В одних случаях человек характеризовался по какому-либо внешнему признаку, в других — по моральным качествам, по положению в племени или в семье, по отношению к нему его родителей и сородичей, а иногда — по роду его занятий. Последнее было возможно потому, что имена давались не только в раннем детстве, но и в зрелом возрасте. При этом «взрослое» имя иногда жило одновременно с «детским».
Вот несколько древних русских имен-характеристик:
по внешности человека: Мал, Бел, Косой, Рябой, Кудряш, Черныш;
по черте человеческого характера: Добр, Храбр, Горд, Молчан, Баян, Умник, Дурак;
по месту в семье: Первый, Второй, Друган, Третьяк, Ждан, Нечай, Меньшак, Старшой;
по профессии: Кожемяка, Селянин.
Впервые столкнувшись с такими именами, кое-кто может не поверить в их подлинность, скажет, что это клички, прозвища. Но это действительно имена наших предков, и каждое из них может быть документально подтверждено. А что касается того, что это — клички, прозвища, то с этим нельзя не согласиться, так как никакой разницы между прозвищем и именем в древней Руси не было.
В древней рукописной книге «Начальная русская летопись» упоминается, например, вождь восточнославянского племени древлян по имени Мал.
Что значит это имя? Да ничего иного, кроме того, что владелец его был невысок ростом. Имя князя было краткой, но весьма категоричной характеристикой его. По такому имени-примете князя легко было отыскать в толпе его рослых воинов. Имя Мал нам кажется смешным, но тысячу лет тому назад никому и в голову не приходило видеть в нем какое-нибудь умаление княжеского достоинства, так как такое имя-характеристика было обычным и воспринималось как нечто должное.
Имена Храбр и Добр обнаружены тоже в древних летописях. Они говорят о высоких моральных качествах их носителей.
Имя Добрыня (Добр; означающее «очень добрый», «очень хороший») широко известно по чудесным русским былинам. Богатырь Добрыня Никитыч — один из трех могучих русских воинов, изображенных знаменитым художником М. В. Васнецовым на его картине «Богатыри».
Ждан, например, значит «тот, кого ждали». Такое имя получали те дети, рождение которых было долгожданной радостью. Теперь только фамилия Ждановы хранит в своей основе следы этого имени.
Противоположным по смыслу было имя Нечай; оно было антонимом слова Ждан. Нечай — это «тот, кого не чаяли», не ждали. Оно образовано от древнего глагола «чаять» с отрицательной частицей «не».
Имена типа Первый, Второй возникали в больших семьях, где число детей часто переваливало за десяток. В таких случаях трудно было подбирать имена-характеристики многочисленным наследникам, и родители шли по линии наименьшего сопротивления, нумеруя их в порядке появления на свет. Имя выбиралось просто: появился на свет первым — получай имя Первый или Первак; родился вторым — будешь Второй, или Друган, или Другаш. Третий по счету сын получал имя Третий или Третьяк, и так далее вплоть до Девятого.
Такие имена-числительные встречались не только у русских, но и у славян вообще, а также и у других народов Европы. Довольно распространены они были у древних римлян: Квинт — «Пятый», Секст — «Шестой», Септимий — «Седьмой», Октавий — «Восьмой», Ионий— «Девятый», Децим — «Десятый». Между прочим, в русский язык в своей латинской форме пришло одно из них — женское имя Нонна, что значит «Девятая».
От корней старинных русских имен-числительных позднее образовались фамилии Первовы, Первушины, Друговы, Вторые, Третьяковы, Девятовские, Десятовы и им подобные.
Имя Меньшак (Меньшак, Меньшой) давалось младшему сыну, а первенец в такой семье получал название Старшого. Вероятно, эти имена давались взрослым, так как трудно заранее определить, кто из детей будет последним.
Безусловно «взрослыми» были имена и с «профессиональной» окраской: Селянин, Кожемяка, Баян.
Кожемяка — значил, «мастер по выделке кож, тот, кто кожи мякает».
Древняя «Повесть временных лет» хранит в себе легенду о том, как Кожемяка, будучи воином киевского князя, вступил в единоборство с печенежским богатырем на поле боя и победил его, чем решил исход сражения. Под Киевом, как говорят, еще до недавних пор было урочище, носившее имя этого легендарного силача.
Селянин означает крестьянин, пахарь. Селянин известен из народной былины «О Вольге и Микуле», хотя его и нет в числе героев этой поэмы. Князь Вольга, три дня скакавший на голос неизвестного пахаря, при встрече с ним спрашивает, как его звать-величать. Крестьянин отвечает ему:
Ай же, Вольга ты Святославгович!
Ржи напашу, в скирды складу,
В скирды складу, да домой выволочу,
Домой выволочу, дома вымолочу,
Драни надеру да тоя пива наварю,
Пива наварю, мужичков напою.
Станут мужички меня покликивати:
«Ай ты, молодой Микулушка Селянинович!»
Из этого ответа Микулы явствует, что его отца звали именем Селянин: ведь от этого слова было образовано его отчество.
Интересно также происхождение древнего имени Баян. Его носил поэт и музыкант-импровизатор XI века, певший свои песни на княжеских пирах и тризнах под звуки своих яровчатых гуслей. Судя по описаниям, что сохранились до наших дней, это был талантливый исполнитель. За высокую одаренность, за умение красиво «баять» и получил он свое необычное имя. Отзвуком данного имени в нашем современном языке является слово баян — название музыкального инструмента.
Кроме имен, которые в прямом смысле могли быть названы характеристиками, наши предки использовали еще так называемые имена-метафоры, то есть прозвища, рисующие облик человека иносказательно, путем сравнения его с каким-то другим предметом.
Причиной возникновения у древних славян имен-метафор был особый взгляд на слово вообще. Слово, по их мнению, могло обладать «чудесной силой», «все сделать»: поднять воинов на ратный подвиг, принести людям мир, остановить струящуюся из раны кровь, причинить зло. Слепая вера в некую сверхъестественную силу человеческого слова породила, между прочим, многочисленные «заговоры» и «нашептывания», с помощью которых древние «знахари» пытались бороться с болезнями, стихийными бедствиями и даже «кознями злых людей».
Эта же вера в особую магическую силу слова привела наших предков к мысли о том, что личное имя человека способно не только отражать характер, но и формировать его. Слово, думали они, способно сделать человека таким, каким хотят его видеть называющие люди. Весь мир им казался одушевленным, все предметы — обладающими качествами, похожими на человеческие, и поэтому древние славяне стали использовать в качестве личных имен названия животных, птиц, растений, различных предметов: волк, медведь, соловей, жук, орел, щука, дуб, береза и т. д.
Нам кажется смешным стремление быть похожим на того или иного зверя. Но древние люди рассуждали иначе. Да, волк некрасив, но он силен, смел и вынослив. А эти свойства полезны человеку, так почему бы и не пользоваться словом «волк» как личным именем, если оно способно передать желаемые качества носителю имени. Поэтому в древней Руси можно было нередко встретить мужчин с грозным «звериным» именем.
Имя Волк бытовало долго. Еще в XV веке оно было обычным и никого не удивляло. Его носили не только простолюдины в далеких лесных селениях, но и знатные вельможи, жившие в Москве и занимавшие высокие государственные посты. Из истории, например, известно, что в 1492 году из Москвы в Вену был отправлен в качестве посла опытный русский дипломат, по имени Волк Курицын.
Впоследствии это имя вышло у русских из употребления и лишь фамилия Волковы напоминает о его распространении. Но оно бытует еще во многих языках мира, что объясняется интернациональностью самого принципа использования нарицательных существительных — названий различных зверей и домашних животных — в роли личных человеческих имен на определенном этапе развития человеческого общества. У сербов имя Волк звучит как Вук; в немецком языке оно встречается как часть имен Вольфганг, Адольф, Рудольф[2]. Встречалось оно и в древних европейских языках: в готском — Ульф или Вульф, в латинском — Лупус (Lupus). От латинского Лупус, между прочим, произошло русское имя Луп, которое встречается в пьесе А. Н. Островского «Пучина» — Луп Лупыч Переярков.