Наконец мне удалось-таки вонзить шприц в неуживчивого пса, используя «внутрисобачный» метод введения. Когда тот разжал челюсти, чтобы залаять, я, не дожидаясь приглашения, извлек покусанную руку из его пасти и поспешно выскользнул за дверь, — хохочущий владелец собаки в нужный момент дернул за ручку. Спустя секунду после того, как мой «тыл» оказался снаружи, сзади щелкнули зубы, но боли я не почувствовал: пес промахнулся. Я попытался испепелить взглядом придурка-хозяина, мы обменялись «любезностями», но когда дело уже почти дошло до кулаков, вмешались сторонние наблюдатели. Этот тип явно считал, что травить ветеринара собакой — отменнейшее развлечение, зато изрядно огорчился тому, что я залил кровью обитые тканью сиденья его развалюхи.

Поскольку докторов поблизости не случилось, я отыскал сосочковую канюлю и полил мои раны бычьим пенициллином. В конце концов, формула та же, что применяют в окружном госпитале западной Алабамы, вот только бутылочка пообъемнее. Предплечье благополучно зажило, но боевые шрамы и по сей день напоминают мне о заслуженном уроке.

Передвижные станции борьбы с бешенством некогда являлись важной составляющей ветеринарной практики и сельской жизни; а в некоторых областях они в ходу и по сей день. Возможно, вакцинация собак перед сельмагом на виду у огромной толпы не то, что походит на сценарий, описанный в учебниках, и не каждого ветеринара такая перспектива порадует, в силу понятных причин: тут и затраты времени, и вопросы гигиены, и невозможность должным образом осмотреть каждого пациента. Зато между владельцами собак и ветеринаром словно протягивается некая ниточка, — ведь врач приезжает в одно и то же место и в одно и то же время каждый год.

Кажется, один раз побывать на передвижной прививочной станции, это все равно как переболеть малярией или другим возвратным заболеванием. Привычка словно закрепляется в организме и дает о себе знать в периоды теплой погоды. Даже сейчас каждое лето я ощущаю некую внутреннюю потребность, что властно влечет меня к сельским магазинчикам, старым церквям и огромным придорожным дубам с зарубками на стволе. Пробуждается во мне и неодолимое стремление позвонить в ветеринарные фармакопические фирмы и заказать несколько тысяч доз вакцины против бешенства и такое же количество красных или серебряных жетончиков в форме гидрантов, сердечек или косточек.

Всем студентам ветеринарных колледжей полезно было бы поучаствовать в столь напряженной двухнедельной окружной кампании по борьбе с бешенством. Это — редкая возможность больше узнать о психологии людей и животных, соприкоснуться с целым рядом медицинских проблем, равно как и изучить сельские проселочные дороги как свои пять пальцев. Иного способа получить опыт настолько уникальный, и притом так быстро, просто не существует. Да Бог с ними, со студентами! Я считаю, что абсолютно каждый должен в обязательном порядке хоть раз, да поработать на передвижной прививочной станции. Может, тогда к ветеринарам станут относиться чуть иначе?

Это произошло спустя семь дней после нашего двухнедельного тура (рабочий день — с девяти до трех), совмещающего в себе работу передвижной станции по борьбе с бешенством плюс параллельное обучение. Мы не только вакцинировали тысячи и тысячи собак юго-западной Алабамы; на каждой остановке мы узнавали новые, любопытные «сведения» о профилактике заболеваний и о неслыханных доселе терапевтических мерах из области собачьей медицины. А нынче утром я вел машину на запад, спеша по необычному вызову. А именно — в кабак мистера Дики, расположенный на границе штата Миссисипи.

Мистер Дики держал отменную псарню, обитателей которой, собственно говоря, и хотел бы «попользовать», — то есть произвести вакцинацию, дегельминтизацию и полный ветеринарный осмотр. Но звонить он не стал, а вместо этого послал весточку с одним из своих «завсегдатаев».

А надо заметить, что в графстве Чокто был принят сухой закон. Это означало, что в его пределах невозможно было ни купить, ни продать законным образом марочное виски, равно как и любые другие алкогольные напитки. Разумеется, у контрабандистов и бутлегеров при необходимости всегда можно было приобрести контрабандный спирт.

Ближайшая легальная пивная находилась за границей штата, в Миссисипи. Там-то, вдоль самой границы, выстроилось несколько придорожных таверн, основными клиентами которых числились жители графства Чокто. Легковушки и грузовики Чокто в изобилии парковались у их дверей и на пути туда, и на пути обратно, особенно в выходные дни. Впридачу к ним попадались и другие машины, с номерными знаками Алабамы, — эти парковались за домом, подальше от зорких глаз проповедников и прочих трезвенников, проезжающих по проселочной дороге.

Если приграничному пиву недоставало крепости, то в государственном магазине «зеленого фронта», — в городе Йорке графства Самтер, чуть севернее Чокто, — можно было на законном основании приобрести дозволенное к употреблению «красное» виски, — , однако давние приверженцы более крепких, разливных местных разновидностей с презрением его отвергали. Многие жаловались, что магазинному товару недостает привычной забористости и сокрушительной, сбивающей с ног силы. Меня изрядно забавлял тот факт, что «красное» виски покупалось в «зеленом» пограничном магазине, зато самодельное «белое» виски — на так называемом «черном рынке». Впрочем, какого из них не хлебни — все равно утром проснешься зеленым с похмелья…

Ходили упорные слухи про тайный сговор между проповедниками и бутлегерами: дескать, все они втихаря спелись между собою, дабы всеми силами поддерживать в графстве сухой закон. Кое-кто уверял, что и владельцы кабаков рады поддержать «статус кво», хотя их союз со священством представляется несколько напряженным…

Одна из проблем, связанных с ситуацией сухого и «мокрого» закона состоит в том, что некоторые люди, в особенности «сухозаконники», судят каждого жителя общины согласно его питейным привычкам. Либо ты убежденный трезвенник, либо ты горький пьяница. Промежуточной категории для тех, кто изредка позволяет себе пропустить стаканчик или держит бутылку в коричневом бумажном пакете под передним сиденьем пикапа на крайний случай, просто не существует.

Некоторые считают, что крепкий напиток показан, например, при укусе змеи или скорпиона; другие верят, что глоток-другой спиртного абсолютно необходим, ежели случайно «поймаешь» смертоносный вирус, — вроде тех, что вызывают простуду.

Мое собственное отношение к алкоголю позволяло классифицировать меня как нечто среднее между категориями трезвенника и пропойцы, — причем, пожалуй, скорее ближе к первой. Я не держал бутылок, завернутых в коричневую бумагу, под сиденьем пикапа, зато дома у нас всегда хранилось что-нибудь на случай приуроченных к тому или иному событию возлияний. Кроме того, круг нашего общения неуклонно расширялся по мере того, как мы обзаводились в Батлере все новыми друзьями, и нам хотелось проявить должное гостеприимство, когда те заявлялись в гости. Некоторые визитеры привозили с собой «белое» виски домашнего приготовления, поскольку их с души воротило от разрешенного, разбавленного водичкой «красного», — того, что продавалось в магазине «зеленого фронта». Кроме того, это был вопрос лояльности. Если бы дядюшка Бубба, знаменитый на все графство самогонщик, вдруг обнаружил, что его родной племянник разъезжает по вечеринкам, где распивают слабенькую канадскую мешанину или эту безвкусную русскую дрянь, тот оскорбился бы в лучших чувствах. Беспечный родственничек не только предает семью, он еще и импортный продукт покупает!

Очень скоро был объявлен сбор подписей под петицией с требованием предоставить избирателям возможность решать самим, хотят ли они покупать алкогольные напитки по месту жительства на законном основании или нет. Я подписал петицию, — не потому, что одобряю, когда выпивки вокруг — просто реки разливанные, но потому, что мне кажется, у людей есть право высказать свои личные предпочтения путем тайного голосования. Несмотря на это, некоторые мои клиентки из числа твердолобых сторонников сухого закона, узнав, что я поставил свою подпись, повели себя довольно гнусно.