Перед глазами почему-то появился образ взволнованного советника. Может ли быть что… – зазвучал голос в голове лекаря, – Кто-то решил подставить меня. Обвинить в том, чего не было. Что ж, в эту игру могут играть двое.

Дождавшись, пока прислужник выполнит поручение, Устюр вновь зашёл в помещение, взял лекарства, за которыми приходил и поспешил в императорские покои, предварительно заперев дверь на ключ.

Хуан-гу сидел в большом уютном кресле. Выглядел он уже лучше, да и чувствовал себя так же. Возле него покорно стоял повар, дожидаясь, пока правитель допьёт горячий бульон.

– Ваши щёки раскраснелись, отец, – раздался негромкий, довольный тонкий голос.

На прикроватной софе сидела молоденькая высокая девушка и покачивала одной ногой. Вторую она поджала под себя. Волосы, сплетённые в две тугие косы, были сколоты на макушке золотыми шпильками. Тонкую талию подчёркивал ремень, стягивавший бархатное зелёное платье. Синь-ми прибыла ночью, чуть ближе к рассвету, и ни на миг не покинула императора, отвлекая его тихими беседами.

После происшествия с Хуан-гу из дворца немедленно отправили гонца в «Дом леса». Синь-ми тут же собралась и поспешила к отцу. Мча лошадей во весь опор, у делегации с принцессой ушла всего пара часов на путь. Благо, соседний маленький городок располагался совсем недалеко.

Молодая наследница отличалась своей рассудительностью и сдержанностью. Голос её, почти всегда тихий и мягкий, имел способность утешить и подарить душевный покой. Эмоции Синь-ми выражала своими глубокими, как море, голубыми глазами. В моменты, когда они ярко блестели, даже без улыбки, можно было понять, что она испытывает радость или восторг. Но стоило взору потухнуть, длинным ресницам опуститься, а щекам утратить свой румянец – это могло означать то, что в её мыслях поселилась глубокая печаль или грустные раздумья.

Сейчас она сидела, опершись на спинку кровати и слегка покачивая ногой. Синь-ми смотрела на отца нежным взглядом и вспоминала о том, сколько замечательных дней, месяцев, лет прошли в тепле любящих родителей в их загородном доме. Здесь, в центральном императорском дворце, она чувствовала себя неуютно. В этих стенах Хуан-гу превращался из родителя в вечно занятого монарха, у которого редко хватало времени на супругу и дочь.

Синь-ми с пониманием относилась к монаршим обязанностям отца. С малых лет с ней занимались лучшие учителя. Мать, также получившая отличное образование, принимала активное участие в воспитании дочери и всегда была готова ответить на вопросы любопытной принцессы. Девочка твёрдо усвоила, что ревность или обида в отношении отца – это совершенно недопустимые эмоции. Она знала, что император занят крайне важными вопросами своего народа, делает мир лучше, а это – его главная миссия в жизни.

Девочка научилась терпеливо и смиренно относиться к государственным делам. В дни, когда их оказывалось слишком много, мать брала дочь, и они в сопровождении нескольких приближённых отправлялись в уютный отдалённый «Дом леса». Их скромное убежище от внешнего мира.

Самыми счастливыми днями становились визиты императора. Тогда они проводили время, как обычная дружная семья, и Синь-ми могла насладиться реками материнской и отцовской любви.

– Ваше Величество!

Голос Устюра заставил принцессу вынырнуть из воспоминаний и обратить внимание на мужчину, вошедшего в покои. Хуан-гу кивнул, стражник убедился, что всё в порядке, и аккуратно прикрыл створки.

Лекарь выглядел очень взволнованным. Он подошёл к повелителю и присел перед ним, склонив голову.

– Я в смятении, мой император, – не поднимаясь произнёс мужчина. – если позволите, хотелось бы поговорить наедине.

Хуан-гу взмахнул рукой, приказывая повару и страже покинуть комнату.

– Я слушаю тебя.

Устюр с опаской оглянулся на Синь-ми, продолжавшую сидеть у кровати, и достал из-за пазухи крупный осколок, оставшийся от опасного сосуда.

– Я нашёл это в лечебной кладовой, мой император. В ёмкости был тот самый яд, которым вас отравили. Уверен, что кто бы это ни был, он проник в комнату с запасами и подложил жидкость для того, чтобы меня обвинили в покушении на вас. Во дворце есть предатель. Он ходит среди нас и заметает следы.

– Откуда нам знать, что это не вы? – задумчиво проговорила принцесса, склонив голову вбок и уперев взгляд в мужчину.

Устюр испуганно вытаращил глаза и вновь бросился в пол:

– Помилуйте, госпожа! Стал бы я рассказывать и показывать вам, рискуя своей головой? Мне посчастливилось лечить и вашего отца, и деда. Почти вся моя жизнь прошла при дворе на службе императорской семье, и я ни одного дня не сожалел об этом.

– И какие же у тебя мысли, лекарь? – спокойно спросил Хуан-гу и заглянул мужчине в лицо.

Их взгляды встретились, и император не нашёл в глазах Устюра лжи.

– Только у одного человека помимо меня есть ключи от кабинета с запасами. У императорского советника Чан-ги.

Мягкая дымка, подобно тонкому покрывалу, сотканному из росы и тумана, окутывала территорию сыхэюаня этим ранним прохладным утром. Лёгкий ветер касался кроны деревьев, и они перешёптывались между собой о чём-то своём, сокровенном. Кедры и сосны, окружавшие двор, стояли в молчаливом величии, их смолистые стволы отражали первые лучи восходящего солнца, которые, пробиваясь сквозь сонный морок, казались неяркими блестящими нитями. Добрая половина листьев на прочих деревьях пожелтела, их краешки светились в утреннем зареве, как золотые монеты, готовые вот-вот сорваться и полететь вниз.

Сыхэюань дышал. Он был наполнен драконьей энергией и жаром изнутри. Низкие крыши четырёх домов с выгнутыми углами, застеленные серо-зелёной черепицей, выглядели как старинные кисти, готовые запечатлеть каждый момент тишины и умиротворения.

Несмотря на внешнюю гармонию и спокойствие, нечто бередило души семейства Ли. Матушка Минь стояла у окна и неспешно, маленькими глоточками смаковала горячий чай.

В одном из коробов, что расположились вдоль стен их дома, тусклый стебелёк склонился к земле и уронил последний лист. Старушка обернулась и с тоской посмотрела на увядшее растение.

– И ты впал в осеннюю хандру, дружок? – ласково прошептала она, поставила чашку и присела перед ящиком.

Мягкое прикосновение её пальцев сотворили чудо: стебель выпрямился, приобрёл сочный цвет и покрылся маленькими молодыми листочками.

– Не время унывать, – проговорила матушка, склонив набок голову.

Она вернулась и вновь вгляделась в тёмные окна дома старейшины. Несмотря на то, что связь того с Миран начала потихоньку восстанавливаться, Фэнг не торопился вторгнуться в личное пространство девушки. Она снова ночевала там одна, а мужчина предпочёл отправиться в Тотуми. В последнее время ему там очень хорошо думалось. Минь была спокойна насчёт него: он знал, что делает, и мог постоять за себя.

Только подумав о старшем названом сыне, матушка заметила тень, мельком скользнувшую по стене у ворот в сыхэюань. Наверное, Фэнг вернулся из храма, – подумала женщина.

Правда, ей показалось странным, что старейшина пробирается вдоль стен как вор. Она подошла к спящему Лао и толкнула его. Мальчишка недовольно забурчал, но открыл глаз.

– Сынок, послушай, по-моему, к нам кто-то забрался, – прошептала она, приложив палец к губам.

Младший встрепенулся и сон сошёл с его лица. Брови нахмурились, а взгляд превратился в узкую щёлку. Казалось, что кончики его аккуратных маленьких ушей подрагивают.

Старушка терпеливо молчала в ожидании. Лао встревоженно поднялся и подошёл к окну.

– Это незнакомец. У него тяжёлая поступь, а в кармане металлическое оружие. Нож. О него позвякивают монеты. Он уже покинул нашу территорию, ушёл. Сейчас идёт через лес, грубо задевая низкие ветки.

Голос мальчика звучал монотонно, как под гипнозом. Минь расстроенно покачала головой:

– Плохо.

Из соседнего домика вышел Вэйдун. Он тоже услышал.

Матушка с младшим оделись потеплее и вышли во дворик.