Короче говоря — никаких телодвижений. Во всяком случае пока. Придётся задействовать единственный по-настоящему эффективный орган — мозги. Придётся говорить.

Хотя — мелькнула предательская мысль — а действительно ли мозги у меня самые эффективные? Может, эффективнейший орган находится всё-таки в паху? Во всяком случае, ни Кира, ни Глаша в постели никогда на него не жаловались. А вот претензии к интеллекту, пусть и в завуалированной форме, высказывались. Причём не раз.

Но эту крамольную мысль Андрей с негодованием отогнал. И, вернув себе подобающую суровость выражения лица, уже привычным рычащим тоном обратился к спине Пала Палыча:

— И что всё это значит?

Фраза прозвучала почти как вызов. Или как начало торга.

Глава тридцатая

Неубедительные попытки убедить

Глава тридцатая. Неубедительные попытки убедить.

Нельзя сказать, что энергичное воззвание Андрея произвело оглушительный эффект. Скорее, наоборот — реакция окружающих была почти сдержанно-апатичной, словно происходящее требовало не эмоций, а холодного расчёта. Кира, заметив прибытие командира, лишь едва заметно улыбнулась — будто увидела старого знакомого на приёме, а не в эпицентре потенциальной бойни. Борх, на миг прекратив свою странную борьбу с последствиями сотрясения, уставился на Андрея с выражением глубокой задумчивости, будто пытался сообразить, кто этот человек, зачем он заговорил и при чём здесь вообще штанги.

Одалиска, всегда склонная к театральным жестам, попыталась было помахать здоровой рукой, но тут же ееперекосило от боли — резкое движение потревожило сломанную конечность, из которой по-прежнему нелепо торчала кость. Однако даже это не заставило её сдержаться — она демонстративно сплюнула на землю и пробурчала что-то весьма экспрессивное, очевидно, не адресованное лично графу, но вполне отражающее общее настроение.

Фагот, тем временем, решил, что происходящее стало чересчур обыденным, и проявил характер. С вальяжной ленцой он прошептал мыслеречью что-то ехидное — вроде: «Ну и как тебе, дорогой, отдыхалось под Сталинградом, пока мы грудью прикрывали Малую землю?» Возможно, фраза была иной, но именно так она отозвалась в сознании Андрея — с оттенком сарказма и лёгкой обиды, как это бывало у партнёра, когда тот считал, что его героизм недооценили.

С другой стороны, со стороны враждебной — агентов Тайной Канцелярии — реакция была и вовсе пугающе сдержанной. Спина Пал Палыча, к которой и обращался Андрей, даже не дрогнула, словно слова графа растворились в воздухе, не достигнув цели. Остальные агенты продолжали бесстрастную перегруппировку, всё плотнее стягивая кольцо вокруг команды Андрея. Всё происходящее напоминало хорошо отлаженную операцию, где каждый знал своё место, а импровизация считалась недопустимой слабостью.

Именно в этот момент Андрей снова поймал себя на мысли, что идея с грифом от штанги, несмотря на всю своюнелепость, имела под собой определённый рациональный фундамент. Во всяком случае, эффект от него был бы, возможно, заметнее, чем от слов.

События могли бы пойти по самому неприятному сценарию — и, похоже, именно к этому всё и шло. Вдалеке уже обозначилась новая группа агентов, двигавшаяся стремительным строевым маршем. Очевидно, это и был тот самый резерв, которым столь многозначительно грозил Пал Палыч. Их шаги отдавались зловещим эхом по каменной мостовой, словно отсчитывая оставшиеся минуты до начала настоящего штурма.

И если бы не вмешательство Маркиза Ульянова — всё могло закончиться прямо здесь и сейчас.

— Ну-с, — раздался спокойный голос за спиной Андрея. — А теперь, пожалуй, моя очередь спросить: что, чёрт возьми, тут происходит? И желательно без пафоса, граф.

Маркиз появился на сцене, как всегда — будто бы между делом. Легкий прищур, неторопливая походка, и тон, в котором даже уважение звучало как язвительное замечание. Но с его появлением воздух словно бы изменился — что-то встало на свои места, и даже кольцо агентов Тайной Канцелярии чуть дрогнуло.

Андрей лишь молча кивнул, с облегчением отпуская рвущийся наружу нервный смех. Возможно, всё-таки не всё ещё потеряно.

А уж последующие слова Маркиза Ульянова и вовсе перевернули ситуацию с ног на голову — причем с таким треском, что воздух будто бы зазвенел от перемен.

— Хочу проинформировать вас, барон Меркулов, — начал он в своей характерной манере, будто читая выдержку из устава на торжественном приеме, — что баронесса Кира Сван находится под защитой Короны. А посему Тайная Канцелярия не вправе предъявлять к ней какие бы то ни было претензии. Ни в административном, ни в уголовном, ни, прости Зенон, в бытовом порядке. Независимо от того, идет ли речь о дорожном происшествии с участием котенка, либо о террористическом акте, приведшем к гибели половины жителей столицы.

Он выдержал паузу — и, как водится, добил всех фразой, настолько нелепой, что даже воздух вокруг смутился:

— Закон для всех — закон.

Андрей, которому приходилось неоднократно слышать от Маркизавысказывания, граничащие с глупостью, но при этом сказанные с таким напором, будто речь идет о сакральной мудрости, в этот раз не сдержался.

— И этот человек обвиняет меня в пафосе… — процедил он сквозь зубы, игнорируя, между прочим, самую важную часть речи — ту, где говорилось, что Кира, оказывается, находится под охраной Короны. Что, без сомнения, меняло расклад.

А еще — он мимоходом отметил, что Пал Палыч, он же глава оперативной группы Тайной Канцелярии, — оказывается, вовсе не просто «доберман, вышедший по нужде», как его ранее мысленно охарактеризовал Андрей, а самый настоящий барон. Барон, Карл.

Однако, судя по реакции самого барона Меркулова, упоминание его аристократического титула оказалось сродни нажатию на нерв — из числа тех которые так любят дергать стоматологи. Еще мгновение назад он выглядел, если не разумным, то хотя бы терпеливым — как строгий, но справедливый учитель, выносящий приговор за несданный курсовик. Но теперь эта маска слетела напрочь, открывая сущность, больше похожую на разъярённого цербера, чем на представителя благородного рода.

Он резко обернулся, сверкая глазами, и прорычал с такой силой, чтовороны,при условии гнездования ихна ближайших деревьях,непременно свалилисьбы вниз в обмороке:

— А ты кто такой, чтобы делать подобные заявления⁈ Очередной недоумок, корчащий из себя невесь что, только на том основании, что его пра-прабабку триста лет назад трахнул в Зеноне какой-то грязный папуас⁈

Андрей вынужден был признать — рык у Пал Палыча получился куда эффектнее, чем тот, который он сам издал чуть ранее. Гораздо убедительнее, с оттенком реальной угрозы и почти осязаемой злобы.

— Надо будет у Кинг-Конга пару уроков взять, — мелькнула мысль у графа. — А то с таким вокалом и правда ощущаешь себя представителем дворовой лиги.

Однако это была не самая важная мысль, осевшая в его голове. Гораздо больше его зацепила та небрежно проскользнувшая деталь: выходит, происхождение Древней Крови — этого сакрального символа аристократическоговеличия и магической мощи — вовсе не результат мистического перерождения,приключившегося с первыми исследователями Аномальных Зон, как утверждает курс истории, читаемый в Академия, а банальная история о сексуальной несдержанности и случайных половых связях, случившихся когда-то и между теми, кто не очень внимательно следил за своими пестиками и тычинками.

Сам Маркиз, услышав столь изысканную оскорбительную тираду в свой адрес, даже бровью не повел. Лишь слегка склонил голову, изображая жест галантного дуэлянта, будто снимая невидимую шляпу с пером. И, с видом того самого мушкетёра, что вызывает на дуэль гвардейцев кардинала, с ленивой вежливостью ответил:

— Маркиз Ульянов. К вашим услугам.

А потом, слегка вздохнув, осознав, что это представление в данной обстановке звучит недостаточно весомо, добавил: