— Сотрудник Департамента Охраны Первых Лиц Империи. Агентурный никнейм — Митя.

Разумеется, вся изящность предыдущей фразы тут же утонула в прагматичности последней.

Последняя фраза Маркиза снова будто бы со всей силы ударила Андрея по голове. Не в переносном смысле — а именно так, как ударяет тяжелая, увесистая, крайне неуместная мысль, внезапно свалившаяся на голову посреди уже и без того сложной ситуации.

И дело было вовсе не в том, что его собеседник открыто признал свою работу в сверхсекретном департаменте, существование которого официально отрицается даже на самых высоких уровнях. И даже не в том, что он, без тени смущения, при десятках свидетелей раскрыл тщательно охраняемое инкогнито агента «Митяя» — имя, казалось бы, известное только тем, кто носит перчатки с магическим плетением и умеет убивать взглядом.

Нет. Проблема была в том, как он это сказал.

Совсем недавно Андрей еще не мог избавиться от внутренней дрожи, вызванной тем, как легко и непринужденно Маркиз ввернул в разговор словосочетание «мама не горюй».

Казалось бы, бытовая фраза — но откуда ей взяться здесь.

И вот теперь — новый удар по картине мира. Термин «никнейм».И это в Империи, где до появления Интернета, а тем более соцсетей, как до Марса пешком. Причём задом наперёд.

— Да кто вообще в этом миреможет использовать слово «никнейм», — раздражённо подумал Белов. — Да никто, кроме такого же попаданца, как и я.

Мгновенно, как всегда в критические моменты, разум подкинул ему несколько альтернативных гипотез, способных объяснить этот казус без прямого вмешательства метафизики.

Вариант первый: а вдруг, при моем попадании в этот мир и воплощении в тело Андрея Наумова, местные боги (или кто там тут этим заведует) решили сэкономить на полном языковом пакете, и вместо интеграции с языковыми структурами просто встроили в мозг что-то вроде автоматического переводчика. Ну а теперь у него случился сбой, и вместо того чтобы перевести фразу «моё имя слишком известно», тот выдал «никнейм».

Вариант второй: Фагот, который недавно так вдохновенно ковырялся у него в мозгах, вполне мог вытащить на свет парочку мемовиз его прежней жизни. В том числе и «никнейм». А дальше — как по цепочке: Фагот передал мем Кире, Кира прошептала на ушко Наследнику, а тот — уже Мите. Имперская аристократия — это, конечно, элита, но слухи по дворцам разносятся со скоростью клинкового поединка на приеме у графини фон Лоренц.

И всё же, несмотря на буйство логических теорий, версия «попаданца» выглядела куда более правдоподобной. По крайней мере, Белову она казалась наиболее душеспасительной.

Пока он предавался этим размышлениям, события вокруг начали стремительно набирать обороты — словно кто-то дал команду «ускорить развитие сюжета».

Пал Палыч, в своей уже привычной манере, рыча и скребя зубами, разразился новой тирадой, полнойядом и обидами,накопленными, видимо, за долгие годы:

— Так вот кто скрывается под кличкой Митя, более подходящей для какого-нибудь засаленного деревенского пастуха, чем для аристократа! Бастарда Императора… — в голосе его дрожала злость, — Каково это, прислуживать своему младшему братцу, зная, что ты — никто, и звать тебя никак? Долго же я тебя искал, Митя. Слишком много крови ты мне попортил… слишком много.

После чего, обратившись к своим подчинённым — а их теперь стало вдвое больше за счёт подошедшего резервного отряда — он хрипло рявкнул:

— Этого — убить. Остальных —по возможности обездвижить и надеть магические браслеты. Но если будут слишком уж сопротивляться, то тоже убить. З а исключением этой, — тут канцелярист ткнул пальцем в Киру. — Младшая баронесса Свен должна остаться в живых. Хотя бы на время. Она еще должно нам многое рассказать. Тайная Канцелярия спасет Империю.

— Да что за беспредел здесь творится⁈ — вслух возмутился Андрей, не скрывая эмоций.

Ситуация стала стремительно выходить за рамки любых допустимых протоколов. Если отталкиваться от сказанного, выходит, что Маркиз Ульянов — внебрачный сын самого Императора. А приказ на его убийство, отданный вторым лицом в Тайной Канцелярии… Ну, это уже, извините, пахнет не просто злоупотреблением полномочиями, а полноценным государственным переворотом.

И если сложить всё вместе — нападение на Киру, тревога по Красному коду, и эти странные взгляды агентов — то картина, как ни странно, начала обретать ясность. Страшную, но ясную.

— Интересно, а какую роль во всём этом играет мой дядюшка — граф Разумков? — мрачно подумал Андрей. — Ведь именно он — непосредственный начальник Пал Палыча. И не верю я, что доверенное лицо архимага-менталиста действует в одиночку.

И тут Белову в голову пришла совсем уж фантасмагорическая мысль:

А что, если в итоге дядюшка сам замахнулся на трон?

Нет, ну а что? Разумный, влиятельный, расчетливый. И при нужных раскладах вполне может подгрести под себя власть, а Пал Палыч — просто исполнитель, который зачистит поле от ненужных фигур.Вот будет забавно, — усмехнулся про себя Андрей, — если он действительно станет новым Императором… Хотя, боюсь, в этом случае меня ждет не звание племянника его величества, а место на эшафоте. Без суда, следствия и даже последнего слова.

И хотя командир Тайной Канцелярии отдал вполне недвусмысленный приказ — извести всех сразу и напополам, за исключением, разумеется, Киры, — агенты, глядя на тела своих семерых коллег, валяющихся на брусчатке в живописных позах изломанных марионеток, особого энтузиазма не проявляли.

Причём осторожность демонстрировали как те, кто уже успел получить по полной от Одалиски и тяжёлого кулака Борха, так и свежие бойцы из числа резервного отряда, подошедшего на подмогу. Желание бросаться в бой куда-то подевалось, уступив место холодному расчету и вполне естественному инстинкту самосохранения.

Тем не менее, кольцо вокруг студентов Академии, примкнувшего к ним Фагота и, по совместительству, Андрея с Маркизом, медленно, но неумолимо сжималось.

Вряд ли в этот раз Одалиске, Борху и Кире удастся отразить новую атаку, — уныло констатировал Андрей. Да имне с Маркизом особо радоваться нечему. Разве что Фагот вдруг вспомнит, как превращаться в смилодона. Хотя нет… Похоже, тревога по Красному Коду и сопутствующее ментальное давление окончательно заблокировали его оборот. Никакой тебе кошачьей элегантности и смертельной ярости — только невнятное бормотание мыслеречью в ответ на предложение перестать таиться.

— Остаётся надеяться на чудо. Или на способности Мити. О нём ведь легенды ходят — говаривали, что может выйти сухим даже из кипящего кислотного озера.

Но, к сожалению, Маркиз всем своим видом демонстрировал отнюдь не уверенность в победе. Напротив — он откровенно нервничал. Глядя на приближающихся к нему мелкими, размеренными шагами агентов Тайной Канцелярии, он то и дело подрагивал, будто прислушивался к чему-то невидимому и внутреннему.

Наконец, с тихим вздохом обречённости он вскинул руку и обернулся к Андрею:

— Вам не кажется, граф, что пришло время воспользоваться вашим Родовым Перстнем и убраться отсюда, пока ещё есть такая возможность? Буду признателен, если прихватите меня с собой. Достаточно просто взяться за руки.

Он сделал паузу, словно что-то вспоминая, а потом, с внезапной живостью в голосе, добавил:

— Ах да! Я ведь забыл: допускаю, что вы понятия не имеете, как активировать конструкт экстренной телепортации. И, полагаю, не установили метку в конечной точке перемещения?

Андрей молча покосился на собеседника.

— Тогда слушайте внимательно. Нужно трижды, резко и быстро, сжать кулак той руки, на которой надет перстень, и в тот же момент чётко, до мельчайших деталей, представить место прибытия. Любое — главное, чтобы вы его хорошо знали. Всё просто. Надеюсь, воображения вам хватит?

Белов всё ещё смотрел на Маркиза с выражением глубокого сомнения, поэтому тот, чуть помедлив, добавил: