Что-то, наверное, он высказал-таки вслух, потому что к исходу третьего месяца на отчете появилась приписка, одинаковая каждый день, выведенная чуть ниже и ровнее, чем сам отчет. Всего два слова.

Джаред все же вернулся к графе «не стоит». Записал туда «ссориться с начальником замковой стражи».

А потом его осенила идея, показавшаяся уставшей голове попросту блестящей. Наутро Джаред с трудом вспомнил, чему так радовался, потом его прошиб ледяной пот: а ну кто-то, кому не предназначалось, заметил?

Записка с извинениями на его столе, в его кабинете, конечно, вряд ли попала бы не в те руки. Особенно если учесть, что Джаред опять за этим столом задремал. И все же ужас колол спину, пока от кресла напротив не раздалось позабыто-мягкое:

— Принимаю.

Джаред недоверчиво вскинулся, разглядывая Алана, вполне себе по-настоящему сидящего тут, в кабинете, напротив него самого, обычного Алана, ничуть, вроде бы, не изменившегося, и все одно другого. Потому что этого Алана Джаред очень, очень хотел видеть, что бы он ни натворил.

— Есть, конечно, у меня сомнения, что извинения ты сочинял сам, не слишком на тебя похоже, Джаред, — усмехнулся, а посмотрел недоверчиво, — точно нигде не подслушал? Или, может, из книжки выписал?

Советник выдохнул стоически — он это заслужил.

— Если ты не веришь бумаге, поверь мне: Алан, прости меня, я, — собрался с духом, выговаривать было еще сложнее, чем писать, — был неправ. И я не хотел говорить тебе это, клянусь, я не хотел, чтобы ты исчезал. Я хочу тебя видеть.

Алан приподнял брови, ожидая самую сомнительную фразу. Джаред его вполне понимал, он сам бы не поверил, что может сказать такое кому-нибудь пару месяцев тому назад.

— Ты мне нужен. Очень нужен.

— Хорошо, Джаред, выучил недурно, — заломил бумажку в пальцах Алан, однако, с силой, — я почти…

— Алан! — Джаред чувствовал, что срывается на рык прямо как дядя. Только Мидир умудрялся рычать имя Мэллина, а тут есть еще один бестолковый волк с плавным именем, специально для Советника, чтобы потренировался!

— Вот теперь я верю, — Алан прищурился, как от солнца, пытаясь скрыть улыбку, не глядя в глаза. — А то уж испугался, что какой-нибудь Дом умудрился подменить нашего льдисто очаровательного…

— Алан! Не нарывайся!

— … Советника, — и совершенно точно посмотрел на Джареда обыкновенно.

— Чтобы ты знал, Алан, можно было и не пропадать совсем!

— Чтобы ты знал, Джаред, я и не пропадал, я не показывался одному сердитому Советнику, это другое, — нравоучительный тон и заломленная в пальцах бумага записки все одно не скрывали от Советника самого главного.

Примирение его с начальником замковой стражи было основным условием непоколебимого спокойствия не только Джареда, но и самого Алана.

— А записку я сохраню, — Алан улыбался, надежно припрятывая бумагу под левую сторону дублета. — Больно хорошо ты умеешь жечь словами, сразу видно, это основное твое оружие.

Джаред втянул носом воздух, думая ответить колко, когда заметил подрагивающие уголки губ, разглядел притаившееся в глазах веселье и осознал, как он по всему этому скучал.

— Чтобы ты знал, Алан, все это время мне было не с кем выпить! А твои ежедневные отчеты не походили на приятного собеседника, даже если я складывал их стопочкой!

— Это ужасно, Джаред, — Алан, едва сдерживая рвущийся наружу смех, закашлялся, — но это можно исправить! Я готов составить тебе компанию!

Уже возле камина, сидя с кубком вина, слушая новые подробности от Алана, Джаред размышлял, как хорошо, что есть при Благом Дворе ши, готовый дать совет Советнику и составить компанию своему другу.

Джаред был готов давно. Он давно уже переоделся к выезду, собрал необходимые бумаги и попросту кружил по комнате, выискивая и не находя повода остаться.

Действительный повод стоял рядом, бледный до зелени, и почти не придерживал правую руку. Наверняка ледяную!

— Алан, скажи мне честно, как ты себя чувствуешь?

— Не лучше, чем обычно. Не хуже, чем может быть, — привычно улыбнулся он.

Улыбнулся криво, фомор его возьми!

Однако король ждать не любит, лесовики — еще менее, а выступать причиной войны двух домов и новых жертв, Алан не желал. Останься Джаред в Черном замке — Мидир поедет со свитой, но без советника. А что король совершенно не склонен к дипломатии, было известно обоим высшим офицерам.

К лекарю или магу начальник замковой стражи не пойдет, да и не помогло бы. Пока, очень умеренно, сдерживало проклятье лишь живое тепло. И это был тот редкий случай, когда советник нарушал свои принципы, свое выверенное, тщательно охраняемое одиночество, и дотрагивался кого-то.

Джаред представить не мог, чтобы Алан дал себя обнять кому-то, кроме советника. Даже ради того, чтобы продолжить работу. Даже ради собственной жизни! Алан не стал бы ни с кем обниматься, да и нет настолько близких ему ши в Черном замке. Живое тепло работало только при обоюдной приязни, отражая фактом материального согревания душевную связь. Джаред не в первый раз с сожалением подумал, что не водилось родных для Алана ши и на всей земле. В те семнадцать лет обитания беспамятного Алана в Нижнем, когда магия еще пропитывала каждый листик, каждый вздох, сам воздух благих и неблагих земель — молодой Советник искал, однако не нашел и следа от родни этого странного волка, внезапно и непонятно как ставшего ему очень дорогим.

Теперь Джаред жалел об этом еще сильнее — быть может, кровные узы могли бы помочь Алану справляться со своим проклятьем, без сомнения, мучительным. Чего полуседой волк никому и никогда не показывал.

Вот и теперь улыбался, фомор его побери!

Проклятие с особой силой проехалось по Алану, который, на взгляд Джареда, виновен был лишь в преданности Мидиру. А обвинение и, тем более, наказание за преданность советник, откровенно говоря, ненавидел.

Джаред был уверен насчет себя: хватит уже женщин, которых он не смог сберечь. Даже если какая-нибудь ши и сможет проникнуться к нему чувствами, что вряд ли, и возбудит в нем симпатию, достаточную для брака, что еще более маловероятно, сам он никогда не станет рисковать чужой жизнью. Алан же, наказанный без вины, просто должен быть расколдован! Советник поднимал все более старые книги, искал и искал ответ в тех домах, где ему доводилось побывать — но не находил ответа. Все упиралось в истинную любовь.

Любовь сама по себе редкость, в Темные времена — еще более, а уж в применении к его другу, который умудрялся становиться незаметнее волчьих голов… оставалось надеяться только на чудо.

Мидир не понимал тяжести болезни Алана. Зная дядю, Джаред был уверен — тот мгновенно отодвинул бы Алана от обязанностей начальника замковой стражи. Причем отодвинул именно для блага Алана — что, без сомнения, быстрее и надежнее Проклятия сведет верного волка в могилу…

Алан выпроваживал советника как мог. Так плохо ему не было никогда, и если уж душа его упадет в мир теней, пусть это случится в отсутствие Джареда. При этом Алан отчетливо чувствовал себя эгоистом: Джаред все одно будет себя винить, что не был рядом; а находясь рядом, будет мучиться, что не в силах помочь. Уходить, терзаясь еще и сожалениями друга, Алан не хотел.

Он даже смог помахать Джареду из окна, когда тот все же обернулся на мосту, и силы начальника стражи совершенно тут иссякли.

Алан порадовался, что без Майлгуира забот в замке убыло на порядок. Тем более, что все королевские волки получили наказы еще вчера, стража действовала слаженно, один полный офицер всегда дежурил, так что особого досмотра от начальника им не требовалось.

Проклятие, словно почуяв отсутствие друга, сжало шею до потери дыхания, спустилось через занемевшее плечо и выкрутило кисть так, что Алан чуть было не застонал. С недовольством глянул на руку — судя по ощущениям, с нее содрали кожу и мясо, однако все было на месте.