Голубков. Нет, не могу уже стрелять в тебя. Ты мне жалок, и страшен, и омерзителен! Убил!
Хлудов. Что за комедия в конце концов? Благодарите Бога, что вы сами не повешены! Вы слышали, что она сказала командующему фронтом?
Голубков. Да не лги ты хоть сейчас, перед собою, полоумный зверь! Больного человека ни с того ни с сего убил.
Хлудов. Эй, кто там есть? Есаул Голован, где вы застряли? Эй… (Бормочет.)… идет, идет. Все доложит, обстоятельный человек Голован, и первый узелок развяжется, и ты меня отпустишь наконец.
Слышен плеск шагов в пустой анфиладе, входит Голован.
Расстреляна?
Голован. Никак нет!
Голубков. Нет? Нет! Где же она? Где?
Хлудов. Тише. (Головану.) Почему не доставили?
Голован косится на Голубкова.
Хлудов. Говорите при нем.
Голован. Слушаю! Генерал Чарнота сегодня, в три часа дня, проходя на пристань со сводной дивизией, ворвался в помещение контрразведки, арестованную эту Корзухину, угрожая вооруженной силой, отбил и увез.
Голубков. Куда? Куда?
Хлудов. Тише! (Головану.) Куда?
Голован. Не могу знать.
Хлудов. А я приказывал знать!
Голован. Так точно. Я и докладываю, как узнал. А догадываться могу.
Хлудов. Догадывайтесь!
Голован (с неудовольствием косясь на Голубкова). Дивизия генерала Чарноты погрузилась на «Витязя» в четыре с половиной часа дня. В пять «Витязь» вышел на рейд, а после пяти в открытое море.
Хлудов. Довольно. Спасибо. (Голубкову.) Итак. Вот! Жива! Значит, жива эта ваша женщина Серафима.
Голубков. Да, да, жива!
Хлудов. Есаул Голован, берите весь конвой и знамя, грузитесь на «Святителя». Я потом приеду.
Голован (настороженно). Осмелюсь…
Хлудов. Я в здравом уме! Приеду, не бойтесь, приеду!
Голован. Слушаю. (Исчез.)
Хлудов. Ну?
Голубков. Да, да, да! Заклинаю вас, возьмите, непременно возьмите меня в Константинополь! Я еду за ней!
Хлудов. Придите в себя. Подумайте одну минуту. (Манит Голубкова к окну.) Там вон Константинополь! Останьтесь здесь. Вас не убьют большевики.
Голубков (слепо). Да, да, да! Константинополь. Я все равно от вас не отстану. Возьмите. Вот огни! Смотрите!
Хлудов. О, черт, черт, черт! Ты чертов груз на моем пути!
Голубков. Хлудов, едем скорее.
Хлудов. Замолчи. (Утихает.) Ну, вот! Одного я удовлетворил и теперь на свободе могу говорить с тобой. (Оборачивается через плечо.) Чего ты хочешь, чтобы я остался? Остался? Нет. Бледнеет. Отходит. Покрылся тьмой и стал вдали. Значит, едем!
Голубков (тоскуя). Хлудов. Ты болен. Хлудов, это бред! Хлудов, надо спешить, уйдет «Святитель», мы опоздаем!
Хлудов. Черт! Какая Серафима? Константинополь?.. Ну, едем, едем!
Схватывает доху и вместе с Голубковым убегает в анфиладу, и тьма поглощает их.
Конец четвертого сна и третьего действия
Действие четвертое
СОН ПЯТЫЙ
Странная симфония. В музыке ноют турецкие напевы, затем в них вплетается русская «Разлука», потом стоны уличных торговцев, гудение трамваев, гудки автомобилей. На сцене загорается Константинополь в предвечернем солнце. Виден господствующий минарет, кровли домов. Стоит необыкновенного вида сооружение вроде карусели, над коим красуется надпись:
«Стой!
Невиданно в Константинополе!
Sensation á Constantinople!
Тараканьи бега!!
Courses de cafards!!
Races of cock-roaches!!
Русское азартное развлечение с дозволения международной полиции».
Карусель украшена флагами всех стран, за исключением германских. Две кассы с надписями «В ординаре» и «В двойном». Надпись над кассой: «Le commencement á 5 h. du soir»[39]. Сбоку ресторан на воздухе под золотушными и пыльными лаврами в кадках. Надпись золотом: «Русский деликатес — Vobla. Порция 50 пиастров». Над рестораном громадный рак во фраке, обнявшийся с тараканом. Над ними надпись: «Пиво»
За каруселью живет в зное лихорадочною жизнью узкий переулок. По переулку валит народ. Идут турчанки в чарчафах и лакированных туфлях, турки в красных фесках, иностранные моряки в белом и элегантные европейцы, прыгают мальчишки, проходят русские в царской военной форме. Звенят звоночки продавцов лимонада, в лавчонках торгуют кокосовыми орехами. На осликах едут громадные корзины с овощами. Зной. У выхода с переулка на бега Чарнота в черкеске без погон, выпивший слегка, несмотря на жару, и мрачный, торгует резиновыми чертями, тещиными языками и какими-то прыгающими фигурками с лотка, который у него на животе.
Чарнота. Не бьется, не ломается, а только кувыркается! Купите красного комиссара для увеселения ваших почтенных турецких детишек-ангелочков! Мадам, мадам! Ашете! Пур вотр анфан![40]
Турчанка-мамаша. Ah!.. Бунун фиаты надыр?[41] Combien?[42]
Чарнота. Сенкан пиастр, мадам! Сенкан, селеман![43]
Турчанка-мамаша. О, иок. Бу пахалыдыр![44] (Проходит.)
Чарнота (вслед ей). Мадам, карант! Карант![45] Ах, чтоб тебе сгореть! Да у тебя и детей никогда не было! Ступай в гарем! Геен зи! Геен зи…[46] Боже мой, Господи, до чего ж сволочной город!
Константинополь стонет над Чарнотой. Басы поют в симфонии: «Каймаки! Каймаки!» Тенора — продавцы лимонов, сладко: «Амбуляси! Амбуляси!» Мальчишка с пачкой сигарет «Presse du soir». Струится зной. В кассе с надписью «В ординаре» возникает личико.
Чарнота (личику.) Мария Константиновна, а Мария Константиновна!
Личико. Что вам, Григорий Лукьянович?
Чарнота. Видите ли, какое дело. Нельзя ли мне сегодня в кредит поставить на Янычара в ординаре?
Личико. Не могу я, Григорий Лукьянович.
Чарнота. Что же я, жучок или фармазон константинопольский, неизвестный вам? Можно бы, кажется, поверить генералу, который имеет свое торговое дело рядом с бегами!
Личико. Так-то оно так… Скажите сами Артур Артуровичу.
Чарнота. Артур Артурович!
Артур выскочил из карусели вверху, как выскакивает Петрушка из-за ширм.
Артур (во фрачном жилете, мучается, пристегивая воротничок). В чем дело? Кому я понадобился? А?.. Чем могу?
Чарнота. Видите ли, я хотел вас…
Артур. Нет. (Скрывается.)
