотруднику.
– Точное заключение судебно-медицинская лаборатория даст только послезавтра.
Никоненко грозно нахмурил брови.
– Ну, может, завтра, если сильно попросить, – отреагировал сотрудник. – У них сейчас работы невпроворот – несколько трупов, целая очередь на вскрытие. А по предварительным данным экспертов могу доложить: на теле женщины обнаружено пять огнестрельных ранений, по меньшей мере два из них – в голову и в область сердца – смертельные. Три пули попали в машину. Медики и баллисты считают, что стрельба велась практически в упор – метров с четырех-пяти. Все гильзы обнаружены. Пистолет ПМ с глушителем преступник бросил рядом с жертвой. Отпечатков пальцев нет. Пистолет уже проверили – нигде ни по каким делам не проходит.
– Ну, собственно, классика. Заказуха. – Майор тяжело вздохнул. – А раз заказуха, то еще один висяк. Которого нам для полной комплекции только и не хватало. У тебя что, Заморочнов? – повернулся он к Алексею.
– Журавлева Нина Львовна, 1960 года рождения, уроженка города Мирного, – начал свой отчет Заморочнов. – Одна из первых в Москве начала заниматься частной нотариальной практикой. В юридических кругах, по словам ее коллег, пользовалась репутацией грамотного и добросовестного специалиста. Кроме того, по свидетельству жильцов соседних подъездов, убитая была женщиной сердечной, внимательной, вежливой. Многие из них за годы, что существует здесь ее контора, не раз обращались к Журавлевой за помощью – и по юридическим вопросам, и просто по жизни. Некоторым из них она даже бесплатно помогала – тем, у кого денег не было. Ну, пенсионерам там всякие наследственные дела оформляла, доверенности, решала квартирные вопросы. Брала с них только установленную госпошлину, а за свою работу – ни копейки. Помогала соседней школе – покупала учебники, оборудовала спортзал. Во дворе установила детскую площадку, скамейки.
– А на «порше» она заработала своей честностью или благотворительной деятельностью? – с иронией заметил Саватеев. Остальные заржали.
Заморочнов был готов к тому, что его будут подковыривать. В «уголовку» он попал недавно, причем пришел из «элитного» отдела – по борьбе с экономическими преступлениями. Его поступок был многим непонятен, а на расспросы старлей обычно отшучивался. Что соответственно порождало всякие слухи и домыслы. Но Алексей на ребят не обижался, да и они постепенно к нему привыкали. Благодаря его добродушному характеру и готовности всегда помочь недоверие стало постепенно отступать. Даже прозвище Замороченный, данное ему здесь, в угро, уже звучало не так насмешливо и обидно, как поначалу. Сейчас же случилось первое, с тех пор как он пришел, по-настоящему крупное дело, и Алексей знал, что к нему будут приглядываться особенно внимательно. На реплику Саватеева старлей отреагировал улыбкой и решил его тоже подколоть:
– Слушай, Димон, у тебя образование высшее?
– Ну высшее, – насторожился Саватеев.
– И у меня высшее. Юридическое. И чего мы с тобой тогда в нотариусы не пошли, а? Тоже бы старушкам наследство оформляли. Глядишь – имели бы сейчас по квартирке, по машинке приличной, а может даже, и по симпатичной жене. И даже – страшно признаться – по любовнице! А то, дураки, пошли мы в опера, и каков результат? Ни одного, ни другого, ни третьего! А про любовницу я вообще молчу.
Ребята загоготали.
– Ну ты-то, Леша, в УБЭПе чего ж на машину не заработал? Или тоже благотворительностью занимался? – спросил кто-то.
– Ага, мне тоже старушек жалко.
Оперативники продолжали посмеиваться:
– Ну так иди в нотариусы, еще не поздно!
– Да он пошел бы! Только у него лапы в высшей Нотариальной палате нету.
– И денег нету, чтобы такое теплое местечко себе прикупить!
– Хватит балаганить! – вмешался Никоненко. Смех разом умолк. – Заморочнов, ты, собственно, на что намекаешь? Что эта Журавлева на самом деле мухлевала во всяких там наследственных делах? Старушек обманывала?
– Нет, товарищ майор, про старушек – это я так, к слову. Журавлева, как я уже сказал, пользовалась хорошей репутацией, – терпеливо пояснял посерьезневший старлей, – и если где-то и мошенничала, то так тонко, что об этом никто не знал. Во всяком случае, мне пока такие люди не попались. Я и в Нотариальной палате уже побывал – там о ней очень хорошо отзываются.
– Гляди-ка, инициативный, – вставил Димон.
– Помолчи ты, Саватеев, – цыкнул на него майор.
– Ага, я такой, – опять добродушно улыбнулся Алексей.
– Ну так на чем она, собственно, деньги-то делала? Как думаешь, старлей? – повторил интересовавший его вопрос Никоненко.
– Думаю, что на своей репутации как раз и делала.
– Ты мне эти свои замороченные штучки брось! Нормально объясняй! Тут тебе, собственно, догадываться никто не обязан! – вознегодовал начальник. Ребята тихо посмеивались, но так, чтобы грозный майор не заметил.
– Я нормально, собственно, и объясняю, – в тон ему ответил старлей и, не давая майору взъерепениться за услышанное им передразнивание, быстро продолжил: – В первые годы перестройки, когда частникам разрешили оказывать нотариальные услуги, эти самые новоявленные нотариусы лишались лицензии за раз и пачками. Вы знаете, что тогда самый беспредел был в этой среде, особенно в части купли-продажи квартир. Журавлева свою контору основала одна из первых и за все годы ни в чем таком замешана не была. Это как раз и привлекало к ней клиентов. Почему я и сказал, что деньги она зарабатывала на своей репутации. И договоры она умела составить так, что не придерешься, даже если вдруг возникал процесс по отчуждению проданной квартиры. Нотариат же – доходное дело, сами знаете, и любой, кому посчастливилось туда устроиться, живет неплохо и без махинаций. Вообще же я предполагаю, что Журавлева основные деньги зарабатывала не на физических лицах, не на доверенностях и прочей мелочевке, а на больших предприятиях. То есть на крупных сделках по недвижимости, по купле-продаже имущественных комплексов.
– Понятненько-понятненько. Я, собственно, примерно так и думал. – Никоненко рассеянно тер подбородок. – Если учесть еще, что в последнее время участились всякие там захваты предприятий, то нотариусу, который в этом грязном деле помогает, очень даже хорошо платят. А что, Заморочнов, собственно, у нее в ближайшее время никакой такой крупной сделки не намечалось?
– Намечалось, товарищ майор. Как рассказали работники ее конторы, как раз сегодня Журавлева со своей помощницей собиралась выехать на одну фирму, – Заморочнов заглянул в свой блокнотик, – «Металлопродукт». Вроде бы они должны были присовокупить к своему производству еще один заводик. Но это пока неточные данные. Журавлева подробности с коллегами не обсуждала – коммерческая тайна, а документы по сделке в конторе не обнаружены.
– Помощница что, тоже не в курсе?
Заморочнов сделал паузу. Подходил неприятный момент, когда придется признаться, что он прошляпил важную свидетельницу.
– С ней мне пока не удалось поговорить.
– Что так? – поднял брови Никоненко.
– Уволилась она. Сегодня утром как раз. А я не видел, не знал. На улице свидетелей опрашивал. Помощница – это та самая девчонка, помните, что сквозь кордон прорвалась.
– Это та лохматая, что ли? – наморщил лоб майор, вспоминая утренний инцидент на месте происшествия.
– Да.
– Уволилась, говоришь? – заинтересованно протянул майор. – А чего это она? Документики по продаже заводика не у нее ли, случайно?
– Не думаю, товарищ майор. Она работает в конторе недавно, и ей не доверяли серьезных сделок и бумаг. Коллеги убитой утверждают, что Журавлева все документы по предстоящей сделке забрала на дом – на окончательную подготовку. И скорее всего она везла их утром с собой, как раз в том портфеле, который похитил преступник, – пояснил Заморочнов. – Может быть, за эти документы ее и убили.