— Они что, будут свисать над швом? — спросила она.

— Силиконовый имплантант не нависает, — поправил он, — выполненные мною швы на девяносто процентов затягиваются и почти невидимы. Вам действительно хочется столько силикона?

Соня утвердительно кивнула:

— Столько, сколько потребуется.

— А вы?.. — спросил он, останавливая руку, начавшую было заполнять карту. — Сколько вам лет, мисс Уинтон?

— Восемнадцать, — ответила она. — У меня есть удостоверение личности.

Один парень из отеля, в котором она поселилась, раздобыл ей поддельный документ.

— Вы несколько молоды для такого количества имплантанта, — сказал он. — Нельзя ли подождать годок-другой? Что думают по этому поводу ваши родители?

— Я сирота, — ответила она. — Мне также хотелось бы немного уменьшить нос. Вы можете сделать мне две операции сразу?

— А чем вам не нравится ваш нос? — Он удивленно изогнул брови. — На мой взгляд, с ним все в порядке.

— Для обычной жизни — может быть, — вздохнув, терпеливо принялась объяснять она, — но для фотографов чем меньше нос, тем лучше. Мне действительно хочется крохотный. Цена меня не волнует. Родители оставили мне кучу денег. Что вы скажете? Вы сможете сделать сразу обе операции?

Он с негодованием взглянул на нее, закрыв папку, которую собирался надписать ручкой фирмы «Монблан».

— Боюсь, ничем не смогу вам помочь, — произнес он. — Я не специалист по носам, и не верю, что вам восемнадцать лет, есть у вас удостоверение личности или нет. Я бы дал вам около пятнадцати. У меня нет привычки обсуждать подобные вопросы с молодыми особами без присутствия их родителей или сопровождающих.

Соня закусила губу, стрельнула на него своими фиалковыми глазами.

— Какая разница, сколько мне лет, если я за все плачу? — спросила она, вставая со стула. — У меня есть наличные. В этом нет ничего противозаконного, не так ли?

Он пожал плечами, отложив папку в сторону:

— Относительно законности мне придется проконсультироваться у моего адвоката, однако у меня есть собственное правило: не оперировать подростков, разве что в случаях, не терпящих отлагательства. А теперь идите и забудьте об операции. Раньше чем через пять лет и не приходите, если, конечно, к тому времени не передумаете оперироваться. Вы еще ребенок!

Соня широко распахнула выданный халат:

— Неужели? И это вы считаете детским телом? Врач взглянул на нее:

— Если вы настаиваете на самовредительстве, вам придется найти кого-нибудь другого, кто менее меня дорожит своей репутацией. Я очень надеюсь, что вы не сможете найти интересующего вас человека. Ваше тело еще не прекратило расти. Возможны различные осложнения.

— О черт!

Соня вышла из кабинета в комнату для переодевания. Пока что ее возраст был наиболее труднопреодолимым препятствием. Набросив одежду, она вышла из клиники на улицу, где ее поджидало такси.

Когда они проезжали вдоль берега, она не отрываясь смотрела на океан. Ей удалось уговорить старую женщину, вызвавшуюся помочь найти ее мать, устроиться в лучшем отеле Ла Джоллы «Ла Резиденсия». Поскольку у нее не было кредитной карточки, ее попросили оплатить проживание вперед. Это было две недели назад, и все это время персонал гостиницы с симпатией выслушивал ее рассказы о том, что она богатая сирота, удалившаяся на отдых, чтобы развеяться после ужасной автокатастрофы, унесшей жизни ее обоих родителей. Пятидесятидолларовые банкноты, которыми Соня щедро одаривала горничных и официантов, обеспечили ей определенную популярность, а когда многие стали удивленно поднимать брови, видя обилие наличных денег, она приобрела туристские чеки.

Наиболее полезным изо всех пока оказался парень с прямым взглядом, одевавшийся как банковский служащий, отвечавший за бухгалтерию отеля. С момента, когда Соня заплатила ему толстой пачкой банкнотов, он был ею просто очарован, и когда Соня пожаловалась ему на трудности судьбы, тут же предложил достать поддельное удостоверение личности. В награду за это она обещала ему обед, но всячески тянула время и не торопилась выполнять обещание. 0н был слишком серьезным, слишком напористым, и она опасалась, что вновь придется испытать то, что уже пережила в машине с египтянином три недели назад. Эти три недели теперь казались тремя годами в ее жизни, богатой переменами. Она все еще не была уверена в том, как ко всему этому относилась. Одна часть ее души была возмущена, напугана и оскорблена, но другая, принадлежавшая повзрослевшей Соне, начинала чувствовать, что при определенных обстоятельствах те странные вещи, которые египтянин проделал над ней, могли бы оказаться волнующими. У нее будет достаточно времени, чтобы все это испытать после того, как она завершит свое преображение.

В четырнадцать лет она жила взрослой жизнью, которая удивляла и восхищала ее. За эти несколько последних недель ей пришлось быстро повзрослеть. Она понимала, что это была игра, лишь маска; что она действовала так, как, по ее мнению, действовали взрослые, однако ее маска была отличной, отполированной драматическими уроками, отточенная стремлением выжить в этой восхитительной, новой, ускользающей жизни. Она выглядела по-прежнему юной, когда сделала макияж и распустила волосы, но до сих пор никто не видел ее в таком виде и никто не говорил, что она блефует. Единственное, что нужно, так это убедить какого-нибудь врача в том, что она достаточно взрослая для операции. В настоящий момент она опять находилась в гостинице и вновь просматривала списки врачей.

В тот день она обзвонила множество врачей и клиник, обращалась также в Калифорнийский косметический центр.

Ей повезло найти доктора Каплана, который запросил пятнадцать тысяч долларов наличными вперед. Соня считала, что сумма чересчур велика, но она уже устала от поисков и заплатила. Он также заставил ее подписать около дюжины различных бланков с отказами от претензий в случае неудачи при операции.

— Почему? — хихикнула она. — Чтобы я не могла предъявить претензий, если в итоге я буду выглядеть как горбун из романа «Собор Парижской богоматери»?

— Вы не будете выглядеть как горбун! — пообещал он. — Это просто формальности.