— Да я постоянно этим занимаюсь, — заверил я. — Эти маленькие собачки приезжают сюда с больным горлом, кашляют, давятся, просто как дети малые. А вырежешь миндалины — и все проблемы отпадают сами собой.

— Откуда ты знаешь, что у них горло болит?

— Видимо, потому, что я — профессионал в своем деле и получил первоклассное образование, в ходе которого был обучен распознавать симптомы заболеваний у животных. Ради этой операции ко мне приезжают аж из Пикаюна и Демополиса. — Уж я-то знал, как его уесть.

— Да уж, обучили тебя что надо. Обучили драть с людей три шкуры. Держу пари, за удаление миндалин ты берешь втридорога, нет?

— Напротив, совсем немного. Какие-то пятьдесят долларов.

— ПЯТЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ! — возопил он. — Ты хочешь сказать, что эти люди готовы ехать за тридевять земель, чтобы выложить такие деньги? — Хэппи энергично затряс головой. — Да постыдился бы — отнимать у бедолаг тяжким трудом заработанное! Уж я-то денежками этак швыряться не стану!

— Доктор Дюпри, а что я, по-вашему, должен делать? Послать их куда подальше, едва они переступят порог, прося о помощи? — осведомился я, изучая зев своего пациента. — И позволь напомнить, что именно вы поощряли меня расширить мою маленькую практику, уверяя, будто владельцы собачек и кошечек сделают ради своих питомцев куда больше, чем фермеры — ради скота. Или забыл, как советовал мне одеваться попристойнее, и стетоскоп носить на шее так и эдак, и целовать приведенных на укол собачек в носик? Кто меня наставлял, как не ты?

— Ох, Док, да тебе дай палец, а ты всю руку оттяпаешь! Ты, никак, совсем спятил, счета выписывая!

— Шш-ш-ш! Шш-ш-ш! — шикнул я. — Операция эта — дело тонкое; мне нужна полнейшая тишина! — Хэппи, уже вдоволь насмотревшийся на происходящее, поспешил наружу — видать, пошел терроризировать миссис Ли, а может, покупать какое-нибудь коровье лекарство, а то и выписывать еще один чек для покрытия счета. Случаются же на свете чудеса!

— В деревнях коровы да свиньи мрут, а он тут возится с собачонкой какой-то богачки! — бушевал Хэппи, причем достаточно громко, чтобы услышал и я.

— Хэппи, а ну, брысь отсюда! — возмутилась миссис Ли. — Ишь, язык распустил! Эта собачонка для хозяев значит не меньше, чем для тебя твои коровы! — Миссис Ли жила от него по соседству и знала Хэппи как облупленного.

Хлопнула входная дверь, Хэппи забрался в грузовик и нажал на стартер. Затем оглянулся на меня и покачал головой, словно занятие мое внушало ему глубочайшее отвращение. Однако, дав задний ход и повернув направо, он высунулся в окно и заорал:

— ПРИВОЗИ ТОММИ, ДА УДОЧКУ ЗАХВАТИ, НА РЫБАЛКУ СХОДИМ!

И машина сорвалась с места. На губах Хэппи играла озорная улыбка. Я тоже усмехнулся, вспомнив, как мы с сынишкой приехали однажды по вызову к нему на ферму и как после работы, прихватив удочки, отправились на пруд. Хэппи просто из кожи вон лез, так ему хотелось, чтобы Том поймал рыбку: просто-таки готов был сам нырнуть в воду и насадить добычу ему на крючок. За всей этой грубоватой резкостью и неуживчивостью скрывалось сердце, огромное, точно арбуз; но знали о нем разве что самые близкие из друзей.

Вскорости после инцидента с Хэппи и миндалинами я отправился по вызовам на пару ферм в южной части графства. И тут миссис Ли связалась со мной по приемно-передающему радио.

— Доктор Джон, только что звонил Хэппи Дюпри; просит приехать к нему как можно скорее. Он прослышал, что вы сегодня работаете от него по соседству, и говорит, что требуется неотложная помощь, однако подробностей не сообщил. — Это показалось мне странным: обычно Хэппи пространно объяснял, что не так с больной коровой. Однако я знал: если Хэппи сказал, что дело срочное, значит, так оно и есть. И времени терять нельзя.

— О'кей, я как раз выезжаю от Бруэров. Двину сразу на север — и буду у него минут через десять-пятнадцать, — отвечал я.

Едва я вырулил на подъездную дорожку и припарковался за его грузовиком, Хэппи проворно выбежал из черного хода, неся в руках нечто, завернутое в одеяло. Поспешая ко мне, он то и дело встревоженно поглядывал на смятый тючок. Поравнявшись с грузовиком, он лихорадочно размотал ткань, явив взгляду маленького терьера: песик тяжело дышал, пускал слюни, смотрел блуждающим взглядом.

— Доктор Джон, это Глендина собачка, и бедолаге совсем худо, смущенно пролепетал Хэппи. — Гленда-то на этой неделе укатила в лагерь «Фор эйч«[9], а я пришел домой с сенокоса, пообедать значит, а собачечка-то того и гляди помрет. Не пьет, не ест, и даже щенят не покормит. Небось, наглоталась крысиного яда, там, на крылечке!

— Щенят? Ты сказал, щенят?

— Ну да, у нее четыре штуки народилось несколько дней назад. Ох, Господи, неужто мне придется малышей из бутылочки выкармливать? Помыслить страшно! Как думаешь, ее еще можно спасти?

«Ага! — подумал я про себя. — У собаки эклампсия; медленно вводим внутривенно небольшую дозу кальция — и она у нас мигом оживет! Но сперва отплачу-ка я Хэппи его же монетой!»

Собачка Гленды страдала от острой нехватки кальция, вызванной тем, что новорожденным щенятам внезапно потребовалось молоко. Причина этого недуга одна и та же у всех видов, а вот проявления разнятся. У собак зачастую поднимается высокая температура, взгляд становится безумным, пес дышит учащенно, с открытой пастью, то и дело нервно вздрагивает. Иногда первые симптомы выражены нечетко и от взгляда стороннего наблюдателя скорее всего укроются, однако прозорливый хозяин всегда поймет: с собакой что-то неладно. У слабенькой, недавно родившей собаки при сильной лактации эклампсия всегда под подозрением.

— Уж и не знаю, Хэппи, — медленно протянул я, снимая стетоскоп и в очередной раз долго и пристально изучая градусник. — У собачки высокая температура; она серьезно больна. Придется сделать анализ крови, а, может быть, свозить ее в одну из этих первоклассных клиник в Меридиане на рентген, а то и поместить пациентку в блок интенсивной терапии. Ну, то есть, если она и впрямь так много значит для тебя и твоей семьи.

— Ох, гм, ну еще бы, Док, — пробормотал он. — Вообще-то это Глендина собачка, ты ж понимаешь, так что я…

— Да, но действовать надо быстро; я боюсь, она вот-вот дух испустит. Нельзя терять ни минуты.

— И… во что мне это встанет? — слабо вопросил он.

— Ну, долларов в пятьдесят, может, чуть больше. Ты же знаешь, как баснословно дороги все эти анализы да клинические обследования! Но мы постараемся по возможности сократить расходы, — пообещал я.

— Что-то не тянет меня тащиться за тридевять земель в этот самый Меридиан! Может, ты нашу собачку к себе заберешь, да сделаешь все, что нужно? Лишь бы спасти ее, лишь бы спасти! У малютки Гленды сердце разобьется, ежели собачка помрет, особливо если из-за меня! — На лбу у него выступили капельки пота размером с полевой горох, — выступили, медленно, зигзагами покатились вниз, и затерялись в зарослях кустистых бровей. Я видел: вот теперь-то мы поменялись ролями! Пожалуй, еще до того, как я доведу урок до конца, он научится лучше понимать чувства других по отношению к четвероногим питомцам!

— Но сперва давайте-ка вернемся на веранду и вкатим ей укольчик-другой в вену на ноге, — так, на всякий случай, может, бедолаге полегче станет, предложил я. — Ты ведь ее подержишь: так, чтобы левая передняя нога ни в коем случае не дернулась? — Я вспомнил схожий сценарий из опыта прошлого года, — тогда я впервые познакомился с Карни Сэмом Дженкинсом, явившись к нему не то со светским, не то с деловым визитом. Там, в его мастерской, где Карни занимался таксидермией, равно как и доморощенной ветеринарной практикой, обнаружилась собачка, очень похожая на нынешнюю. Обе только что произвели на свет щенков, обе принадлежали маленьким девочкам. Я вспомнил, как горевала малышка, думая, что видит свою любимицу в последний раз, и как ликовала она позже, вернувшись и обнаружив, что собачке гораздо лучше и что она явно идет на поправку.