В «Китабу о Конго» я поведал о своем честолюбивом проекте восстановить наиболее важные виды африканской фауны в Соединенных Штатах Америки. Я мечтал построить в Южной Калифорнии уменьшенную копию национального парка Альберт или Найроби, чтобы животные могли там гулять и кормиться на воле, как и у себя на родине. В парке не будет ни клеток, ни решеток, ни загонов. Группы животных будут отделены друг от друга естественными барьерами, такими как скалы, ямы, рвы, озера и другие природные преграды. Посетители станут разглядывать питомцев из своих автомобилей и наблюдать животных, обитающих на свободе, а не в неволе.
Кроме этого, я планировал устроить музей быта разных африканских племен, где бы расположил свою этнологическую коллекцию. В музей бы приезжали живые носители африканской культуры — танцоры, музыканты и резчики скульптур. А размещал бы я их в точную копию африканской деревни — Конголенд, США. Большую часть своей жизни я работал с африканцами и для африканцев, и мне очень хотелось, чтобы и Западный мир увидел их такими, какими увидел их я: не «примитивными» или «дикими», а разнообразными личностями, обладающими чувством собственного достоинства и уникальной культурой.
Вооружившись этими планами, которые были официально одобрены полковником Мервином Коуи, директором Королевских национальных парков Кении и председателем других официальных учреждений, я сошел с корабля со своими «беженцами-обезьянами», разместил свою коллекцию на складе в Найроби и 22 августа 1960 года в аэропорту Найроби сел на самолет вместе с подарком Карра Хартли — галаго с большими глазами, длинным хвостом и весом в шесть унций. «Как только Супер Ди Си-7 взлетел, — писал я в конце «Китабу о Конго», — я остался лишь с крошечным животным и огромнейшей мечтой посреди эн-гоп о энг-аи — так мои братья масаи называют землю и небо».
Самолет со стуком приземлился в Южной Калифорнии. А то, что происходило затем с моим предполагаемым Ноевым ковчегом, и побудило меня написать «Китабу о животных». За абсолютно ошибочным предположением об «африканских боа констрикторах» и «голых шимпанзе» последовало полное непонимание.
ЭПИЛОГ
Пришвартуется ли наконец
Ноев ковчег в Калифорнии?
«FRA I PROFUGHI DAL CONGO С’Е UNA MOD-ERNA ARCA DI NOE!»[9] — объявляла римская «Голос Африки». «LE PERE NOE SERA DEPASSE!»[10] — возвещал бельгийский журнал «Ле суар иллюстре». «VOM KONGO NACH KALIFORNIEN!»[11] — откликалась мюнхенская «Абендцайтунг» ярко-красными буквами.
Половина континента возбужденно обсуждала «Ноев ковчег», а я тем временем четыре месяца вместе с директорами лучших-европейских зоопарков консультировался, где лучше разместить Конголенд. Получив эмигрантскую визу на въезд в США, я приплыл в Нью-Йорк 10 декабря 1960 года. Но не на самодельном ковчеге, а на гигантском лайнере «Нью-Йорк», и без единого животного. Мои беженцы-обезьяны остались в Найроби, а моего малыша галаго похитили какие-то бельгийские родственники (мои, не его) и отказывались его возвращать.
Сам «ковчег» находился в Африке и ждал своих предполагаемых пассажиров — около 3000 животных, включая птиц, змей, мелких млекопитающих, львов, слонов и носорогов — которые все еще бродили по бушу. Прежде чем поймать этих животных, переправить в порт, провести через карантин и отправить в Америку, бельгийскому Отцу Ною требовалось решить такую кучу проблем, какие библейскому Ною даже и не снились. Я должен был найти подходящее место, получить разрешения от федеральных, штатских и местных властей и каким угодно способом изыскать средства для финансирования этой огромной операции. На горе Арарат было, наверное, проще.
Первым, кто здорово мне помог, был доктор Джеймс Чапин, который прославился тем, что обнаружил редкий вид конголезского павлина. Когда мы встретились с ним у него в кабинете Американского музея естественной истории в Нью-Йорке и я поведал ему о резне в национальных заповедниках и резерватах Конго после объявления независимости, доктор Чапин расплакался. «Они сами не понимают, чего лишаются, — повторял он снова и снова. — Животных ничем не заменишь».
Воодушевившись моим проектом, доктор Чапин пригласил меня на ежегодное собрание Зоологического общества Нью-Йорка. Президент Фэрфилд Осборн и члены совета с одобрением отнеслись к моему проекту, а 10 января 1961 года я выступил с лекцией о Конголенде в Исследовательском клубе Нью-Йорка. Результат был ошеломляющим. Дэвид М. Поттер, президент «Аэронавтики Поттера», тут же предложил для размещения некоммерческого заповедника, в- котором будут обитать африканские виды животных, находящиеся под угрозой вымирания, 2000 акров калифорнийской земли в тридцати милях к югу от Монтерея, между Гамбоа-Пойнт и Лопез-Пойнт.
Это была просто фантастика. Через тридцать дней после моего приезда в Соединенные Штаты благодаря необыкновенной помощи Дэвида Поттера Конголенд, казалось, обрел пристанище.
В лихорадочной спешке я провел переговоры с маммологами, орнитологами, герпетологами, экологами и другими специалистами в Музее естественной истории. Слетав в Вашингтон, я обсудил вопросы карантина и разрешение на ввоз животных в Министерстве сельского хозяйства, обговорил вопросы здравоохранения и санитарии в Министерстве внутренних дел и выпросил туристические визы сроком на шесть месяцев для африканцев различных племен в Государственном департаменте. Все шло без сучка без задоринки. Вернувшись в Нью-Йорк, я вновь стал обсуждать свой проект с Дэвидом Поттером, доктором Чапином и руководством Музея естественной истории.
Восьмого февраля, слегка сомневаясь в том, что все складывается удачно, я написал Томасу Хадсону, председателю Управления по контролю округа Монтерей, с запросом о дальнейшей информации по вопросу размещения Конголенда. Затем я отправился в Калифорнию, где сначала двинулся на таможенный склад в Сан-Педро, куда должна была прибыть из Момбасы на пароходе «Саранган» моя тридцатитонная коллекция африканских артефактов. Через несколько дней газеты Сан-Педро и Лос-Анджелеса напечатали на первых страницах фотографии моего воссоединения с коллекцией и рассказали о моих планах под заголовком «Операция «Ноев ковчег». Но «Монтерей Пенинсула Геральд» отозвалась о Конголенде иначе.
Управление по контролю округа Монтерей не удосужилось ответить на мое письмо, вместо этого, даже не попытавшись вникнуть в суть моего проекта о Конголенде, инспектора решили выступить против. Специальное заседание управления состоялось 21 февраля в Салинасе. Как писала «Монтерей Пенинсула Геральд»:
«Фрэнк Эчеберриа инспекторат Сан-Ардо, где предположительно будет располагаться заповедник, высказал общее мнение управления: «Я считаю, что заповедник должен находиться в Африке. Полагаю, что тут ему не место».
Эчеберриа полагает, что заповедник превратится в другой Диснейленд и что местным жителям эта идея придется не по нраву».
Эти заявления продемонстрировали полное отсутствие в управлении элементарной информации. Создавать новый заповедник в Африке было абсолютно бессмысленно, тем более после того, как уже существующие в Африке заповедники и национальные парки превратились в места развлечений браконьеров. Сравнение с Диснейлендом, конечно, напрашивалось, но оснований для этого не было. В будущем Конголенд превратился бы, разумеется, в громадный аттракцион, куда бы съезжались туристы, но замышлялся он для охраны живой природы и поэтому был одобрен международными авторитетами. Ни полковник Коуи, ни доктор Чапин, ни Главное консульство Бельгии никогда бы не стали поддерживать строительство обычного парка для развлечений, даже очень хорошего.
