Она вздохнула и откинула голову назад, на ее лице было написано слово «предатель».

Мне пришлось приглушить смех, но Кейвен даже не пытался.

— Слышишь, малышка Рози. Хэдли согласна со мной.

Она хмуро посмотрела на отца.

— Когда у меня будет своя ферма и я буду делать бомбочки для ванн со

своими ламами, ты не будешь приглашен.

Он схватился за грудь.

— Ох, ты меня ранила.

Из моего горла вырвался смех, тепло и счастье разлились по всему телу. Мне нравилось наблюдать за ними. Нет ничего слаще — или, по совпадению, сексуальнее — чем папа со своей дочерью. Не то чтобы я все еще была одержима Кейвеном или что-то в этом роде.

Как и каждый день.

Каждый вечер.

И все промежуточные моменты.

Нет. С этим я покончила.

За исключением среды и субботы, когда я чувствовала его присутствие, словно кончики пальцев, скользящие по моему позвоночнику.

— Можно ли сделать много цветов? — спросила Розали, выведя меня из мечтаний о Кейвене.

— Конечно. Мы можем сделать целый букет.

Она взяла меня за руку и потащила мимо Кейвена, прямо к нашему обычному месту в конце обеденного стола. Я принялась за работу, разгружая все принадлежности и изо всех сил стараясь не обращать внимания на восемнадцатилетнюю боль в груди, из-за влечения к ее отцу.

Через час мы с Розали сделали не один букет цветов, а два. Кейвен не ошибся. Кофеин и сахар, которые дал ей Йен, в полную силу бежали по ее детским венам. Она была везде. То поднималась, то опускалась, чтобы перекусить или попить. Играла с двусторонними блестками на своей рубашке. Говорила со скоростью миллион миль в минуту. Если бы не тот факт, что время, проведенное с ней, и так было ограничено, я бы отказалась от цветов на этот вечер.

Но я боялась, что, Кейвен не позволит мне просто еще часок и поиграть с ней на заднем дворе, где она так отчаянно нуждалась в том, чтобы выплеснуть энергию.

Поэтому мы продолжали вырезать цветы из бумаги для кофейных фильтров. Точнее, в основном я продолжала их вырезать, а она в это время залезала на стул и слезала с него, то и дело поднимая и роняя маркеры.

— Хэдли, посмотри на меня, — пробормотала она, указывая на маркеры, которые торчали у нее изо рта, как бивни моржа.

— Ух ты! Я думала, что дети должны терять зубы, а не отращивать их, — я выдергивала их один за другим из ее рта. — Видишь? Я была права.

Она дико рассмеялась.

— Мне нужен розовый. Этот цветок должен быть розовым, — заявила она, вставая со стула и ставя локти на стол, чтобы достать корзину с маркерами.

— Садись. Я принесу…

Ее носки выскользнули из-под нее.

Сердце заколотилось о ребра, когда я увидела, как в замедленной съемке ее нижняя часть тела соскальзывает со стула, а туловище скользит по столу, когда она пытается ухватиться за плоскую поверхность. Мой разум закричал, а внутри меня разгорелась паника. Выронив ножницы, я бросилась к ней и поймала ее прежде, чем она упала на пол.

Но не раньше, чем ее рот коснулся края стола.

Я соскользнула со стула, держа ее на руках, и тяжело опустилась на колени, повторяя:

— Все хорошо. Ты в порядке.

Ее большие зеленые глаза наполнились слезами, и горла вырвался крик.

Но именно тогда я поняла, что все было не в порядке.

Потому что кровь — о, Боже, столько крови хлынуло из ее рта!

Мир передо мной сужался, включая ребенка, плачущего у меня на руках. Но независимо от того, где бы я на находилась, в прошлом или настоящем, одно осталось неизменным.

— Кейвен!

Восемнадцать лет назад…

— Папа, нет! — крикнул он как раз перед тем, как боль пронзила мой бок.

В ушах зазвенело от звука выстрела, эхом отражающего в крошечной кухне, и крик, который я сдерживала с тех пор, как увидела, как мой отец упал, наконец вырвался из моей груди, разрывая горло на части.

Мальчик, защищавший меня, повалился назад, увлекая за собой меня и заставляя мою голову удариться о дверь. Мы оба приземлились на кафель, его тяжелое тело ударило меня, как еще одна пуля, выбив дыхание из моих легких.

Я не могла пошевелиться.

Я не могла бежать.

Я даже не смогла снова закричать.

Я была зажата под ним, его тело обмякло, наша теплая кровь смешалась и растеклась по бокам.

Болело все, но когда его отец подошел ближе, страх стал самым мучительным из всех.

— Нет, — простонала я, прежде чем прибегнуть к мольбе, но слово «пожалуйста не выходило.

Закрыв глаза, я уткнулась головой в шею мальчика, готовая к тому, что ужас наконец закончится, даже если это будет означать смерть.

По крайней мере, там будет моя мама.

И мой отец.

Кто-угодно, кто бы мог бы заставить страх, убивающий меня изнутри, остановиться.

Мальчик застонал, а затем дернулся, и мое сердце заколебалось вместе с ним.

Мои глаза распахнулись в тот самый момент, когда он ударил отца ногой в живот, а затем неуверенно поднялся на ноги. Я снова смогла вздохнуть, но при этом осталась совершенно беззащитной.

Горячие слезы покатились по моим щекам, когда стрелок рухнул на землю. Мой герой быстро взял себя в руки, нанося удары кулаками по его лицу. Но пятно крови на его спине от пули, прошедшей сквозь нас обоих, увеличивалось с каждой секундой.

Мой бок горел, но мне нужно было двигаться. Мой мальчик не мог выиграть этот бой. Его отец был слишком силен.

Но бежать было некуда. Выход был в том, чтобы пройти мимо них, и когда они обменивались ударами и врезались в стены, прежде чем упасть на пол, это было невозможно.

Я обрела голос, когда раздался еще один крик, и звук выстрела снова оглушил меня. Я вскарабкалась на четвереньки, поскальзываясь в собственной крови, пока не зажалась в угол.

Бои продолжались.

Ворчание. Стоны. Звуки моих рыданий. Мальчик проигрывал.

Он лежал на спине.

Этот человек собирался убить моего героя, единственное, что у меня оставалось. И, как и в случае с матерью, я понятия не имела, как его спасти.

Подтянув ноги к груди, я молила Вселенную, звезды, богов и самого Иисуса помочь нам. И тут, так же быстро, как появился мой герой, когда я лежала на полу посреди фуд-корта, держа за руку свою мертвую мать, появился наш спаситель в виде большого татуированного парня, которого я видела, прячась за одним из столов.

Кровь застучала в ушах, когда я увидела, как он вошел в кухню. Он больше не был похож на испуганного ребенка, а скорее на убийцу, выполняющего свою миссию. Его лицо было суровым, а глаза — пустыми, но его шаги были наполнены опасной целеустремленностью, которая прорвала плотину внутри меня, наполнив мой организм надеждой.

Не раздумывая, он бросился в бой, отбросив стрелка от моего мальчика.

Я старалась не отставать, но все происходило так быстро.

Мой мальчик кричал, чтобы кто-нибудь взял пистолет. Его отец выругался.

Но татуированный мужчина ничего не сказал.

Кулаки о плоть, головы о кафель, а через секунду, как и началось, все закончилось одним выстрелом.

В комнате воцарилась тишина, и я слышала только стук пульса в ушах. Татуированный

парень первым скатился с кучи, в его руке был пистолет.

И я ждала, затаив дыхание и молясь богам, в существовании которых не была уверена, чтобы мой мальчик не был следующим.

Я поднялась на колени, ища хоть какие-то признаки жизни.

Но он был так мучительно неподвижен.

Насколько я знала, в тот день я потеряла всю свою семью. Но у меня все еще был он, и мне нужно было, чтобы с ним все было в порядке. Если все действительно закончилось, мне нужно было, чтобы он был в порядке.

— О, Боже, — закричала я, когда он вдруг поднялся на колени, покачиваясь и теряя равновесие, видя под собой мертвого стрелка, вокруг которого расплывалась красная лужа.

Лицо моего мальчика было залито кровью, и оно уже опухло настолько, что его было не узнать. Но его голубые глаза смотрели на меня как прожекторы.

— Ты… — он упал на бок, подперевшись одной рукой, а другой обхватил свой окровавленный живот.