— Нас не интересуют залы, — оборвала его Вик, шагая в приятную прохладу кинопроекционной. Тут странно, крайне неприятно для чувствительного носа Вик пахло — такой же аромат был в доме неры Круз. Камфора. Желатин. И что-то остро-химическое. Вик еле сдерживалась — неумолимо тянуло морщить нос, как лисы, и чихать.

Узкое пространство было занято двумя огромными, в металлических кожухах кинопроекторами, опутанными проводами и трубами, и странным, пустым столом, от которого несло машинными маслом — видимо под ним прятался мотор. Из столешницы выступали два стержня, на один из которых была надета пустая бобина. Стрекотал один из проекторов, в его луче мелькали тени — в зал, через узкое, забранное стеклом окно, на экран проецировался фильм. Рядом с проектором, глядя в окошко, замер пожилой, но еще крепкий мужчина в рабочем, старом, замызганном чем-то джинсовом комбинезоне.

Мишель как раз показал рукой на него:

— У нас все по правилам, милера. Знакомьтесь, наш киномеханик Кляйн, он, как и положено, бывший военный. Он прошел всю Тройственную войну!

Правда, на чьей стороне воевал этот Кляйн, Мишель не стал уточнять — с таким родовым именем на стороне Тальмы не воюют.

Мишель тем временем продолжал, словно Вик могла все испортить или что-то запретить:

— Второй киномеханик, Миллер, тоже бывший военный. Они прошли у нас все необходимые инструктажи и умеют действовать в чрезвычайных ситуациях. За три года мы не потеряли ни одного киномеханика!

— Разве эта профессия так опасна? — не поняла его Вик. Она не удержалась и подошла ближе к окошку, рассматривая зал, где грохотала музыка.

Кляйн, опережая Мишеля и, кажется, нервируя его, заявил:

— По статистике Генры каждые восемнадцать дней погибает один киномеханик, лера.

Мишель скривился, знаком показывая киномеханику заткнуться и снова начал:

— Так то Генра! У нас все на высоте! Смотрите сами, милера. Для нас нет ничего важнее безопасности наших зрителей. Стены проекторной покрыты асбестом — он не поддерживает горение. На окнах… — он подошел к Вик, что-то пальцем отколупывая от рамы. — Видите — воск!

— Зачем? — в Вик не вовремя проснулось любопытство.

— Каждое окно закрывается огнеупорными ставнями. Их удерживает воск. Стоит в кинопроекционной подняться температуре в следствие пожара, то воск расплавится и ставни сами закроются, вне зависимости от состояния механика.

— А что с ним может произойти?

Кляйн, вглядываясь в свое окно, возле отключенного проектора, словно чего-то ждал на экране, пробурчал:

— Считается, что киномеханик в такой момент уже как минимум труп из-за ядовитого дыма, лера.

— Без сознания, — поправил его Мишель. — Не обращайте внимания — эта профессия учит быть готовым к смерти. У нас тут все меланхолики. Но, повторюсь, нет никакой опасности для зрителей. Они в любом случае успеют покинуть залы.

Кляйн чего-то все же дождался — Вик заметила, как на экране в верхнем правом углу появились светлые пятна — видимо, дефект пленки или записи. Но для механика это стало сигналом к запуску кинопроектора — на экране фильм продолжился как ни в чем не бывало, хотя первый проектор чем-то защелкал внутри и отключился. Кляйн тут же откинул металлический кожух с него и достал бобину с пленкой.

Мишель ожил:

— Видите, проекторы защищены по последнему слову техники: кожух, водяное охлаждение, три встроенных огнетушителя. Киномеханик тут же переносит пленку на перемоточный стол…

— Зачем? — это уже не удержал любопытство Алистер — его тоже заворожила магия кино.

Мишель снисходительно улыбнулся:

— Мы же не можем показывать фильм задом наперед. Перед тем как убрать пленку в чистовку…

— Куда? — опять не понял Алистер. Кажется, ему, как и Вик, неожиданная экскурсия пришлась по душе.

Мишель тут же поправился:

— В бюксу, металлическую и огнеупорную. Прежде, чем убрать пленку на хранение до следующего сеанса, киномеханик её перемотает. Сама бюкса уйдет в металлическую фильмоношу — тоже огнеупорную, и будет храниться в прохладе, во избежание воспламенения. Заметьте, тут даже трубы отопления не проведены, чтобы не перегреть пленку. Все предусмотрено. У нас театр устроен по последнему слову техники! Не извольте беспокоиться.

— Можно вопрос? — Вик все же вспомнила о цели визита.

— Конечно.

— При какой температуре горит кинопленка?

Мишель скривился, напоминая печеное яблоко:

— Все зависит от влажности и старости пленки. От наличия признаков разрушения, как то: желтизна, усиливающийся за…

Кляйн его перебил:

— Пленка, собака такая, самовозгорается от 50°C. Стоит только пленке на секунду… — Он заметил удивленный взгляд Вик и нанес на себя священный треугольник: — Я не лгу! Достаточно одной секунды задержки кадра в проекторе, и начинается пожар. Погасить его водой невозможно — пока вся пленка не сгорит, пожар не утихнет. Эта собака такая покрыта с двух сторон желатином.

Мишель все же влез, опережая и поправляя киномеханика:

— Водонепроницаемой эмульсией покрыта пленка. И да, горение продолжается даже в воде из-за неё.

Вик сама закончила:

— И выделяется камфора, синильная кислота и уксус.

— Не уксус, — одернул её Кляйн. — Азотка. Пленка, то бишь нитроцеллюлоза, делается с азотной кислотой, это ж по своей сути бездымный порох — добавь нитроглицерина и ба-бах! Уксус стабилизирует нитроцеллюлозу, делая её устойчивой к температуре, но, собака такая, она становится не такой прозрачной — режиссеры и операторы от такой пленки нос воротят. Вот и… Горим каждые восемнадцать дней, лера. Не мы, конечно, статистика. В Генре лет десять назад катастрофа была: из-за жары в 38°C сгорел, собака такая, весь архив одной кинокомпашки. Дотла. Серебра от пленки, что собрали на пожарище, даже на покрытие убытков не хватило. Вот так вот.

Стоя на крыльце театра, вдыхая еще горячий, но упоительно чистый после кинопроекционной воздух, Вик решительно сказала:

— До изобретения новых технологий, я с детьми в синематограф ни ногой.

Алистер уехал в участок, заверяя, что сам все доложит, а Вик, вернувшаяся домой, места себе не находила. Ноа даже камень где-то снова подобрала и с ним в кармане передника ходила, словно боялась чего-то. Даже несмотря на магическую печать, блокирующую у неё способности к эфиру, девочка до сих пор была слишком отзывчива к его проявлениям и легко чувствовала угрозы. Как напоминал всем шрам Грегори Хогга, рассекавший его бровь напополам, иногда эта опасность была мнимая. Может, и сейчас Ноа просто реагировала на нервозность Вик, только и всего? В городе же все хорошо, что там может случиться? Если только у неры Круз. Она же не сумасшедшая хранить дома кинопленку? Где бы она её взяла? Её муж служил в армии, в городе он работал охранником. Тут негде взять кинопленку — Мишель подтвердил, что в Аквилите её не производят и не продают. Круз же не сумасшедшая хранить дома, по сути, опасный порох, готовый воспламениться в любой момент. Только забыть запах, струящийся со второго этажа, никак не получалось. Там точно должна быть кинопленка.

Около девяти вечера, когда Вик уже уложила дочерей и Алька спать, прочитав им на ночь сказки, в гости зашла нерисса Анна Орвуд — та самая, которая служила в полиции некромантом. Время было совсем неподходящим для визитов, но Анна была из тех, кто плевать хотел на правила. Хогг, её хороший друг, уже почти смирился с её выходками, но художественную галерею, где висела картина кисти знаменитого художника Минье «Обнаженная юность», до сих пор обходил по большой дуге — для Юности позировала как раз Анна. Со спины, конечно, но спина и все что ниже были неприлично оголены. Брок вообще всем своим констеблям Особо важных запретил посещать выставку, надеясь, что картину рано или поздно выкупит какой-нибудь ценитель живописи и чести мундира некроманта ничего не будет грозить. Сама Анна только смеялась над этим.

Удобно расположившись в кресле в кабинете Вики, Анна почти сразу взяла быка за рога, заявив, что подняла записи своих предков-некромантов и выяснила, что храмовый запрет на вызов духа она запросто обойдет.