Маркиз покачал головой и хмыкнул:
— Ну право, граф… Неужели вы и правда думаете, что Амулет Восьми Лучей вам Принцесса подарила исключительно за красивые глаза? Именно она, а не кто иной, сейчас ждёт нас в вашем Убежище — чтобы прямо оттуда вместе с Ковчегом отправиться в Поднебесную. Вы ведь прекрасно знаете, что ваше подпространство напрямую связано с сокровищницей Вседержителя. Разве не замечали, как там то появляется, то исчезает мебель, статуи, ковры, предметы роскоши? Да вы, батенька, в самом сердце древнего хранилища жили — и ни сном, ни духом!
Андрей шумно выдохнул, чувствуя, как у него внутри всё медленно проваливается куда-то в бездну осознания.
— Лох фирменный… — обречённо пробормотал он. — Это всё про меня… Вот кто мной только не вертел в последнее время — и Граф Разумовский, и Незнакомка, и Принцесса, и вы, Маркиз… Да что уж там — возможно, даже баронессы Свен…
Он замолчал, но тут же с негодованием отверг последнюю мысль. Нет, с Кирой и Глашей они прошли через слишком многое. Они не могли… Наверное.
Глава тридцать третья
Реквием по несбывшемуся
Глава тридцать третья. Реквием по несбывшемуся.
Андрей стоял на краю утёса — одинокая фигура на фоне величественной стихии. Каменная громада обрывалась в бездну, на сотню метров ниже, где бурное море веками и тысячелетиями яростно штурмовало её подножие. Там, внизу, гигантские, тёмные, пятиметровые волны с гулким ревом разбивались о скалу, но с высоты они казались всего лишь снующими барашками — крошечными, беспомощными перед величием самого утёса.
Небо над ним нависло свинцовой тяжестью. Тучи, клубясь и перекатываясь, словно грязные клочья древнего савана, скрывали солнце, превращая полдень в глухие, тягучие сумерки. Сквозь ветер, пронизывающий до костей, неслась морская пыль — солёная, жгучая, хлеставшая лицо и одежду. Ни тщательно сшитый костюм из магически укреплённой ткани, ни наспех выданный Кирой плащ не могли стать надёжной защитой от ледяного дыхания шторма.
У самых ног Андрея, на мокром каменном выступе, чернел зловещий силуэт — тот самый Ковчег. Артефакт, который поначалу казался всего лишь очередным реликтом эпохи Древних, пусть и невероятной силы. Но теперь он знал правду. Это было творение Предтеч — тех, чьи игры заключались в создании и разрушении целых вселенных, тех, кто шептал магии в уши космоса ещё до зарождения материи. На фоне их запредельного могущества легендарные Древние казались не просто детьми, а мельчайшей пылью — пылинкой, тщетно пытающейся постичь суть галактики, охватывающей миллиарды звёзд.
И Ковчег лежал здесь, неподвижный, молчаливый… но каждая грань его поверхности, каждый виток золотых иероглифов словно нашёптывал вечности. И всё внутри подсказывало Андрею: с этого момента ничто уже не будет как прежде.
Очевидную пафосность и эпичность момента безжалостно разрушал один-единственный фактор — непрерывный, сочно-протяжный поток отборного мата, который, как бурный горный ручей, вырывался изо рта Андрея. Весь монументальный антураж утёса, бури, Ковчега и свинцового неба мерк перед этим гневным лексическим гейзером.
Под горячую руку доставалось всем и каждому — начиная с самих Предтечей, чьи запредельные игры в Творцов Андрей назвал «дебильными забавами космических недоразвитых богов», и заканчивая Древними, которые, по его словам, «в своём идиотизме давно обогнали даже своих предшественников». Логика у этого потока брани была железной — если одни строили и разрушали вселенные ради развлечения, а другие с почтением хранили их артефакты, толком не понимая, что именно держат в руках, то уровень коллективного маразма явно вышел на межзвёздный уровень.
Но Андрей не остановился на абстрактных фигурах — плавно и со вкусом перешёл от общего к частному. И тут в ход пошёл настоящий арсенал площадной лексики — с богатством выражений, которое заставило бы покраснеть даже опытную торговку на базарной площади. Под раздачу попали все. Если принимать слова Белова всерьёз, то Принцесса — Благодатная Лилия Хо могла с трудом претендовать разве что на роль подвыпившей портовой шлюхи, случайно оказавшейся при дворе. Маркиз Ульянов в устах Андрея превращался в «отмороженного дегенерата с сомнительной родословной», а все Маги, числящиеся его родственниками,вернее родственниками Наумова и Белова — в «сертифицированных полудурков». В этот перечень попалии загадочнаяНезнакомка, и графа Разумовского и глава Рода Беловых.
Даже добрая Любава из Благодатного, к которой Андрей всегда относился тепло, угодила в этот словесный ураган, став объектом короткой, но ёмкой тирады. Что уж говорить — в порыве ярости он даже Кинг-Конга зачем-то припомнил, как образец чего-то особенно абсурдного в текущей картине мироздания.
Досталось и своей собственной команде — от саркастических стрел не ускользнули ни Борх, ни Глафирия, ни даже бедный Фагот. Хотя, если быть честным, кошак был, пожалуй, единственным, кто не имел никакого отношения ко всем неприятностям, приключившимся с Андреем.
Единственной, кто каким-то чудом избежал вербального разгрома, стала младшая баронесса Свен — возможно, в знак благодарности за тёплый плащ, заботливо всунутый ему в руки в самый последний момент перед перемещение в Зенон. Без этого плаща стояние на продуваемом всеми ветрами утёсе превратилось бы в настоящее испытание на выживание, а потому, пусть и молча, Андрей признал её вклад.
Но всё это — саркастические выпады, гневные эпитеты и площадные ругательства — меркло по сравнению с тем, как Белов проходился по самому себе. Здесь его фантазия развернулась в полную силу. На фоне многочисленных самоуничижительных определений, те же «лох педальный» или «конченый недоносок» выглядели почти комплиментами.
И главная мысль, как ни странно, была вполне внятной: зачем, спрашивается, надо было вылезать из тёплого, тихого, уютного мирка, где можно было спокойно жить, радоваться мелочам и не лезть в галактические тайны? Зачем надо было внезапно продемонстрировать те самые качества, от которых он всегда бежал — «слабоумие и отвагу»?
И где теперь, скажите на милость, выход из всего этого?
А ведь ещё час назад всё было почти хорошо. Ну, если не считать таких незначительных деталей, как Тревога по Красному Коду и сопровождающее её заклинание Стазиса, погрузившее в нирвану десятки тысяч человек по всей территории, занимаемой Имперской Академией Магии. Да и ещё — обвинение со стороны Тайной Канцелярии, предъявленное его подопечной, младшей баронессе Свен, в терроризме и участие, пусть и косвенное, в похищении могущественного Артефакта Древних под названием Ковчег.
Того самого Ковчега, за которым не первый день охотились две непримиримо враждующие силы. Одна из них надеялась вернуть Землю в состояние «как было до появления магии», заодно уничтожив девяносто девять процентов человечества. Вторая же стремилась полностью ввергнуть планету в пучину Зенона — с не менее катастрофическими последствиями для населения.
Так что да, если всё это считать мелочами, то действительно, ещё час назад всё было почти хорошо.
Перенос с засекреченного объекта, спрятанного на чердаке Ректората, прошёл на удивление гладко — что само по себе уже вызывало подозрение. Митя с натугой, пыхтя и хрюкая, приподнял с пола тяжёлый Ковчег, словно надеясь, что тот в последний момент окажется муляжом из папье-маше. Андрей, придерживая одной рукой извечно недовольного Фагота, другой — крепко схватил Маркиза за запястье и трижды сжал кулак, на безымянном пальце которого внезапно проявился Родовой Перстень Наумовых — тот самый, что некогда связал его с Синей Магией.
Гостиную своих апартаментов Белов воссоздал в памяти с педантичной точностью — вплоть до царапины на ножке дивана и кривобокого подсвечника на консоли. Но не учёл одного: члены его команды, а именно обе Баронессы Свен и Борх, вопреки здравому смыслу и ранее оговорённому плану, не ретировались в подпространственное Убежище Амулета Восьми Звёзд. Вместо этого они ждали командира прямо в гостиной, уютно расположившись среди подушек и кресел.
