— И как это такая крошечная собачка умудряется выжить с этакой гнусностью в горле? — говорил я себе, разглядывая огромную воспаленную левую миндалину. — Неудивительно, что песика так часто привозят в клинику с самыми разными заболеваниями. — Чаще всего — если бедняге случится раскашляться, или подавиться, или елозить по полу на заду из-за закупорки анальных желез.

Пациентом моим был чихуахуа по кличке Задира, — хворый и хилый, как вся их порода, — его мамочка то и дело носилась из дома в клинику и обратно, аж дорога горела под колесами. Едва ли не каждую неделю она привозила песика для лечения от «синдрома «закашлялся-подавился»". А теперь я решил раз и навсегда покончить с этой проблемой, удалив больные миндалины.

Сегодня тонзиллэктомия, — то есть удаление миндалин, — в глазах многих врачей-терапевтов пользуется дурной славой как «неоправданное хирургическое вмешательство». Точно так же и ветеринары, пользующие мелких животных, похоже, прибегают к этой операции уже не так часто, как три десятилетия назад. А в те времена я обнаружил, что, удалив воспаленные миндалины у Задиры, я существенно упростил жизнь его владельцу, равно как и недужному чихуахуа. Так, например, на заре моей карьеры одним из самых частых моих пациентов в графстве Чокто был «Тигрик» Тун из Пикаюна, визиты которого немногим отличались от вооруженного конфликта. Однако после того, как я удалил ему миндалины, песик больше не хворал, а я стал смотреть на жизнь куда более оптимистично.

Вообще-то тонзиллэктомия — не из тех операций, что доставляют мне удовольствие, поскольку такие пациенты неизменно миниатюрны, неуправляемы, хворы и непомерно избалованы. Проанестезировать маленькую собачку — уже испытание не из легких, ведь такие терпеть не могут, когда кто-то пытается заглянуть им в пасть или всадить иголку в извивающийся зад. Когда же пациент уснул, сама операция не то чтобы сложна, вот только работать приходится в очень узкой ротовой полости, да из пасти разит невыносимо, в силу несоблюдения зубной гигиены. Что до осложнений, больше всего я опасался кровотечения в месте удаления миндалины, и со всем тщанием останавливал кровь. А что до уз нежной привязанности, так их мамочки носились со своими лапушками-песиками больше, чем с детьми, будь у них таковые, и день проведения процедуры сулил мне почти столько же нервотрепки, сколько им. Пока шла операция, одни мамули дожидались в приемной, нетерпеливо расхаживая взад-вперед, заламывая руки и всхлипывая, пока я, себя не жалея, надрывался над их обожаемым пациентом. Другие предпочитали метаться туда-сюда, заламывать руки и рыдать дома, однако держались в курсе событий, названивая в клинику с десяти-двадцатиминутными интервалами и требуя свежих бюллетеней о самочувствии своего ненаглядного любимца. Поставьте перед нашей системой удаления миндалин и своевременного информирования семьи задачу прооперировать президента Соединенных Штатов, и мы бы справились играючи. Разумеется, закончив операцию, я мог уехать по вызову на какую-нибудь ферму и заняться не в пример более безопасным делом, скажем, вакцинацией огромного стада дикого скота, поручив семью либо Джан, либо миссис Ли, нашей приходящей по пятницам регистраторше, однако меня слегка мучила совесть: с какой стати им принимать на себя лавину тысячи вопросов и добывать бумажные салфеточки для рыдающих хозяек? Что до общения с клиентом в состоянии стресса, тут Джан не имеет себе равных: она искренна, обходительна, умеет успокоить и утешить изнывающего от тревоги страдальца, да так, что мне остается только восхищаться да завидовать. Однако когда это тяжкое для всех заинтересованных лиц испытание подходит к концу, конечный результат — здоровое животное, — с лихвой оправдывает все муки.

Я засунул в раскрытую пасть спящего чихуахуа все пальцы, сколько влезли, пытаясь сперва разглядеть, а затем и поддеть оставшуюся, явно больную миндалину, — и тут краем глаза заметил, что к окну операционной медленно подъехал пикап вроде моего, увеличил число оборотов и неспешно, дюйм за дюймом, подался вперед, пока не уперся бампером в бетонную стену клиники. Водитель нажал на гудок — и не отпускал кнопки секунд пять.

— Кого еще черт принес? — взревел я, останавливаясь на полпути, — а ведь я уже почти захватил миндалину! — дабы изничтожить ледяным взглядом того типа, что, кажется, задался целью сравнять мою клинику с землей. Некоторым людям на чужую собственность просто плевать.

— А, да это всего лишь Хэппи Дюпри, — сообщила миссис Ли. Была пятница, и Джан исполняла свои гражданские обязанности, — а может, наслаждалась нечастой возможностью сыграть с друзьями в бридж. Выпендривается, как всегда. Вы же знаете, этот дурень немножко того.

Когда житель Глубокого Юга объявляет, что некто «немножко того», это может означать, что у человека крыша самую малость с места стронулась — или что он целиком и полностью находится на иждивении других. Но чаще всего имеется в виду, что человек вроде как дурака валяет, — этакий фигляр, шут гороховый, постоянно выкидывает что-нибудь несусветное, вроде как врезается на грузовичке в дом кого-нибудь из друзей. Хэппи Дюпри и впрямь был шутник не приведи Господи!

Я погрозил ему через окно кулаком с зажатыми в нем щипцами. А тот, как ни в чем не бывало, вылез себе из машины и прошаркал к двери. Я благополучно обхватил щипцами вторую миндалину — и отсек больной орган. Из приемной доносилось светское щебетание и утрированно-возмущенные протесты по поводу последнего ветеринарного счета: это Хэппи выписывал чек на б(льшую часть искомой суммы. Хэппи отличался прескверной привычкой платить по счетам «частично, помаленьку», и никогда — полностью. Я ожидал, что он вот-вот с топотом ворвется в операционную — и тогда дружеской перепалки не миновать. Предчувствия меня не обманули. В конце концов, Лорен, Клатис, Гарри Мур и прочие мои друзья поступали ровно так же, — пока строилось здание, они не скупились на бесплатные «консультации», и теперь считали клинику в некотором роде своей собственностью. И, вопреки всему, что я твердил им насчет бесцеремонных вторжений, я всей душой радовался, что соседи заглядывают ко мне сказать «привет» и полюбопытствовать, как дела.

— Ну, как ты, Хэппи? Как жизнь, старина? — поинтересовался я.

— Да, концы с концами едва сходятся, — посетовал он. — Вот, подумал, зайду-ка да заплачу малость по идиотскому счету, что прислали мне давеча из этого заведеньица. Вечно из меня здесь денежки выколачивают: как ни зайдешь, плати, и вся недолга! Просто ни в какие ворота не лезет!

— Верно, счет и впрямь ни в какие ворота не лезет! — извинился я. — Он и вполовину не так велик, как по совести с тебя причиталось бы! Работать с коровами в твоем полуразвалившемся загоне — удовольствие ниже среднего: мне все ноги оттоптали, старые выбракованные коровы чуть меня рогами не пропороли, помощники ни к черту не годятся, и… — Я поднял голову: Хэппи неотрывно, точно в трансе, уставился на моего пациента.

— На что это ты глазеешь? — осведомился я.

— Джон, а ты знаешь, что этот пес сдох? — возгласил Хэппи, по прежнему не отрывая взгляда от сомкнутых век пациента. Ни единое слово из моей тщательно сформулированной оскорбительной речи так и не достигло его слуха.

— Да что с тобой, Хэппи? Ты разве видел когда-нибудь, чтобы подохшая собака дышала? — саркастически осведомился я. Крохотный чихуахуа глубоко, неспешно вдохнул. Будь тут его мамочка, она бы уже давно без чувств рухнула на пол, — от такого-то обмена репликами!

— Надо же, а ведь только что валялся мертвее мертвенького! — подивился Хэппи. — А чегой-то ты у него в пасти копаешься?

— Миндалины ему вырезаю. Глянь, вон больная миндалина в миске валяется. — Хэппи скосил глаза на неаппетитный ошметок и с отвращением отвернулся.

— Ты эту дрянь у вот этого самого пса вырезал?

— Верно, у этого самого. — Других собак в пределах видимости не наблюдалось.

— Ты, никак, шутишь! Тонзиллэктомия — на собаках! Я о таком и не слыхивал!