Я занялся необходимыми процедурами, а затем вернулся в свой испытывающий материальные затруднения музей. Дела шли отчаянно плохо. Софи была еле жива. Очевидно, ее сочли домашним животным, а не диким зверем, потому что помещения ее не лишили. А я все раздумывал о том, что районное управление запретило содержать в музее Конголенда детенышей зверей, а вот о взрослых речи не было.

И посему я купил Симбу у жителя округа Керн, который с дрессированными животными вносил оживление на открытии супермаркетов. Он купил Симбу в зоопарке Фресно, но редко пользовался его услугами, и 400-фунтовый черногривый лев, не прирученный и не воспитанный, вполне мог несколько осложнить жизнь.

Таким образом, однажды утром жители Бейкерсфилда, проснувшись, обнаружили, что каким-то образом на заднем дворе музея Конголенда оказалась огороженная стальной решеткой арена. На арене стояли огромный взрослый лев и большой дрессировщик.

Приручив за несколько дней Симбу, я повесил на входную дверь музея афишу:

СЕГОДНЯ

Наш

ГИГАНТСКИЙ АФРИКАНСКИЙ

(черногривый)

ЛЕВ В НАТУРЕ

Дрессировщик Ж.-П. Халле

В конце концов, происхождением Симба был африканец, хотя и родился в Калифорнии. К редким индийским подвидам Гирского леса он не принадлежал, а ГИГАНТСКИЙ ФРЕСНО ЛЕВ звучало бы нелепо.

Бизнес стал процветать, и у меня впервые с момента открытия музея появились основания надеяться, что через месяц он развалится от наплыва посетителей. Но как раз перед Рождеством 1961 года я получил уведомление от муниципальных властей с приказанием вывезти моего льва за пределы Бейкерсфилда.

Я бы мог все это сделать быстро и квалифицированно, потому что Симба теперь был моим послушным и верным другом. Но вместо этого я устроил что-то вроде Дела Дрейфуса на львиный манер — я надеялся, что, подняв шум, вновь привлеку внимание к Конголенду. «ЛЕВ ЖЕЛАЕТ ОСТАТЬСЯ В БЕЙКЕРСФИЛДЕ. ЕМУ ЗДЕСЬ НРАВИТСЯ» гласила первая страница «Бейкерсфилд Калифорниан» от 23 декабря. На двух огромных фотографиях я тащил упирающегося Симбу в маленький фургон. Этот фарс тянулся несколько дней, но затем мне все-таки пришлось подчиниться приказу городских властей и отправить Симбу в заточение на ранчо в Арвине.

Когда через несколько дней ко мне явился с официальным визитом детектив в штатском из полицейского управления Бейкерсфилда, я сначала решил, что дело опять во льве. Но, к своему полному изумлению, узнал, что меня обвиняют в «жестоком и негуманном» отношении к Софи. Местная леди заявила, что на заднем дворе музея Конголенда находится «голый шимпанзе», который лишен «теплой и приличной одежды» и жалобно чихает.

Я терпеливо объяснил, что любое животное чувствует себя гораздо здоровее и счастливее без одежды; что у Софи есть одеяла, которыми она укрывается, когда простужена; и что она просто заразилась насморком от какого-нибудь человека, потому что с шимпанзе такое частенько происходит. Еще я сказал, и на мой взгляд, обоснованно, что полицейскому управлению Бейкерсфилда стоило бы заниматься выдачей уведомлений о нарушении правил дорожного движения и поимкой карманников, а не проверкой морального и физического состояния шимпанзе.

Обвинение было снято. Но через две недели по иронии судьбы Софи умерла скорее от чересчур сильного проявления человеческой заботы, чем от отсутствия оной. Вернувшись из Фресно, где выступал с лекциями, я обнаружил всех музейных работников собравшимися вокруг большой клетки Софи. Она, съежившись, лежала в углу, а вокруг валялись бутылки. Очевидно, школьники, которые обожали наблюдать за тем, как шимпанзе пьет из бутылки, тайком напоили ее чуть ли не галлоном кока-колы. Получив сверхдозу алкалоида, она умерла два дня спустя, несмотря на все героические усилия ветеринаров Бейкерсфилда.

Без Симбы и Софи музей превратился в тоскливое место. И вдруг 6 марта 1962 года появилась надежда, что Конголенду все-таки быть. В этот день Управление по контролю округа Керн дало разрешение Окружному совету провести переговоры с официальными властями штата Калифорния о заключении договора на сдачу земли в аренду. 26 апреля в Вентуре было проведено совещание, на котором официальные представители Управления штата парками и пляжами единогласно и с огромным энтузиазмом одобрили план «Конголенд, США».

Наконец такое долгое «временное» положение Конголенда было закончено. Оставалось уладить лишь мелкие детали до подписания договора об аренде, после чего я мог бы заняться предварительным сбором пожертвований на перевозку моего африканского ковчега.

«Лос-Анджелес Геральд Экзэминер» разразилась ликующей статьей под заголовком «Современный Ной: всех тварей по паре в дальние дали»; «Бейкерсфилд Калифорниан» напечатала описание и рекламу Конголенда; Лаборатория реактивного движения Калифорнийского института технологии посвятила страницу своего июньского Бюллетеня «новому восхитительному развитию культуры и науки»; Большая торговая палата Бейкерсфилда официально признала проект.

Почти все одобрили Конголенд. И, когда согласие об аренде было представлено на рассмотрение властям округа Керн, казалось, что никаких препятствий уже не существует. В конце концов, этими властями являлось все то же управление по контролю, которые тринадцать месяцев назад обещали мне помогать в пределах юрисдикции и действительно все время мне помогали.

Но 17 июля на собрании инспекторов случилось непредвиденное. Ассоциация владельцев частной собственности округа Керн обратилась в управление с письмом, в котором они возражали против траты на проект денежных сумм, полученных с налогов. Это возражение абсолютно не имело под собой почвы, так как в договоре об аренде земли под Конголенд специально оговаривались долговые обязательства на каждой стадии строительства и давались гарантии, что денежные фонды округа на осуществление проекта тратить не будут. Тем не менее совершенно неожиданно управление решило послать договор об аренде на рассмотрение и получение рекомендаций в Комитет парков и мест отдыха округа Керн. Помимо этого, управление создало комитет по пересмотру дела, которому вменялось приготовить отчет и дать окончательное заключение — 7 августа.

Пока различного вида отчеты, рекомендации и заключения все откладывались и откладывались, начала принимать свои формы одиннадцатичасовая дискуссия.

Под заголовком «ПРОТИВ КОНГОЛЕНДА ВЫСТУПАЮТ СПОРТСМЕНЫ КЕРНА» «Бейкерсфилд Калифорниан» от 26 июля сообщила, что Ассоциация рыболовов и охотников округа Керн потребовала, чтобы Управление по контролю отказало мне в просьбе, так как территорию, предназначенную для Конголенда, необходимо сохранить для «общественных парков и мест отдыха». Местная жительница миссис Иарлин Райт послала резкое письмо редактору газеты. Она писала: «Эта земля принесет больше пользы всем нам, если на ней будет стоять Конголенд, а не несколько столиков со скамейками, причем через 20 лет».

Тридцатого июля Ассоциация владельцев частной собственности округа Керн официально подтвердила свое возражение против Конголенда и огласила результаты «расследования» моего характера и моей биографии — все это напоминало комическую оперу. На основании дезинформации, полученной в Монтерее, меня обвинили в том, что я — бессовестный авантюрист, который с дьявольским упорством добивается того, чтобы заразить калифорнийский домашний скот «экзотическими заболеваниями», и который совершенно не думает о том, «что может произойти, если какой-нибудь зверь случайно окажется в ближайшем парке».

Люди протестовали против такого рода тактических приемов и выступали в мою защиту в возмущенных письмах редактору. Но 2 августа Комиссия по паркам и местам отдыха округа Керн выдала Управлению по контролю «отрицательную рекомендацию». Совершенно нелогично она оценила концепцию Конголенда и рекомендовала сохранить территорию для дальнейшего развития в «место отдыха округа» — по всей видимости, в унылое место с кучей скамеек и использованных консервных банок, как и предполагала в своем письме миссис Райт.