— Лорканн, зачем я вам сдался? — не удержался ошарашенный Джаред от прямого вопроса. — Скрасить дорогу? Подразнить благого короля? Бросить меня в пасть какому-нибудь вашему чудовищу?

— Ну, мальчишка, ты же советник! Догада-айся, — слова были нормальными, интонация — отвратительной. — Скрашиваешь дорогу ты так себе, дразнить кого угодно я могу без чужого содействия, и с чудовищем ты для начала разговариваешь, меж тем, никто тебя не сожрал, ага?

— Значит, вам понадобились мои способности? — без особой надежды спросил Джаред, заворачиваясь в плащ и стараясь не обращать внимания на блуждающие по темной воде огоньки.

— Конечно! И ты сам, — с особым выражением произнес Лорканн.

Все это казалось изощренным издевательством, но Джаред держался.

— Ты очень полезный, Джаред, просто очень. Знаешь, такой… вкусненький. И аппетитно пахнешь!

Выражение лицо неблагого стало вовсе гнусным. Джаред не выдержал.

— Что?!

— Ну, для дракона, — как-то даже устало обронил Лорканн. — Как еда, очень вкусный. Они, знаешь ли, не могут совладать с собой, когда унюхивают людей. Ты, конечно, всего-то наполовину человек, а других подлинных полукровок я не знаю. Разве что у Мидира родословная интересная, но подманивать дракона Мидиром? Действие бесполезное, драконы от него сами разбегутся, я полгаю. Ну, кто более-менее соображает, точно.

Из всей речи неблагого Джаред уяснил две вещи. Первая: дядя с одной стороны подходит, а с другой совсем нет. И вторая, да, вторая…

— То есть я сыр в мышеловке?!

Никакие слова Лорканна, конечно, не смутили. Неблагой разве покивал по-деловому.

— Что-то вроде того. Мы ищем потерявшего разум дракона, потому что я очень надеюсь — она моя пропавшая много лет назад дочь. Как видишь, ненавидят меня многие. А вот любят… Клейтарри любила. Очень. Клейт. Перышко… Эй, что с тобой? Джаред! Джаре…

Голова окончательно решила расколоться. От одного сказанного мельком слова, причем, сказанного не про него.

Любила… Его, советника, с его невыносимой для большинства манией порядка, с его многовековым занудством и высокомерием — перед собой можно было не скрываться. С его невозможной скрытностью, недовольством по утрам и придирками по вечерам. И тем не менее…

— Джаред, если ты думаешь, что можешь от меня скрыться, — мягко журящий голос Алана раздается со спины, — то ты, разумеется, ошибаешься. Уж точно не в пределах замка. И уж точно не в моих бывших покоях!

— Алан, — кивает головой Джаред, словно это ответ на все вопросы.

Начальник замковой стражи подходит неслышно со спины, еще пара мгновений — и он уже сидит перед Джаредом, заглядывая в глаза. Самолично отыскивает разгадку.

— Джаред, ты никогда не опаздываешь по утрам на встречи с лесовиками, а сегодня целиком пропустил и даже не прислал извинения, — Алан удрученно качает головой.

Советник ополовинивает свой стакан, доливает, долго смотрит в ясно-древесную глубину, будто примеривается: возьмет или не возьмет?

— Иногда, Алан, мне становится страшно от того, каким количеством ерундистских закономерностей ты оброс, — наставительно качает пальцем. — Ты мог бы составить портрет каждого волка из его привычек… А потом ловить… за их несоблюдением…

— Джаред, — в голосе Алана укоризна, — во-первых, ты не каждый волк, а во-вторых, особенности ничуть не ерундистские. Иначе, с твоим способом сообщать о личных проблемах, Джаред, я бы о них никогда и не узнавал.

— Так, может, и не надо?

Начальник замковой стражи вздыхает, окидывает его взглядом, встает, уходит, Джаред вздыхает с облегчением и разочарованием, когда возле левого локтя вплотную садится Алан. Наливает себе в добытый стакан напитка, отпивает, видимо, для начала беседы, морщится и дышит с трудом.

— Ну понятно, как ты не убиваешься, под таким-то соусом, — выразительно покачивает стаканом. — Рассказывай, Джаред, ты меня знаешь.

Советник расслабляется и даже хмыкает похоже на хохот: да, Алана он знает! Алан выслушает, посоветует, позволит стать на момент не таким серьезным. Алан — друг.

Точно, у него есть друг! Джаред в настоящем радуется, как ребенок.

— Видишь, в чем дело, — Джаред с трудом поднимает указательный палец ровно.

Алан послушно рассматривает потолок, потом невозмутимо отрицательно качает головой: нет, в чем дело, отсюда не видно.

— Это я образно! — Джаред опускает голову, старательно не глядя в глаза Алану.

— Это вообще не видно. Я, Советник Благого Двора, которому больше двух тысяч лет, я… Алан, я влюбился!

Все лицо седого волка преображается радостью, он прихватывает Джареда за плечи, потрясывает, но не перебивает. Советник хохочет, немного расслабившись, но продолжает.

— Это не так радужно, Алан, как кажется на словах! Я нашел в кого влюбиться! В принцессу! — Алан все еще не понимает. — В нашу принцессу! В нашу пятнадцатилетнюю принцессу!

Джаред явно считает свершившееся драмой, но Алан мягко улыбается на все его слова.

— Думаю, Джаред, за свою жизнь ты разыграл достаточно кукольных представлений, чтобы не знать: истинную любовь нельзя игнорировать, хорошим это не закончится…

Может быть, на этом все и закончилось?

Нет. Конечно же, нет.

Воспоминания, словно взорвавшаяся ото льда река, настигают Джареда бурным потоком.

— Грания, сегодня ваш день рождения. Может быть, не стоит? — в который раз убеждает принцессу советник. Но уговоры, конечно же, не помогают.

— Брат смог. Папа — тем более! — злится принцесса.

Свежая, юная, прекрасная, как порыв весеннего ветра. Джаред призывает себя собраться.

— Когда тренировали Дея, мы не знали о психологической подготовке. Теперь, с помощью Бранна… Это не нужно, вам — тем более! Не нужно!

Губы сжаты, серые волчьи глаза пылают на лице Лили. Убийственное сочетание, и советник отступает, давая команду Алану.

Нужно лишь подождать, потерпеть, не представлять воочию, как раскаленный металл опустится на нежное плечо юной принцессы, зашипит, сжигая кожу и мышцы, и уж точно не стоит выдержанному Советнику заранее ощущать ее боль как свою. Раз она не пожелала уменьшить ее или перенести. Вот упрямая девчонка! Упрямая, красивая, гордая…

— Джаред, нет! — негодует Грания.

Инстинкты сработали первее мысли, и меч, поднятый Аланом с жаровни, к удивлению советника, удерживается его же предплечьем. Хорошо, что не ладонью. Приходит боль, прожигая руку насквозь. И уходит в сердце, успокаивая его немного.

Джаред прикрывает ожог плащом. Говорит как можно ровнее, хоть голос и не желает подчиняться ему:

— Сегодня ваш день, и я не буду вам мешать. Заканчивайте без меня, принцесса Грания. И простите.

Выговаривает первым попавшимся удивленным стражникам за пустые разговоры на посту. Вихрем проходится по всем этажам. На заднем дворе, видя незнакомого ши, который дерзит и отказывается уходить, с удовольствием оттаскивает от прохода. «Не трогайте его, он свой, свой!» — кричит испуганная волчица, стирает кровь с лица мужа. Джаред разглядывает под плащом серебристо-черную традиционную одежду. А, еще один, что принял Дом Волка как свой…

— П-п-простите, — шепчет Джаред. — Сегодня не нужно стоять на пути патрулей.

— Это вы простите нас, — шепчет волчица, обнимая мужа. — Этого больше не повторится.

Советник Благого двора глупо и мелко срывается на подданных короны. Джаред решает, что с него довольно, и возвращается к себе. Видимо, ему с перебором следить за двумя поколениями молодых волков. Да и стоит ли…

— Джаред! — раздается знакомый голос, и Джареду на миг кажется, что звук звенит в его сознании.

Все равно Грания не отпускает его ни днем, ни ночью.

— Наследная принцесса Грания, дочь короля Дея, властителя Благого Двора, — и та лишь морщится недовольно. — Я не буду спрашивать, как вы это сделали. Но разве вам неизвестно, что порог моего дома можно переступать лишь с разрешения?

— Джаред!.. — негодует она, не желая беседовать о манерах.